«На войне есть только «свои» и «чужие»

С успехом в Магдебургском театре прошел театральный фестиваль с провокационным названием «Дикий Схід. Явище Україна». В его рамках были представлены три постановки по текстам современных украинских драматургов. Татьяна Киценко — одна из них. Ее пьеса «Жінки і снайпер» (первая премия на VІІІ Биеннале современной драматургии «Свободный театр»-2016 в номинации «Пьеса на общественно-политическую тему») — о судьбах людей во время Майдана и войны. Особенность постановки в том, что все актеры — немцы.

 Социально-политическая тематика является основной для Т. Киценко-драматурга: «Білохалатність» посвящена проблемам медицины, «Моя міліція мене» — ситуации в органах внутренних дел. В интервью «Дню» автор объясняет, как появился снайпер в пьесе о музее, о пользе «болезненных» спектаклей и о том, как в Магдебурге воспринимали украинское искусство.

 — Пьеса «Жінки і снайпер» впервые была прочитана в Брно, а поставлена украинским режиссером Александрой Сенчук в Магдебурге. Это выглядит так, будто отечественный зритель психологически не готов к восприятию такого продукта?

 — Действительно, достаточно симптоматично. Кое-кому не совсем понятно, зачем пьеса о войне в стране, где идет война. Мы все так или иначе подвергаемся манипуляциям, и о событиях на востоке страны у многих слишком идеалистичное представление. Вместе с тем, буквально каждый, кто воевал в АТО, начинает свой рассказ с фразы: «Война — это не то, что показывают по телевизору». Я предлагаю посмотреть на явление под другим углом, провоцирую включить критическое мышление.

 Когда писала «Жінки і снайпер», было большое искушение представить определенную точку зрения на события, сморализировать. И все же старалась быть максимально нейтральной. Хотя бы потому, что война — это война: здесь нет «хороших» и «плохих». На войне есть только «свои» и «чужие».

 — Ты не боишься, что, касаясь подобных тем, делаешь зрителю больно?

 — Если боль не проживать, «паковать» в себе, она идет в подсознание и отравляет организм. Поэтому в психотерапии есть прием: человек во избежание неприятных эмоций, наоборот, в них пребывает, сознательно усиливает психологическую боль — до крайностей, до абсурда. Вплоть до того, пока та мука не треснет и не отойдет. Это еще об одной функции остросоциальных тем: мужественно продравшись сквозь шквал эмоций, выходим на какой-то конструктив.

 — Какое в пьесе соотношение фикшн и нон-фикшн?

 — В основе текста — документальный материал. Вместе с тем использую художественные средства: мне нравится раскрывать сюрровость реалий, к которым мы настолько привыкли и приспособились, что перестали замечать.

 — Почему ты решила писать о Майдане?

 — Очевидно, инстинкт самосохранения: должна была психологически и эмоционально стабилизироваться. С другой стороны, пока собирала интервью, в известной степени социализировалась. Материала намного больше, чем использовала, и это боль документалистов: много собранных интересных интервью в конечном счете приходится складывать в авторский «портфель», надеясь задействовать в будущем.

 — Откуда в пьесе музейная тематика?

 — Это вообще должен был быть текст о музейных работниках, просто жизнь его по-своему скорректировала. Работники НХМУ во время горячих событий на Майдане защищали музей, его фонд, сам дом: в пьесе это более-менее детально описано. Кстати, главной ценностью считались не произведения искусства, а сотрудники: это очень растрогало.

 — Но почему твой главный герой — СБУшник?

 — Нужна была реальность, которая бы максимально диссонировала с музейной: тема воинов мне интересна и понятна. К тому же вспомнила, как мой коллега Женя Марковский однажды сказал: «Майдан нужно описывать глазами какого-то беркутовца — вот была бы тема». Надеюсь, когда-то эта идея будет воплощена в полной мере. А пока беркутовцы оказались неразговорчивыми, и у меня вышел офицер из группы «Альфа»: такой себе современный Арджуна, который отличается от своего коллеги из «Махабхараты» тем, что принимает участие в отнюдь не священной войне. Поэтому вместо Бога Кришны у него в друзьях демон иллюзии... И поскольку в пьесе представлены два мира — условно мирный и военный — главный герой, как подобает, разрывается между ними.

 — Фактически эти два мира ты сочетаешь. А противопоставляешь ли гендеры? Название вроде бы на это намекает.

 На войне исторически больше мужчин: это статистика. Поэтому, хоть и опосредствовано, гендерный аспект присутствует. Однако меня больше интересует, что определенная часть бойцов АТО, независимо от гендера, идет на войну, чтобы сбежать от себя, проблем мирной жизни — и таким образом только углубляют внутреннюю бездну. Потому что, в конце концов, неважно, что ты делаешь, важно — почему.

 — Как восприняли спектакль в Германии?

 — Для зрителей это была, в первую очередь, своеобразная политинформация: о событиях в Украине они знают из СМИ, и информация иногда очень противоречивая. Воспринимали хорошо: после показов (и это касается всех спектаклей на фесте) долго аплодировали — при том, что немцы обычно довольно сдержанны. Видела, что в конце «Жінки і снайпер» в зале кто-то плакал, и это значит: таки подействовало.

 — Что больше всего понравилось на фестивале «Дикий Схід. Явище Україна»?

 — Это было довольно большое мероприятие, полностью посвященное украинскому театральному искусству. Специально к фесту в Магдебургском театре поставили «Жінки і снайпер» (режиссер — Александра Сенчук), «Вій» Наталии Ворожбит (режиссер — Макс Голенко) и «В начале и в конце времен» Павла Арье (режиссер — Стас Жирков). Несколько готовых спектаклей было привезено: два спектакля Харьковского кукольного театра (режиссер — Оксана Дмитриева) и «Голодомор» (режиссер — Марина Шубарт). Плюс состоялись чтения текстов современных украинских драматургов, концерт группы DakhDaughters, панельная дискуссия.

 Все постановки видела хотя бы один раз — и это было достойно: очень этому рада. Впрочем, еще более важен сам факт: такой фестиваль состоялся. Уверена, для режиссеров, актеров и всех, кто принимал участие в проекте, это был бесценный опыт. Лично для меня — точно.