Молчание Джульетты

Обращение к известной всем классической пьесе обязывает режиссера. До него были тысячи постановок, и чтобы новый спектакль вошел в историю театрального искусства (ведь никто из режиссеров не отказался бы от столь почетной славы), нужно открыть то, что еще не было в пьесе найдено до него. То есть просто заговорить с новым поколением о нем же. Если поставить спектакль, не учитывая помыслов этого поколения, то юная публика над постановкой посмеется, а томик произведений Шекспира забросит подальше или отдаст предпочтение ночному клубу или концерту...

Шекспир — один из самых благодарных авторов. В его пьесах столь большой диапазон, что в спектакле можно акцентировать внимание как на высоком — духовном, так и на низком — площадном. Режиссер Валентин Козьменко-Делинде, поставивший «Ромео и Джульетту» в Театре им. И. Франко, так и поступил: он выбрал фарс, в ущерб духу. В его спектакле мужчины то и дело залазят под юбки женщинам, а последние и сами не прочь поднять их, чтобы продемонстрировать то, что находится под ними (лосины или брюки). Дамы ходят, как ночные бабочки, то и дело указывая этим, что они — соблазнительницы мужчин. Есть еще одна «фишка» в постановке Козьменко-Делинде — бочка. В ней живет священник брат Лоренцо и занимаются сексом герои Шекспира.

Бочка, стекло в рамке, балкон — вся сценография (ее создал сам В. Козьменко- Делинде). Актеры играют почти в пустом пространстве. Поэтому более выпуклыми становятся их удачи и просчеты. С первых их слов режет ухо фальшь. А слово в театре выражает, как правило, присутствие чувств или разума. Поэтому неискренность произносимых со сцены слов можно отнести к более глубокой проблеме современного украинского театра — неумению актера не только думать, но правильно чувствовать и передавать чувства зрителю.

Самая чарующая сцена постановки — явление Джульетты (Анжелика Савченко). Актриса появляется спиной к зрителям. Мы видим ее статную фигуру, белое платье, роскошные длинные волосы и чувствуем трепет. В этом молчании много обещания, силы, недоговоренности. Но стоило актрисе заговорить, как магия ее нежного образа рассеялась.

Но не только в чувствах и речи проблема. Несмотря на то, что многие молодые актеры умеют делать «акробатические» трюки, но о движении в спектакле они не заботятся. В «Ромео и Джульетте» актеры, исполняющие роли господ, двигались также незамысловато, что и их «слуги». Порою сутулые спины, плебейские манеры, походка… Наблюдая за молодыми исполнителями (а в спектакле задействованы и студенты), возникает вопрос: почему они, заполучив роскошную роль, не хотят играть, не хотят привносить свое «я», чтобы создать не похожий ни на кого образ?

Все в спектакли походило на имитацию. Несмотря на то, что дамы виляли бедрами, женственности им это, увы, не придавало. Мужчины же, выражая страсть или горе, порою непристойно по-тюзовски рычали (в ТЮЗе рычание актера, изображающего медведя, вполне понятно). А Ромео (Дмитрий Чернов) слова «Я кохаю» произносил с интонацией братка на разборках, не осознавая, что любви пафос чужд (неужели сам не любил?). В результате, профанация истинных чувств привела к тому, что все актеры слились в одно исполняющее волю режиссера «оно» без женского и мужского начала...

В программке к спектаклю множество фотографий. На общем фото лежит у ног актеров смеющийся режиссер Козьменко- Делинде (а на нем — актриса!). Смотришь на его седые волосы и думаешь, что может, не надо было за «Ромео и Джульетту» браться? Не нам, зрителям, решать, что художнику ставить, но зачем же ему в момент, когда сегодня так актуальна тема борьбы кланов, не отобразить ее в своем спектакле? Зачем, когда народ устал от генитальных проблем из «телеящика», демонстрировать их в театре и брать для этого пьесу о чистой любви? Не известно, оценят ли школьники, придя на спектакль, самую удачную сцену постановки, где Джульетта молчит, но вряд ли им спектакль франковцев может помочь в школьной программе, приоткрыв тайны драматургии Шекспира.