«Не стоит ориентироваться на Запад во всем, а нужно искать что-то свое»

Публика наслаждалась фантастическим голосом Кочерги на концертах в филармонии и в рамках проекта «На Україну повернусь» на сцене Национальной оперы. Но вот впервые за 20 лет Анатолий Иванович запел на родной киевской сцене в спектакле «Евгений Онегин». Несколько минутный шквал благодарных оваций венчал популярную арию Гремина в исполнении маэстро.

— Можно ли это выступление считать знаком возвращения в Украину?

— Действительно, уехав в 1988 году в Вену, я очень часто приезжал домой, просто об этом никто не знал. По одной простой причине. Я ехал заниматься со своим концертмейстером и другом еще со студенческой скамьи Константином Фесенко, работать над новыми партиями. Если бы я каждый раз объявлял о своем приезде, да еще и пел, как сейчас, в спектаклях, то на новое мне бы просто не хватало времени. Да, из-за участия в опере «Евгений Онегин», из-за внимания, хотя и приятного, со стороны прессы я вынужден сокращать свои занятия. А с Украиной я никогда не прощался, хотя говорили обо мне всякое: и что предал, погнался за легкими деньгами... Пусть бы каждый из них попробовал той легкости. На Западе невозможно спрятаться от налогов. А профессия певца абсолютно открыта. Здесь не носят конверты за кулисы. Все прозрачно. К тому же налоги огромные — до 52%. Кроме того, я плачу своему импресарио, который подыскивает и дает мне работу. И выходит, что более 60% я отдаю из того, что зарабатываю выступлениями на сцене.

— Дают ли такие большие налоги право на заграничную пенсию?

— К сожалению, нет. И это для меня самое непонятное. Если я плачу государству, на чьей территории выступаю, такие огромные налоги, то логично рассчитывать на социальную поддержку. Но иностранцы такого права не имеют — есть законы, а с ними не поспоришь. Ты можешь откладывать из того, что остается...

— Если уж речь зашла о пенсиях, знаете ли вы, как отблагодарит вас Украина за годы работы на киевской сцене, за прославление ее в мире?

— На Родине моя пенсия будет составлять около 120 евро (столько будет получать народный артист бывшего СССР, лауреат Шевченковской премии и так далее. — Л.Т.). «Своих не любят на Руси», как говорит Голицын в «Хованщине» Мусоргского. Это увековечено... Своих не любят и не ценят. Ценят посмертно... И то не всех... К сожалению, эта тенденция продолжается и до сих пор. Впрочем, я не жалуюсь. Оставаясь гражданином Украины, я делаю свое дело по всем миру, эксплуатирую свои природные данные, свое здоровье, ни у кого ничего не краду, и моя душа спокойна. Ныне есть чем заниматься, а потому думать о пенсии еще рановато.

— Расскажите о творчестве: в каких интересных постановках вы участвовали, о новых спектаклях и концертах, а также о гастролях на Западе?

— Слава Богу, есть еще о чем говорить и будет о чем вспомнить. За 20 лет активной работы на Западе я работал с самыми знаменитыми театрами мира. 38 раз пел на сцене «Ла Скала», несколько раз в «Метрополитен-опера», «Ковент-Гардене». За последнее время я вместе с труппой театра «Ла Скала» гастролировал в Японии. Сейчас работаю над постановкой «Севильского цирюльника» в Мюнхене. Потом во Франции (в Лионе) Питер Штайн будет ставить «Мазепу». Там же, во Франции, на фестивале буду петь в «Дон Жуане», а на юге страны буду принимать участие в концерте, где будет исполняться 14-я симфония Шостаковича. Дальше мой гастрольный маршрут пройдет в Осло — будет несколько концертов, где буду петь «Песни и танцы смерти» Мусоргского на слова Голенищева-Кутузова. Вот такой круговорот продолжается. Слава Богу, что планов еще хватает и я нужен публике. За очень напряженный творческий график благодарю одного человека, который для меня музыкальный бог, — это Клаудио Аббадо. Он был моим проводником в элитный состав оперных исполнителей Запада. Я ему очень благодарен и за многолетнюю дружбу, за возможность работать с самыми выдающимися мастерами — дирижерами, режиссерами, сценографами, певцами, музыкантами... Знаете, я сожалею только о том, что на протяжении 21 года не интересовалась мной лишь Украина. Вот только благодаря энтузиазму главного дирижера Донецкой оперы Василия Василенко состоялось мое нынешнее выступление на киевской сцене. И то уже пошли слухи, что я пою от «донецкой мафии». Это у нас очень хорошо получается — распространять всевозможные небылицы о других... Когда Василенко предложил выступить, то я в технические детали не вникал (на Западе этим занимаются импресарио) и сказал: «Договоритесь с руководством, и я приеду». Знаю только, что до последнего дня были какие-то сложности. Но спектакль состоялся и, слава Богу, все прошло очень хорошо. Приятно, а также очень ответственно петь для своих, со своими, в до боли знакомой атмосфере постановки, которая выдержала проверку временем.

— Анатолий Иванович, как вы относитесь к новейшим оперным тенденциям, когда, например, действие классического произведения переносится во времени и пространстве — певцы летают под куполом, ездят на мотоциклах и что-то там поют?

— Можно говорить о тенденции. К режиссуре по всему миру претензий много, иногда действительно сложно смотреть происходящее на сцене. И все же в музыкальном спектакле главное — музыка. Она, слава Богу, менее всего страдает во время постановки: бывают, конечно, купюры, сокращения, перестановки. Музыку режиссеру испортить не удастся. Я считаю, не нужно ориентироваться на Запад во всем, а нужно искать что-то свое. Мне приходилось принимать участие в постановках, когда на сцене происходили ужасные вещи... Только американцы еще придерживаются классического уровня оперных спектаклей. А в Европе сегодня любят экспериментировать. Как-то и я принимал участие в постановке «Риголетто», где практически все персонажи были в обезьяньих масках... Мы, артисты, задыхались в них. Думаю, если бы Верди ожил и увидел те «морды», то сразу опять умер бы. Мне приятно работать с талантливыми и оригинальными режиссерами. Кстати, я принимал участие в интересной постановке «Евгения Онегина» Дмитрия Чернякова. Это имя сейчас среди самых первых и наиболее популярных. Я пел в его спектакле с составом Большого театра в «Гранд-опера» в Париже и в «Ла Скала» в Милане — и был огромный успех!

— Но о нем говорят как о скандальном и цитируют слова Галины Вишневской: «Это не «Евгений Онегин», а оперный кошмар»!

— Я не вижу в этой постановке скандальности. А критики своими разгромными статьями делают режиссеру дополнительную рекламу. Кто-то из коллег просто завидует, а за Чернякова я очень рад. Он талантливый человек, очень сведущий, высокообразованный, и в том числе музыкально — он сам скрипач. К тому же Дмитрий обладает умением четко и интересно передавать свои требования, подкрепленные знаниями так, чтобы вызвать восторг всех участников постановки. Он не только рассказывает, показывает, детализирует, он вдохновляет тех, кто работает рядом, на совместное творчество. Четко вырисовывая главную линию, в деталях и оттенках работает с каждым, с учетом личности, настроения. Это молодой, современный человек, который не допускает обидного диктата. Я недавно с удовольствием пел в его «Хованщине» в Мюнхене, мы сделали видеозапись. Теперь именно Дмитрий Черняков будет ставить «Дон Жуана» на фестивале в Провансе. Я счастлив, что судьба меня свела с ним.

— При напряженном ритме творческой жизни и плотности графика, по-видимому, сложно представить себя в какой-то другой ипостаси. И все же, когда-то Богом данный ваш замечательный голос скажет «хватит», и чем тогда будете заниматься — педагогикой или продюсированием?

— Не стоит ждать этого. Скажет — так скажет. Жизнь — одна, к сожалению, коротка, но прожить нужно каждый ее день эмоционально. Я чувствую в себе еще неисчерпанные возможности. Ко мне все время обращаются молодые певцы — и в ходе постановок, и на гастролях, где время найдется. Я никогда не отказываюсь помогать, чувствую к этому умение. Но пока еще это слишком утомляет, более, чем собственное пение. Волнение за другого, автоматическое внутреннее подпевание, представьте себе, утомляет голосовые связки даже больше, чем когда работаешь сам. В этом своя специфика. Поэтому я не очень люблю быть в жюри конкурсов вокалистов. Так, во время Международного конкурса имени Бориса Гмыри, который совпал с «помаранчевой» революцией, я на несколько дней охрип, почти не говорил, где там петь! Вокал пока еще для меня — это главное. Сколько сердце мне позволит и мои раненные ноги, столько буду петь!

— Кто вас поддерживает в жизни?

— Моя семья. Я без устали буду благодарить моих ближних за то, что они со мной рядом, без них жизнь, и творческая в том числе, не имела бы никакого смысла. Я рад тому, что дочка состоялась как личность. Она занимается культурным менеджментом, работала в нескольких агентствах, а теперь работает на телевидении, собирается свой канал делать. Я счастлив, что мог дать ей хорошую базу, а она идет еще дальше. Ей в этом мире ориентироваться легче. Владеет пятью языками. В 24 года у дочери нет никаких комплексов перед людьми любого ранга. Всюду бывая рядом со мной, знакомясь и общаясь с теми, с кем общаюсь и я, она получила хорошие ориентиры и научилась идти по ним правильным путем. К нам в гости на борщ часто приходят знаменитости (Клаудио Аббадо, Зубин Мета, Беренбойм и другие) — едят и расхваливают мою жену, и я чувствую в эти минуты себя очень счастливым. Моя семья — это самый ценный подарок, который сделала мне судьба.