«Моя фамилия не Димаров, а Гарасюта...»
Писатель об украинской литературе, истории и сегодняшнем днеАнатолия ДИМАРОВА, автора многочисленных романов, повестей, рассказов и новелл, по праву можно назвать старейшиной писательской братии. Он, очевидец Голодомора 1932—1933 годов, первым в украинской литературе в 1964-м (!) описал это лихолетье в романе «И будут люди». В те сложные советские времена всячески содействовал опальным поэтам и прозаикам: писал на их произведения положительные рецензии и организовал подпольный фонд помощи. Фактически открыл Григория Тютюнника, рецензируя его первые украиноязычные произведения!
Обычно в старинных монастырях есть один-два старца, олицетворяющих целую эпоху. И послушники стремятся как можно больше у них перенять. Так и с Анатолием Димаровым: кто-то считает его своим учителем (ему до сих пор носят читать рукописи перед тем как отдать их в издательство), кто-то — другом, а еще кто-то, как и он, страдает «каменной болезнью», то есть коллекционирует камни. Но все многозначительно называют Анатолия Андреевича «вытесанный из камня».
— Кстати, не люблю, когда меня называют патриархом. Это звучит так, как если бы тебя уже не стало...
— А аксакалом?
— Это как-то больше импонирует...
— Во времена нашей независимости началось «новое» прочтение украинской литературы, особенно советского периода. Из школьных и университетских программ исключаются произведения писателей, творивших в советский период. Того же Павла Тычины, Владимира Сосюры... Ваше мнение по этому поводу?
— Что касается советских поэтов и прозаиков, то те, кто отважился написать правду, преимущественно отправлялись на Соловки. Но если у писателя, кроме таланта, была еще и совесть, то он пытался хотя бы полправды написать. А таких было немало!
Молодые очень часто перечеркивают всех, кто творил до них. Вспомните, после 1917 года литература тоже «начиналась» с Маяковского, как будто не было до него ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Толстого, ни Достоевского... То же и сейчас происходит. Но ведь нельзя огулом все перечеркивать! На мой взгляд, драма заключается еще и в том, что многие современные украинские прозаики и поэты копируют западных. Причем, копируют как: на Западе тем или иным направлением уже давно «переболели», а у нас оно подается как достижение... Следовательно, я ко всему этому отношусь философски. Время — справедливый судья и все расставит на свои места.
— Скажите, а вам интересна современная украинская литература?
— Смотря какая. Я читаю очень много. Произведениями, где изображен примитивный сексуальный натурализм, не увлекаюсь. Прочитал одно, второе, третье — они настолько похожи между собой.
Диво дивное — в современной украинской литературе лидируют женщины. Это, наверное, уже генетически так сложилось. Украинская женщина всегда шла впереди. Например, когда в России молодожены становятся на рушник, поп ревет: «Жона да убоится мужа...». А у нас священник ласково говорит: «Любите и уважайте друг друга». Наверное, мне наиболее интересны талантливые Галина Тарасюк и София Майданская. Я рад, что у нас появились молодые, то есть младшие писатели, такие как Виктор Баранов и Василий Шкляр, заполняющие нишу приключенческой литературы.
Но, очевидно, мне больше по нраву классики. Например, Григорий Тютюнник. Он — явление невероятное! Когда японцы издавали сборник самых выдающихся новеллистов мира, то из Советского Союза туда было включено творчество только Василия Шукшина и Григория Тютюнника. А Лина Костенко! Знаете, когда впервые мне как редактору в руки попали произведения шестидесятников, удивляло, что у них не было периода ученичества. Они сразу писали как выдающиеся мастера слова. Это поколение по праву на десять голов было выше моего!
— Говорят, в советские времена вы всячески содействовали опальным и обвиняемым писателям...
— Было... Мне как-то не хочется об этом говорить. Как говорится в Евангелии, пусть твоя левая рука не знает, что делает права.
Ну, я уже имел какое-то имя и мне часто приносили книги на закрытые рецензии, чтобы их спасти, потому что на них написаны сокрушительные статьи. Помню, мне попал в руки «Интернационализм или русификация» Ивана Дзюбы. Я дал его прочесть одному писателю из Донбасса — человеку очень порядочному, но насквозь пронизанному тем соцреализмом. Прочитав, тот был поражен, мол, осознал, что он — не просто советский человек, а прежде всего — украинец! Этим произведением Иван Дзюба пробудил сознание многих. Я скажу, современный Иван Дзюба — совесть нашей нации!
Когда началась травля Дзюбы и других, у меня возникла идея создать подпольный фонд помощи тем писателям. Немало людей давало деньги. Немало мы и раздавали. Слава Богу, обошлось: меня не успели посадить...
— А как вы отважились упомянуть о Голодоморе в романе «И будут люди»? Это же был 1964 год?
— Я не отважился. Просто все тогда настолько опостылело! Оглянулся, а у меня целое кладбище замыслов похоронено... Но когда писал свои воспоминания детства о голоде 1932—1933 годов в романе, все равно внутренний цензор сидел: не упомянул, что мой отец — кулак и моя фамилия не Димаров, а Гарасюта... В начале работы над этим произведением вызревал замысел написать историю украинского народа с конца ХІХ века вплоть до хрущевской «оттепели». Но о голоде нельзя было упоминать (хотя я упомянул), о раскулачивании — тоже, о репрессиях — ни в коем случае. Повсюду так называемые красные предупреждающие флажки. И не сладко же мне пришлось за «И будут люди». Тогдашнему генеральному прокурору поступило заявление с требованием судить меня показательным судом за этот роман. Кстати, он все же был напечатан, но с очень существенными правками (посодействовал этому секретарь парторганизации Союза писателей Никита Шумило). И только в прошлом году, к моему 85-летнему юбилею, его впервые напечатали полностью! А в конце книги помещены отрывки из тех сокрушительных рецензий, чтобы читателям было понятно, в каких ужасных условиях писателям приходилось хоть немного говорить правду.
После написания романа «И будут люди» я не мог нигде ни копейки заработать — не давали. И это меня толкнуло в странствия. Я подружился с геологами и подался по самым большим и самым могущественным горам бывшего Советского Союза. Там я увидел невероятную красоту и величие.
— Анатолий Андреевич, я знаю, что ваша жена Евдокия Несторовна тоже очевидец Голодомора 1932— 1933 годов...
Евдокия Димарова:
— Я хорошо помню (мне тогда было девять лет), что в 1932-м собрали хороший урожай на Черниговщине, откуда я родом. И мой отец как председатель колхоза сетовал, что все зерно забирают, мотивируя это хлебозаготовками. Параллельно проводили коллективизацию. Неподалеку от нас жил один мужчина. Его называли «индус», потому что всегда ходил в белой полотняной одежде. У него был конь и много гусей. Как-то к его хате подъехали работники соответствующих органов, вывели полуодетого «индуса» с женой, посадили на подводу и увезли. Больше никто из односельчан супругов и не видел. Их гусей половили мальчишки — все же голодными были. И мой старший брат одного стащил, и в кустах всей семьей его зажарили. Весной 1933-го уже начался страшный мор. Через наше село все шли и шли люди из Центральной Украины, в частности с Полтавщины, и просили хоть что-нибудь поесть, взамен предлагая вышитые рушники и сорочки.
Меня на всю жизнь до глубины души поразила своим символизмом одна картина. Это было в селе Гремячка Ямпольского района Сумской области, куда впоследствии мои родители переехали. И хотя там с церкви сняли крест и давно в ней не служили литургию, но опухшие от голода люди, понимая, что доживают последние часы, а может, и минуты, плелись к той церкви умирать... Из ада — к Богу...
А потом отца, у которого забрали партбилет (что фактически означало отторжение его обществом), вместе с другими крестьянами вывезли укреплять колхозы на Житомирщину. Мы приехали, а села — пустые! «Не ходите в школу через лес, потому что там привидения водятся», — пугали взрослые нас, детей. А то не привидения были, а многочисленные могилы тех, кто погиб от Голодомора...
Анатолий Димаров: — Коммунисты должны покаяться за это преступление!!! Помню, когда на Верховной Раде призывали почтить память безвинно погибших от голода в 1932—1933 годах в Украине, все, кроме коммунистов, встали...
И еще. Я считаю, что в Украине было два масштабных геноцида. Первый — Голодомор 1932—1933 годов. Второй — когда советские войска освобождали УССР. Собственно, во время последнего буквально на немецкие пулеметы погнали миллионы невооруженных юношей и мужчин в возрасте от пятнадцати и до шестидесяти лет. Я сам такое пережил. Нас, солдат, привезли на Донбасс. Дали в руки по полкирпича и сказали: бегите по льду озера к высоким стенам металлургического завода, где засели немцы с пулеметами, бросайте кирпичи через стены — пусть враги думают, что летят гранаты. Потом мы должны были на них прыгать и отбирать оружие... Меня спасло то, что уже был инвалидом войны и знал, что это такое, потому и бежал в последних рядах. Из 500 человек в живых осталось около 15! И так по всей Украине было намеренно массово уничтожено мужское население! Больше всего об этом уничтожении украинцев во время Великой Отечественной войны написал покойный Федор Моргун.
— Анатолий Андреевич, что вы думаете о судьбе нашего народа за последнее столетие?
— По сути, после 1917 года продолжалась царская политика угнетения народов. И украинцы оказались в той же, а, может, даже в худшей неволе, где нас воспитывали рабами.
— В одном интервью вы сказали, что Украине обязательно нужно стать членом НАТО. Аргументируйте свою позицию.
— НАТО — наше единственное спасение. Нам нужно дистанцироваться от России. Вы уверены, что в 2017 году российский флот уйдет из Крыма?
Знаете, я восхищаюсь российским народом. Куда бы россиянин ни поехал, он в душе Россию везет с собой. И где бы он ни поселился, там вокруг него Россия. Таких националистов еще нужно поискать! И, кстати, таких великодержавных шовинистов тоже!
— Что вас как писателя тревожит сегодня?
— Три года моя новая книга «Божья кара» лежала в издательстве... В конце концов, я пошел и забрал ее оттуда. Посоветовали искать спонсора. А где же его найти? На русскоязычное издание — пожалуйста. В «Божьей каре» я пишу о сегодняшнем дне, в частности, о том, что мы, имея моральные авторитеты, не прислушиваемся к ним. Одним словом, как писал Шевченко, «Якби ви вчились так, як треба...». На мой взгляд, там только одна сказка о коммунистическом «рае» чего стоит!
Знаете, за время независимости я не получил ни копейки гонорара, хоть мои произведения и издавались (вместо гонорара получал свои книги). Однако я безгранично счастлив, что могу писать правду!