«Никогда не будь рабом, Тарас!»

Находясь с официальным визитом в Литве, о чем в предыдущем номере рассказал председатель областного совета О. Панькевич, мы имели возможность в свободное время походить улочками Вильнюса, ознакомиться с его архитектурными достопримечательностями и памятниками. Путешествие на Замковую гору, переход по улочке Пилес и общее фото около памятника юному Тарасу Шевченко натолкнуло на тему этого рассказа.

В сентябре 1829 года после тяжелой дороги небольшая валка, состоящая из кареты и полдесятка подвод подъехала к кордегардии древнего литовского города Вильны — серая змеистая река, омывавшая замковый холм, узенькие улочки с нагромождением каменных домов со стремительными черепичными крышами красно-кирпичного цвета, а над ними — стремительные каменные или выложенные из красно-коричневого кирпича готические и барочные башни латинских костелов. Еще полчаса — и карета адъютанта виленского губернатора штабс-ротмистра лейб-гвардии уланского полка Павла Энгельгардта остановилась около конечного пункта назначения — двухэтажного каменного дома № 142 по улице Замковой (в настоящее время — ул. Пилес № 10), которая вела от площади Гедимина к Королевскому замку.

Здесь, в столице Литвы пройдут следующие полтора года жизни панского казачка Тараса Шевченко. Приставленный к панским покоям, комнатный слуга должен был сидеть на высоком стуле у дверей кабинета Энгельгардта, чтобы по первому же хлопку ладоней подать пану трубку, шинель или воду для умывания, на которых указывал «взглядом на нужную вещь». Жизнь юного Шевченко на Замковой улице наиболее приметна тем, что именно на это время — поздний вечер 6 декабря 1829 года приходится досадная история с копированием лубочного рисунка с изображением казака Платова, о которой будущий поэт и художник расскажет в своей «Автобиографии» 1860 года.

Однако, экзекуция, которую должен был выдержать Тарас «на конюшне», не отбила ему охоты к рисованию. По просьбе жены, баронессы Софии Григорьевны, которая всячески поддерживала попытки молодого Шевченко самостоятельно заниматься самообразованием, Павел Енгельгардт дал согласие на учебу своего казачка азам живописи. Его учителем стал профессор кафедры живописи Виленского университета Йонас Рустемас, человек армянско-французского происхождения, непростой судьбы и свободолюбивых взглядов. Большой рисовальный зал, который находился на верхнем этаже университета, был украшен картинами классицистического стиля, выдержанными в темных тонах, под стенами — статуи античных и библейских героев, вырезанные из мрамора, отлитые из бронзы или вырезанные из дерева. На низеньких, расставленных полукругом скамьях, сидели студенты с досками на коленях и, ожидая любимого профессора, бойко переговаривались между собой.

В письме Тараса Шевченко к Брониславу Залескому, написанном 10 февраля 1855 года в Новопетровском укреплении читаем такие слова: «Ты спрашиваешь меня, можно ли тебе взять кисть и палитру. На это мне отвечать и советовать тебе довольно трудно, потому что я давно не видал твоих рисунков. И теперь я могу тебе сказать только, что говаривал когда-то ученикам своим старик Рустем, профессор рисования при бывшем Виленском университете: «Шесть лет рисуй и шесть месяцев малюй и будешь мастером». И я нахожу сей совет весьма основательным. Вообще нехорошо прежде времени приниматься за краски. Первое условие живописи — рисунок и круглота, второе — колорит. Не утвердившись в рисунке, браться за краски — это все равно, что отыскивать ночью дорогу». Это высказывание дает нам возможность оценить педагогическую манеру профессора Яна Рустема и, в то же время, утвердить, что азы классицистического и романтического рисования молодой Шевченко-художник получил именно в виленский период жизни.

...В студенческой среде мастерской профессора Рустема, где тогда учились такие будущие российские художники, выходцы из Литвы, как Иван Хруцкий и Гнат Щедровский, молодой Шевченко знакомится с поэзией Адама Мицкевича и Донелайтиса, становится участником дискуссий о восстании Костюшко, борьбе за польскую и литовскую независимость от русского господства — «за нашу и вашу свободу».

«Тарас чувствовал себя счастливым. Каждый вечер он ходил в мастерскую к пану Рустему, уже копировал гипсовый бюст императора Наполеона, и пан профессор похвалил его работу. Пани София Григорьевна тоже была к нему добра и позволила взять книжку со стихотворениями Адама Мицкевича, которые он пытался читать, медленно разбирая польские буквы».

В марте 1830 года на страницах местной газеты «Курьер литевски» появилось сообщение о прибытии в город известного портретиста Франциска Лампи, «сына славного артиста в живописном искусстве», о котором современники говорили, что он «неплохо рисует женское тело». Эта весть «привела в восторг всех виленских красавиц». Как писал в своей повести Г. Метельский: «Лампи был моден, как красивый дамский портной или парикмахер: своей кистью он также изменял женщин. В угоду им толстых делал грациозными, некрасивых — красивыми. Со странной легкостью он менял, и всегда к лучшему, носы, губы, глаза, бюсты, все, что, по его мнению, нужно было улучшить».

Заказать портрет у модного художника решила и баронесса София Энгельгардт. На сеансы в салон Лампи она взяла с собой Тараса, характеризуя его как молодого начинающего живописца. Шевченко как мог помогал известному маэстро — растирал краски мраморным курантом, подавал кисти, чистил палитру от остатков краски. Видя старания подмастерья, Лампи предложил ему поставить мольберт и самому попытаться нарисовать портрет баронессы. Восхищенный этим предложением, Тарас рассказал профессору Рустему о своем замысле — нарисовать красками портрет пани, подражая Лампи. «Послушай совет старого Рустема, — рассудительно заметил тот, — попытайся сначала нарисовать портрет карандашом. Для этого тоже нужен талант, а он у тебя есть».

Тарас боготворил свою хозяйку — красавицу Софью Энгельгардт. Изображенная в полупрофиль, запрокинув голову с темными кудрями с полупрозрачным шарфом, нежной паволокой прикрывавшим глубокое декольте платья, — «пани Софья Григорьевна живая и грешная...» предстает перед зрителем. В хронологии художественного наследия Т. Шевченко рисунок «Бюст женщины», датированный 1830-м «вильнюсским годом», является первой попыткой в галерее портретов будущего художника.

В Вильнюсе вспыхнула и первая любовь Тараса. В один из субботних вечеров пани София отпустила казачка на вечернюю службу в костел «послушать орган». Недалеко от дома Энгельгардтов было несколько костелов — святого Креста, святого Яна, кафедральный собор святого Станислава, но волей провидения он решил постоять под сводами костела святой Анны.

Стройный и грациозный храм, построенный из красного кирпича вблизи быстрой реки Вилейки, поражал своими формами. Стройные башни-колокольни, стены, с узкими дугами оконных проемов, переплетенные карнизами, словно средневековые бойницы, арки и аркбутаны — все напоминало застывшие каменные кружева бело-красного тона. «Литовская и польская знать, вздыхая по нескольким месяцам дарованной Литве Наполеоном независимости, вспоминала, что французский император, пораженный красотой храма, сказал, что, если мог бы, перенес бы этот костел на своей ладони в Париж».

Среди прихожан, которые молились, держа в руках молитвенники, юноша вдруг заприметил стройную девичью фигуру, которую прежде видел в будуаре пани Энгельгардт. Это была Дзюня Гусиковская — швея-ученица известной вильнюсской портной пани Ольшанской, шившей платья на заказ местным красавицам «по последней парижской моде».

Эта «молоденькая хрупкая полячка с лукавыми черными глазами, черными ниточками бровей и темными волосами, окаймлявшими ее симпатичное юное личико» глубоко запала в сердце Тараса. В свободное время они вместе гуляли по берегам Вилии, рассказывали друг другу о своих мытарствах (Тарас — о своем крепостном детстве, Дзюня о деде, погибшем в Варшаве во время восстания Костюшко), читали поэзии Мицкевича, Гощинского, Мальчевского. В знак искренней приязни девушка пошила и подарила Шевченко «сатиновую голубую сорочку».

Один из этапов «весны народов» — восстание 1830—1831 гг. в Королевстве Польском и Литве. Будучи борьбой порабощенных народов против социального и национального притеснения со стороны царизма Российской империи, оно одновременно было составной частью революционного движения в Европе после Июльской революции 1830 года во Франции. Положение в Вильнюсе становилось напряженным, и 77-летний литовский генерал-губернатор А. Римский-Корсаков вряд ли смог бы удержать в руках политическую ситуацию, о чем свидетельствует письмо царя Николая І об освобождении последнего с должности «по состоянию здоровья» и переводе в Петербург с назначением «членом Государственной думы». Коснулся этот приказ и П. Энгельгардта — повышенный в звании до ротмистра, он получил возможность переехать из беспокойного предреволюционного Вильнюса в Петербург.

Невзирая на студенческие беспорядки и перебои в занятиях, в мастерской Рустема продолжали собираться студенты. Занимаясь не столько рисованием, сколько дискуссиями — вполголоса, при закрытых дверях. Тарас ничего не знал о революции, никогда не слышал о ней и представлял революцию во Франции так, как Колиивщину из рассказов деда: вооруженные кольями французские мужики восстали против своих помещиков. «Французы нам помогут. Они любят поляков. Когда в двенадцатом году в Вильнюс пришел Наполеон, он дал Литве самостоятельность, — пыталась объяснить как могла Дзюня озадаченному Тарасу. — Когда нужно бороться за свободу, все поляки становятся равными». На улицах Вильнюса собирались студенты и мастеровые, ораторы выкрикивали: «Конституция! Вольность! Равенство! Независимость! Смерть тиранам!». Мотив «Марсельезы» витал над толпой. А вокруг города уже сосредоточивались царские войска...

В связи с неблагоприятными обстоятельствами Павел Энгельгардт с семьей в феврале 1831 года спешно покинул Вильнюс. Вся дворовая челядь и прислуга была этапирована в окружении конвоя вслед за ними. Тарас так и не успел встретиться со своей первой любовью Дзюней Гусиковской — революционные события развели их жизненные пути. Единственный из вильнюсских друзей, с кем успел попрощаться, был профессор Ионас Рустемас. Его слова: «Никогда не будь рабом, Тарас!» на всю жизнь запали в душу Шевченко.

*При написании материала использованы «Щоденник» и «Автобіография» Т. Шевченко, повесть «Провесінь над Віслою» литовского писателя Г. Метельского и художественно-документальное эссе «Балтійські зорі Тараса» украинского ученого А. Непокупного.