Нетрадиционная классика от Габриэля Прокофьева

Габриэль Прокофьев, он же DJ Габриэль Олегавич, он же Medasyn — известный в Европе и в США продюсер, композитор и исполнитель. Внук великого классика ХХ века и одного из наиболее исполняемых композиторов классической музыки Сергея Прокофьева. Только Габриэль пошел по стопам знаменитого родственника. В своем родном Лондоне Габриэль владеет крупной компанией звукозаписи — Nonclassical («Нетрадиционная классика»), которая продвигает молодых музыкантов и исполнителей современной классической музыки. А еще Nonclassical — это ночной клуб, куда приходят, чтобы... послушать Баха или Шуберта в исполнении симфонического оркестра и диджейской установки. Таким образом Прокофьев-младший делает классику доступней и ближе по духу нынешней публике.

38-летний британец Габриэль Прокофьев прилетел на премьеру своего Первого виолончельного концерта в Большом зале Петербургской филармонии, где некогда играл его великий дед, Сергей Сергеевич Прокофьев.

— Габриэль, расскажите, как вы пришли к музыке?

— Прокофьевское наследие сыграло неожиданную роль, — признался izvestia.ru Габриэль. — Дело в том, что мой отец был художником и скульптором: он всегда ощущал, что находится в тени великого предка и прекрасно понимал все тяготы ношения знаменитой фамилии. Поэтому он и моя мама решили не принуждать детей к занятиям музыкой. Они воспитывали нас либерально, рассчитывая, что мы выберем свой путь естественным образом. В детстве я играл на пианино, но мой первый композиторский опыт был связан с сочинением попсовых песен вместе со школьным другом. Мне было 10 лет. Тинейджером я пел и играл в поп-группе. Именно там я открыл счастье композиторского ремесла, осознал, что это самая потрясающая вещь, которой я могу заниматься: в первую секунду ничего нет, и вдруг через мгновение во мне звучит мелодия.

 В те же годы я сочинил несколько классических композиций, которые имели успех. Тогда я решил пойти в университет на философию и классическую музыку, а потом получил диплом по композиции. Двойная жизнь продолжалась долго, но в итоге я отдалился от клубной, электромузыки, хип-хопа и сосредоточился на музыке академической.

Начиная с Бетховена, композиторов принято воспринимать как богов. Композиторы привыкли, что всякая их прихоть должна быть удовлетворена, и пишут музыку, которую совершенно невозможно сыграть. Я хочу, чтобы исполнители чувствовали себя частью музыки, а не машинами для ее воспроизведения. Пожалуй, нам стоит вернуться назад, к выразительности, к эмоциям и не зацикливаться на академизме.

— Родители назвали вас именно Габриэлем или Гавриилом?

— Габриэлем. Скорее всего, меня назвали в честь часовни святого Габриэля в Кентерберийском соборе. Звучание русского мне хорошо знакомо, поскольку я часто слышал речь отца, но он никогда не говорил по-русски со своими детьми... Он эмигрировал в Англию в ужасных обстоятельствах. Отец хотел жениться на англичанке, но из-за холодной войны советские власти не давали ему разрешения на брак в течение шести или семи лет. Через год после того, как они поженились, его супруга умерла. В таком ужасном состоянии он уехал в Англию. Отец не мог вернуться в Россию — его бы арестовали за незаконный выезд — и был уверен, что его дети никогда туда не вернутся.

— Ваш дедушка любил пройтись по сталинской Москве в желтых ботинках, в дорогом французском галстуке. Вы тоже неравнодушны к одежде?

— Дед обладал потрясающей самоуверенностью. Я несколько более скромен. Пытаюсь хорошо одеваться, но у меня нет страсти к шопингу. Если стану более публичным человеком, тогда, пожалуй, начну делать своей одеждой более яркие заявления.