«Мы перестали читать в метро»

Вадим ПИСАРЕВ, народный артист Украины, художественный руководитель Донецкого государственного академического театра оперы и балета им. А. Соловьяненко:

— Как теперь престижно ездить на иномарке, так тогда проявлением хорошего вкуса считалась собранная домашняя библиотека. Она старательно собиралась и пополнялась из года в год. Мне на совершеннолетие подарили «Таис Афинскую» Ефремова. Это было начало моей многочисленной коллекции. Я остаюсь ценителем украинской, русской, зарубежной классики. Поэтому самыми дорогими изданиями считаю произведения Тараса Шевченко, Марко Вовчок, Ивана Франко, Леси Украинки, Александра Пушкина, Ивана Бунина, Бориса Пастернака...

Очень модно было тогда обмениваться книгами даже на два-три дня, и все повсюду читали: в обеденный перерыв на работе, в транспорте по дороге домой, дома допоздна. Признаюсь, я не часто одалживал свои книжки, боялся — что, если пропадут? Ведь даже за талоны их непросто было получать. Помню, чтобы получить две книги Александра Дюма — знаменитые «Три мушкетера» и «Двадцать лет спустя», я сдал 60 килограммов макулатуры. Кстати, сдавать в приемные пункты политическую литературу, например, труды Ленина, запрещалось.

Было трудно купить и профессиональную музыкальную литературу. Поэтому пришлось ходить в библиотеки. И сейчас она редкость. К тому же, ценные художественные книги сейчас по цене произведения искусства.

Сейчас я не так часто пополняю коллекцию, мало интересного выходит из печати. Недавно мне подарили роскошное издание «200 лет Большому театру». Книга и сейчас для меня остается дорогим подарком.

Мария СТЕФЬЮК, народная артистка Украины, солистка Национальной оперы Украины:

— Именно в те 60—70-е годы формировалась моя домашняя библиотека. Правда, я ни разу не сдавала макулатуру, чтобы за нее получить талоны на книги. В Москве или где-нибудь за рубежом всегда покупала два- три экземпляра, а потом менялась ими со знакомыми, друзьями. А они ездили в села или райцентры и там покупали их. Представьте, в поселке городского типа можно было купить интересные издания, а попробуйте теперь поискать...

Самые разнообразные произведения, а прежде всего узкоспециальную литературу (с ней было особенно трудно) я привозила отовсюду, где была на гастролях. У украинцев в Чикаго или Торонто покупала Владимира Винниченко, Евгения Плужника, Мыколу Хвылевого — авторов неизвестных, а то и вовсе запрещенных в советской Украине. А среди русских эмигрантов — стихи Осипа Мандельштама, прозу Михаила Булгакова... Случалось, что на московских таможнях такую литературу отбирали — дескать, не разрешено.

Тогда я дружила с шестидесятниками: Аллой Горской, Виктором Зарецким, Борисом Плаксием, Николаем Воробьевым. Это они меня приучили читать настоящую литературу. Именно от них впервые услышала об украинском поэте Евгении Плужнике, норвежском писателе-философе Кнуте Гамсуне. Но такие книги нельзя было приобрести даже за талоны в Советском Союзе.

Книга уже не дефицит. А я и дальше музыкальную литературу, нотные партии привожу из-за рубежа (хорошо читаю на польском и немного на итальянском). И дальше под настроение перечитываю Василя Стефаника или Михаила Коцюбинского из своих старых приобретений.

Мирослав ПОПОВИЧ, академик, директор Института философии НАН Украины:

— Я хорошо помню те времена. За макулатуру можно было выменять хорошие книги — произведения зарубежной классики и украинских советских писателей. Тогда я заботился о детях. Они учились в школе, и нужны были книги, входившие в учебную программу. Вы не поверите, я тогда сбился с ног в поисках «Как закалялась сталь» Николая Островского: талон на получение произведений зарубежной классики обменял на талон, который давал право получить книги советских писателей, а потом еще и выстоял в очереди.

В те времена наблюдался большой интерес к чтению. Книга стала источником общения. Было стыдно не интересоваться книжными новинками. Прочитал, порекомендовал другу, принес коллеге, тот взамен дал томик Дюма или Бальзака. Выбор произведений зарубежной классики был богатым. А попробуйте сейчас купить Шекспира или Бальзака, кроме как у букинистов.

В те времена я участвовал в международных конгрессах, конференциях. Тогда между нами и иностранцами наблюдалось три самых выразительных отличия. Их улицы сияли неоновыми рекламами, наши — были темными. Дороги Амстердама или Парижа и их окрестностей по обе стороны засажены деревьями и цветами, ежедневно убирались, а советские же были грязными, да еще и в ямах и выбоинах. Но мы в отличие от иностранцев читали в метро — и читали не беллетристику, а настоящую литературу. Сейчас наши улицы стали еще темнее и грязнее, и мы перестали читать в метро.