Мухи вульгарной эсхатологии

Конец второго тысячелетия перечеркнул все предположения культурологов о том, что на рубеже веков (а тем более тысячелетий) усиливаются мистические настроения в обществе. Что- то вроде казусов метеорологии, когда три дня подряд с экрана телевизора обещают дождь, о чем и облака свидетельствуют, и влажность якобы повышенная, и давление скачет — а дождя нет. Как назло. Так и слухи о «конце света» за какой-то месяц до 2000 года бытуют в тех же кругах, которые и муссировали их чуть ли ни с конца ХIХ века, сохраняя, как наследство, «предчувствия конца» и традиции спиритических сеансов. Украинское общество, пережив период неподдельного увлечения мистикой в лице Кашпировского, кажется, сегодня упрямо ассоциирует ее с Дэвидом Копперфильдом, привычно путаясь в понятиях. Даже солнечное затмение вызвало скорее, возбуждение игры, чем катастрофы, — веселой паузы в катастрофе ежедневного выживания.

Однако как коммерческая идея «конец света» — не самый худший сюжет, особенно для Голливуда, который в последнее время свихнулся на теме американского мессианизма (от кого американцы нас только не спасали: и от вселенских катастроф, и от инопланетных монстров, и от неслыханных эпидемий, голода и холода...) На этот раз нас будет спасать Шварценеггер и не от кого нибудь, а от самого дьявола (Гэбриел Бирн). Приманки фильма: железный Арнольд, чудесные спецэффекты, большие невинные глаза Робин Танней (она играет девушку, с которой дьявол должен в последний час тысячелетия зачать ребенка); что же касается кровавых подробностей — умеренные, но согласно с рецептом жанра.

Однако в самом сюжете много неувязанных мотивов: служители сатаны мало чем отличаются от служителей бога — в общем, все они статисты, фон событий, дешевая рабсила. Статическая толпа сатанистов в фильме по своему духу напоминает советские фильмы о социальных маргиналах: окутанный флером непознаваемости опоэтизированный мир воров, цыган или хиппи — «вот такие мы загадочные животные ежики». Не стоит и говорить, что самое большое наслаждение от такого кино получали сами маргиналы. Кажется, по этому принципу сняты и приверженцы зла в «Конце света»: нагнать мистического страху не столько перед мировой катастрофой, сколько перед загадочными соратниками дьявола, которые всюду и везде, как «черная рука» в детских страшилках. И этот акцент в фильме явно смакуется.

В общем, в фильме много парадоксальных моментов. Такое впечатление, что на ниве стройной системы религиозных догматов авторы решили создать особую науку — народную эсхатологию, в которой объяснить тысячелетнюю историю взаимоотношений Бога и дьявола по современной моде, не вдаваясь в подробности, а «белые нитки» несогласованного сюжета закамуфлировать культом таинственности. Однако как вульгарный социологизм ничего не объясняет в подкожной природе непростых социальных взаимоотношений, так и вульгарная эсхатология ничего не проясняет современному человеку в его непростых отношениях с Богом, с которым он фамильярно корефанится на «ты». В каком-то отношении этот фильм действительно о конце света — грядет нашествие даже не варваров, а «властелинов мух» (позаимствуем образ у Голдинга), которые перепишут всемирную историю в форме комиксов и замечательно будут жить в святой уверенности, что «сама золотая рыбка» давно и исправно служит у них на посылках.