О жизни и музыке

22 и 23 февраля в Национальной музыкальной академии Украины проходил музыкальный фестиваль «Иван Карабиц в кругу друзей», посвященный 65-летию со дня рождения выдающегося украинского композитора. «День» обратился к композитору Родиону Щедрину с просьбой поделиться воспоминаниями об Иване Карабице, с которым они были дружны в течение многих лет. Родион Щедрин, проживающий в Мюнхене, живо отозвался на просьбу, по телефону рассказал о своем давнем друге, а также ответил на вопросы нашей газеты.

— Нас с Иваном Карабицем связывала глубокая человеческая и музыкантская симпатия, — подчеркнул ЩЕДРИН. — Это чувство было искренним и абсолютно взаимным, и у нас сложились очень гармоничные отношения. Он мне был в высшей степени приятен и как человек — замечательно воспитанный. В нем чувствовался природный аристократизм, который сочетался с большой скромностью и даже застенчивостью. И при этом были в нем ненапускная гордость и самоуважение. Всегда он был очень естественен.

— Знаете, часто композиторы что-то отчебучивают — волосы отращивают, какие-то шляпы надевают, чтобы придать своей персоне вес, больший, чем они того заслуживают. А Ваня был совсем другим, ему это было не нужно. Когда мы с ним встречались на концертах, я замечал, с какой внимательностью и уважительностью он слушал музыку коллег. В нем было столько преданности музыке — можно сказать, что он больше любил музыку, чем себя. А это достаточно непривычно в наш нагловатый век.

Карабиц, мне кажется, шел совершенно своим путем в музыке, и это тоже вызывало во мне огромную симпатию. Он не шарахался, как бывало, когда вдруг все полюбили додекафонию или все вдруг потянулись к сериализму. Он выражал то, что ему дал Господь Бог от рождения, опираясь на культуру, на классическое и народное наследие, которое его окружало в период учебы и позже. Он опирался на традиции — но был нов. Нов — в замысле, в идее, в своих взаимоотношениях с музыкальным материалом, и при этом не был каким-то чужеземцем, залетевшим невесть откуда. Это, по-моему, очень важно: культура, знания, школа, а с другой стороны — призвание, дар.

Многие его сочинения мне близки, например, Второй концерт для оркестра, который я слушал несколько раз. Помню его сочинение «Песни Явдохи», очень оригинальное, очень украинское, с народной мелодической основой — необычайной красоты. У Ивана Карабица много превосходной музыки, взять хотя бы новый диск, который недавно вышел, — Концертино для девяти инструментов, виолончельная соната, Лирические сцены. Есть что исполнителям поиграть, есть что показать, и я радуюсь, что вы сейчас сфокусировали внимание на его музыке. Нужно, чтобы это стало доброй хорошей традицией, это было бы справедливо. Годовщина его рождения, другие даты должны регулярно отмечаться, а не от случая к случаю.

Он не оценен в полной мере в музыке ушедшего ХХ века, и, мне кажется, даже у вас в стране не очень понимают всю величину его музыкантского дара и, что не менее важно, его общественного дара. Он же основал Конкурс памяти Владимира Горовица, который занял должное место в мире, и «Киев Музик Фест», а ведь начиналось это в трудные годы, когда все на куски разваливалось. Я верю, что скоро придет время, когда облик прекраснейшего музыканта Ивана Карабица будет очень чтим на украинской земле.

— Недавно был записан диск с вашей музыкой в исполнении Борнмутского симфонического оркестра под управлением молодого дирижера Кирилла Карабица. Расскажите о вашем сотрудничестве.

— Ваня Карабиц был прекрасным дирижером и передал сыну свой дар. И я не погрешу против истины, если скажу, что Ваня соединил нас в той работе, которую мы провели с Кириллом. Я, конечно, больше имел «слушательское» отношение, а Кирилл стоял за пультом и замечательно работал. У меня прекрасные впечатления. Мне кажется, Кирилл в высшей степени одаренный человек, один из самых замечательных в мире дирижеров молодого поколения. Он прирожденный дирижер. Это не то, что бывает, когда человек решил — ах, стану-ка я дирижером, у меня хороший слух, я хорошо знаю музыку. Этого мало, дирижер — редчайшая профессия, и нужно что-то получить — мету от Бога, своего рода благословение.

Я видел, как оркестр к Кириллу Карабицу относится, — с любовью и доверием, как музыканты слушали все, что он говорил. У него замечательные руки — певучие, плавные, выразительные. Он немногоречив с оркестром, но, тем не менее, оркестранты ему послушны, он подчиняет их своей музыкантской воле. Мы записали Четвертый и Пятый концерты для оркестра и сочинение «Хрустальные гусли».

— Какое сказочное название!

— Произведение, действительно, сказочно-волшебного характера — есть хрустальные гусли, их разбивают, но потом волшебство восстанавливает их, и они вновь продолжают звучать.

— Это сказка?

— Сказка, как и вся наша жизнь. Жизнь ведь тоже похожа на сказку — уже тем, что мы появляемся на этой планете. И поражаемся рассветам, закатам, снегу, ветру, облакам...Я написал это сочинение, соотнеся его с днем рождения Тору Такемицу. Это японский композитор, с которым нас связывали добрые отношения. Он был очень интересным, своеобразным человеком и говорил в музыке своим голосом. Я принимал участие в его интернациональном проекте в Токийском зале «Сантори-холл», в котором участвовали англичане, немцы, французы, а я представлял Россию. Каждый композитор должен был составить всю программу концерта таким образом: написать новое сочинение для оркестра и предложить еще два сочинения (одно, написанное композитором, который моложе вас и в будущее которого вы верите, а второе — которое оказало на вас наибольшее влияние в творческой жизни).

— Какие же произведения вы предложили?

— Оркестровое сочинение Альфреда Шнитке, который был моложе меня на два года, и Мусоргского «Картинки с выставки».

— Многие ваши балеты, оперы, вокальные сочинения связаны с литературной классикой, с именами Пушкина, Гоголя, Толстого, Лескова, Чехова. Какие книги вдохновляют вас сейчас?

— Я принадлежу к той половине человечества, которая любит книги. Поэтому день, в который я не открыл книгу перед сном, или утром, или в середине дня, такой день — среди 365 дней в году — как будто не существует. Если я еду куда-то, в пути читаю обязательно. Мне думается, что в русской литературе есть еще множество неоткрытых для композиторов источников, которые могут напитать и помочь осуществить их идеи, фантазии. У меня были заказы, предлагали написать на немецком, на английском, но меня не увлекли эти замыслы. Хотя писал такие сочинения, но не оперного, не сценического плана.

— А что сейчас читаете?

— Сегодня читал книгу Соломона Волкова «Шостакович и Сталин». А вчера — «Капитанскую дочку» Пушкина, и вновь поражался. Когда-то мы это учили в школе: «Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным...», даже диктанты такие писали. И когда на нынешнем этапе жизни перечитываешь классику многократно, вновь восхищаешься и поражаешься. Так что литература — вещь, без которой жить нельзя, так же, как музыка, — жить без музыки тоже невозможно.

— Какую музыку слушает композитор Родион Щедрин?

— Всякую — иногда, к сожалению, и такую, которую нам подсовывают в местах общественного пользования и которую я вовсе не хочу слушать. Когда хочу, могу Брамса послушать, Чайковского. Однажды один немецкий журналист меня спросил: «Какое сочинение вы бы выразили желание сейчас послушать?». Я назвал «Щелкунчик» Чайковского, но это не значит, что он один существует, есть еще тысячи прекрасных произведений.

— Украинские поклонники вашего творчества хотели бы узнать о новых произведениях и гастрольных планах.

— Вовсю тружусь — много есть интересных предложений, бывают достаточно парадоксальные и совсем неожиданные. Несколько дней назад я закончил в поездке сочинение — заказ из Нюрнберга. В этом городе есть уникальная церковь, в которой — три органа. В нынешнем году меня пригласили на фестиваль в Нюрнберг и попросили написать сочинение для трех органов — сам такое не задумаешь! Я включил еще три трубы и назвал его Dies Irae («День гнева»). Это самое последнее сочинение, которое я написал и отдал своему издателю... На столе передо мной лежит корректура. Закончим наш разговор, и я ее допроверю, а затем отнесу на почту и пошлю в издательство. Это Концерт для гобоя, написанный для Амстердамского оркестра Концерт-Гебау, которым руководит блистательный Марис Янсонс. А солировать будет Алексей Огренчук.

Сейчас судьба близко связала меня с Мариинским театром и с Валерием Гергиевым — изумительным и гигантским музыкантом. Мариинский театр выпустил на этот сезон абонемент «Щедрин в Мариинском театре», который включает шесть представлений. Это опера «Очарованный странник» по Лескову, затем балет «Конек-Горбунок» — новая постановка Алексея Ратманского, который был главным балетмейстером в Большом театре, а сейчас работает в «Нью-Йорк Сити Балет» и имеет там большой успех. Далее «Мертвые души» в концертном исполнении (Гергиев дирижирует). Затем, в апреле, премьера «Анны Карениной» — вновь ставит Ратманский, потом премьера «Кармен-сюиты», и завершит абонемент симфонический концерт. Мы ездим в Петербург на репетиции и на концерты.

— Родион Константинович, ваше имя неотделимо от имени Майи Михайловны Плисецкой — музы и вдохновительницы. Свою недавно вышедшую книгу «Автобиографические записи» вы назвали «Объяснением в любви и подарком жене». В чем секрет вашего творческого и семейного союза?

— Я думаю, что Господь Бог и небо нас друг к другу подвели. Мы действительно прожили уже 51 год официальной супружеской жизни, а это не так мало. Отпраздновали золотую свадьбу и плывем дальше. Секрет в том, что нам ни секунды друг с другом не скучно. Я считаю, что я просто Жар-Птицу поймал, как герой моего балета — Иван. И я очень счастлив, что у нас так сложилась жизнь. Мы живем очень и очень дружно.

— Читатели книги непременно отметят, что вы обладаете большим запасом юмора. Что помогает сохранять жизнелюбие и оптимизм?

— Я думаю, что ни у одного человека не бывает радужного настроения 24 часа в сутки, а если бы найти такого человека, его можно показывать в музее. Но когда рядом с тобой спутница, которая тебе нужна 24 часа в сутки, легче поддерживать оптимизм. Хотя все равно постоянно это невозможно, и, как у Пушкина сказано: «За благом вслед идут печали, Печаль же — радости залог». Мне кажется, ко всем поколениям настоящего, будущего и прошлого эти слова замечательно относятся. Ведь было бы скучно, если бы не было ночи или не было бы зимы, и обязательно нужно, чтобы чередовались какие-то состояния, чтобы их дороже ценить. Так что перемены настроения совершенно естественны — главное, не опускаться в депрессию. У Гоголя в его книжке «Выбранные места из переписки с друзьями» есть одна глава о пользе болезней, и в ней говорится о том, что человек, переболев каким-то недугом, ярче и острее ощущает чудо мира, в котором он существует...

СПРАВКА «Дня»

Родион Константинович Щедрин родился в Москве. В 1955 году окончил Московскую консерваторию, где занимался по классу композиции у Ю. Шапорина и фортепьяно — у Я. Флиера. За годы творческой деятельности создал ряд произведений в различных жанрах: оперы «Не только любовь», «Мертвые души», балеты «Конек-Горбунок», «Кармен-сюита», «Анна Каренина», симфонии, оркестровые концерты «Озорные частушки», «Звоны», произведения для фортепьяно, в том числе: 24 прелюдии и фуги, концерты для фортепьяно с оркестром, «Полифоническую тетрадь» и др. В его сочинениях органично сочетаются элементы русского фольклора и современного музыкального языка. Щедрин был членом жюри многих международных конкурсов композиторов и пианистов. С 1973 — председатель правления Союза композиторов РСФСР. Удостоен многих наград и премий. Почетный член-корреспондент Баварской академии изящных искусств. В настоящее время живет и работает в Мюнхене.