О радости жизни

В Национальном доме органной и камерной музыки состоялся концерт Ансамбля классической музыки имени Бориса Лятошинского, которым дирижировал американский дирижер украинского происхождения Эндрю Келер. Этот молодой дирижер из Филадельфии родился в семье украинских эмигрантов. Сегодня маэстро сотрудничает со многими оркестрами, в частности, является приглашенным дирижером симфонического оркестра в Вест Мичигане, занимает должность музыкального директора филармонии в Каламазе (североамериканский штат Мичиган). Келер — тонкий музыкант с артистическим шармом (на престижном конкурсе дирижеров им. Вахтанга Джордания в 2006 году Эндрю Келер получил приз зрительских симпатий).

Программу киевского концерта маэстро связал с музыкой начала ХХ века и собственно с метафорой дневника, то есть с лирическим началом. Впрочем, когда заходит речь о западноевропейской академической музыке этого периода, вспоминаются, в первую очередь, имена композиторов-авангардистов: Шенберг, Веберн и Берг, Булез и Штокхаузен, Ноно и Кейдж... Может, поэтому традиционный образ той эпохи связан, прежде всего, с разнообразными экспериментальными музыкальными практиками, «новым» сложным языком, технологическими тенденциями.

Открылся вечер Фантазией на темы Томаса Таллиса британца Ральфа Воана Уильямса. Интонационная концепция этого произведения связана с церковной вокальной практикой: Уильямс адаптирует тему одного из вокальных произведений английского композитора и органиста Бенедиктинского монастыря эпохи Возрождения. Показательным, с точки зрения католической традиции, явилось «органное» звучание струнных, в частности, преисполненное философской мысли соло у альта (Лилия Бабашина) и скрипки (Вячеслав Заец). Интересно, что подобные приемы интонирования почти через полвека спустя (Фантазия Уильямса написана в 1910 г.) появятся в другой музыкальной истории, в частности, в произведениях эстонца Арво Пярта и, позже, у латвийского композитора Петериса Васкса. Совсем другой Франсис Пуленк, один из наиболее «умеренных» представителей эпатажной «Французской шестерки». Его Концерт для органа, струнного оркестра и литавр — это театральная музыка, что подчеркнуто, в первую очередь, демонстративно «ораторской» партией органа (Ирина Харечко).

Символично, что второе отделение концерта открылось знаменитым Adagio для струнных Семюэла Барбера — для американцев это произведение является своеобразным реквиемом по человечности (самой удачной попыткой жизни этой музыки в кино стала драма «Взвод» Оливера Стоуна, посвященная событиям Вьетнамской войны, хоть произведение Барбера написано еще в 1936-м). Но в интерпретации этого произведения Келером не было «черного торжества» (под Adagio, хоронили Рузвельта и Кеннеди), а это был, скорее, монолог... мира, после которого одна лишь тишина еще имеет смысл.

Чуть ли не наиболее мрачным произведением программы стали Пять пьес Пауля Гиндемита, которые в предложенной версии напомнили о барочном оркестре. Впрочем, неслучайное соседство этого произведения со следующим (и завершающим) — Балетной сюитой «Весна в Аппалачах» американца Аарона Копленда. Адаптированная к хореографической традиции (оркестровка, ритмичная драматургия ассоциируются с балетами Стравинского), эта пьеса о радости жизни...