Об особенностях игры на рояле в ХХI веке

Из уст в уста передаются легенды о том, как Алексей выучивал по записям неподъемные транскрипции Горовица (их-то и по нотам далеко не каждый концертирующий пианист исполнит!), о его феноменальной фортепианной технике, свободолюбивом характере, тонкой музыкальной эрудиции, неимоверном трудолюбии и потрясающе ответственном отношении к профессии.

В 1996 году Алексей Гринюк поступил в Королевскую академию музыки в Лондоне — едва ли не первым из исполнителей независимой Украины. И хотя в последующие годы он параллельно успел закончить Киевскую консерваторию и аспирантуру, фактически уже без малого двадцать лет живет в Великобритании, и в статусе британского «свободного художника», кажется, чувствует себя как рыба в воде. Но и о киевских почитателях не забывает: в конце прошлого года пианист успел поработать в жюри IV Международного музыкального конкурса им. Лысенко и выступить в рамках благотворительного концерта по сбору средств для ДМШ № 3 им. Косенко (см. «День» № 216). Исполнение сочинений композиторов-романтиков (Лысенко, Лист и Шопен) омрачил только один факт: выходя на сцену, пианист заметно хромал. Оказалось, что четыре года назад Гринюк получил серьезную травму позвоночника, некоторое время находился между жизнью и смертью и полгода не подходил к инструменту. Но усилия британских врачей вернули Алексея не только к полноценной жизни, но и на концертную эстраду. Безусловно, такие моменты побуждают к философским размышлениям и радикальной переоценке ценностей. Именно поэтому хотелось поговорить не столько о текущей «злобе дня» (хотя и без этого не обошлось), сколько о прекрасном и вечном, которые человечеству дарит музыка.

В ИСКУССТВЕ КОНКУРСЫ ТОЛЬКО ВРЕДЯТ

— Алеша, совсем недавно вы заседали в составе жюри IV Международного музыкального конкурса им. Лысенко (в номинации «Фортепиано»). В студенческие годы вам удалось поучаствовать в этом конкурсе?

— Когда я заканчивал консерваторию, Конкурс им. Лисенко уже стал международным. Тогда появился Конкурс им. Горовица, на котором я победил в 1999 году. Конкурс Горовица очень быстро набирал обороты, моментально приобрел огромную популярность. А Конкурс им. Лысенко оставался, так сказать, более традиционным... Ныне Лысенковский конкурс имеет большой вес в Украине, он включает разные номинации: фортепиано, скрипка, виолончель и вокал, а Конкурс им. В.Горовица является именно фортепианным.

— Какое общее впечатление о нынешних конкурсантах?

— Впечатления разные. Не хватало иностранцев, хотя денежные премии (даже по международным конкурсным стандартам) были очень солидными. Видимо, за границей недостаточно было рекламы. А ведь когда на конкурс приезжает много иностранцев, его уровень обязательно повышается, тогда и «свои» вынуждены играть лучше!

— Каковы критерии оценок? И можно ли услышать в еще не совсем сложившемся юном музыканте перспективу?

— В музыке очень сложно определиться с критериями. Конечно, они есть, но у каждого они свои.

Перспективу можно услышать, но нельзя предугадать, потому что все меняется. Творческий человек, который обладает отличными возможностями, завтра, например, может «уйти в запой» или еще что-нибудь учудить... Среди тех, кого я слышал, было как минимум трое пианистов, не вышедших в финал, но имеющих шанс победить на крупном состязании. На этом конкурсе они просто неправильно рассчитали свои силы. Очень важно понимать, что конкурс — это нехарактерная вещь для искусства. В искусстве конкурсы только вредят. Но, с другой стороны, людям они нужны для того, чтобы находить таланты и помогать им, давать путевку в жизнь.

— Ваши личные оценки совпадали с общим мнением жюри?

— Да. Голосование было тайным, но результаты меня не удивили. Конечно, какие-то расхождения были, не все идеально «в точку». Но у каждого свое мнение.

У МЕНЯ ВСЕ ВРЕМЯ ПРОХОДИТ ЗА РОЯЛЕМ

— Опишите, как проходит обычный месяц вашей жизни?

— Один месяц не похож на другой, сложно вывести некое «среднее арифметическое». Очень разные концерты, совершенно неожиданные поездки. Конец 2012-го был просто невероятным! Мне нужно было приехать на Конкурс им. Лысенко, выучить «Думку-шумку» Лысенко для благотворительного концерта, слетать в Лондон на запись Виолончельной сонаты Рахманинова (в ансамбле с немецким виолончелистом Ленардом Элшенбройхом) и «Мефисто-вальса» Листа для Радио ВВС-3. Запись шла два дня не в Лондоне, а в лесу (!), в студии «Поттон Холл», где очень тихо и хорошо. Еще во время конкурса я простудился, приехал в Лондон уже с температурой. Мало сна, болезнь, а играть все равно нужно, потому что нельзя все отменить в последний момент... А бывают островки спокойствия, когда можно съездить на отдых или погулять по Лондону. Но в основном и в передышках приходится заниматься, готовиться к следующему «броску». Обычно у меня все время проходит за роялем...

— Некоторые произведения вы играете из концерта в концерт — например «Мефисто-вальс» Листа. Одна и та же музыка, пусть и классика, не приедается?

— На самом деле программы разные, но периодически возвращаюсь к тем произведениям, которые исполнял раньше. В Испании сыграл Первый концерт Чайковского, который целые девять лет не включал в программы! Кстати, и «Мефисто-вальс» я не так уж часто играл, как может показаться...

— Есть круг любимых сочинений, к которым постоянно возвращаетесь?

— Это Соната си минор Листа. К ней я возвращался многократно. Это 7-я и 10-я сонаты Бетховена, «Аппассионата». Постоянно приходится учить новые произведения, потому что фортепианный репертуар огромен!

— Вы сами формируете свой репертуар или это зависите от заказов организаторов концертов и фестивалей?

— Конечно, я пытаюсь идти своим путем, но часто приходится выполнять чужие пожелания. Приятно, когда везет с заказами. Я никогда не играл «Картинки с выставки» Мусоргского, и вот прошлым летом на фестивале в Италии меня попросили их исполнить. Я был очень рад, что, наконец, выучу это произведение. Потому что сделать это просто так, для себя, очень трудно... В Барселоне предложили сыграть Первый концерт Чайковского и Второй Рахманинова — это любимый репертуар их публики. Я даже не мог поменять Второй концерт на Третий, который очень хотелось сыграть, но организаторы не согласились. В Ирландии есть очень хороший фестиваль — Уэст Корк. Там основные решения принимает арт-директор форума, который любит музыку и заинтересован в программном разнообразии. Иногда его идеи нетрадиционны, но тамошняя публика готова к риску.

БОЛЬШОГО ЗАЛА С ХОРОШЕЙ АКУСТИКОЙ В ЛОНДОНЕ НЕТ!

— Сейчас вы чаще выступаете сольно, в составе камерных ансамблей или с оркестром?

— В последнее время очень много выступаю с виолончелистом Ленардом Элшенбройхом и скрипачкой из Шотландии Никколой Бенедетти. Наше трио не имеет названия, и мы надеемся, что так будет всегда, — хочется, чтобы каждого из нас знали как солиста. Но, например, в бразильском Сан-Паулу от нас в категорической форме, вплоть до отмены концерта, потребовали назваться. Так что там мы будем «Трио Менухина». Раньше я играл с разными музыкантами, а теперь мы вот нашли друг друга. Удобно иметь надежных партнеров, которых хорошо знаешь: есть ощущение сыгранности, можно быстрее репетировать. Кроме того, мы все живем в Лондоне, что очень удобно.

— Лондон — огромная музыкальная империя с десятками концертных залов, а как вас находят импресарио?

— Личного агента у меня нет. Разные люди предлагают концерты. Какие-то из контактов появились еще во время учебы. Честно говоря, даже сложно сказать, как все происходит. Достаточно регулярно играю в Уигмор-холле, это очень хороший зал для сольных концертов, не слишком большой и с прекрасной акустикой. Кстати, большого зала с хорошей акустикой в Лондоне нет!

Безусловно, Лондон — важный музыкальный центр, где выступают звезды со всего мира. Но там нет филармоний и тем более нет артистов «на ставках». Все живут от концерта к концерту. Есть частные организации, которые могут выкупить зал. Есть залы, которые проводят серии концертов, В Уигмор-холле, Роял-Фестивал-холле, Барбикане есть абонементы. В Англии на каждом шагу церковь или какой-либо клуб, где постоянно проходят концерты. В одном Лондоне десятки концертов каждый день, но я на них практически не хожу. Когда живешь в городе, мало его видишь. Когда же приезжаешь ненадолго, то все интересно.

— Помимо концертных выступлений вы преподаете?

— Постоянной работы у меня нет. Преподавание — это большая ответственность перед учениками, каждому из них нужно уделять время. Я не хочу просто где-то числиться, появляясь раз в год.

Кстати, сразу после окончания Королевской академии музыки я в течение года читал лекции по интерпретации. А самый удобный для меня вариант — это проведение мастер-классов.

— Вы приехали, некоторое время побыли, уехали, и студент снова возвращается к своему постоянному педагогу. Что можно успеть за такое короткое время, а что невозможно?

— На мастер-классах ученик слушает приезжего педагога очень внимательно — намного внимательней того, кто ему уже десять лет повторяет одно и то же. В состоянии легкого стресса человек учится тому, что пропустил бы мимо ушей на обычном занятии. Может повлиять авторитет педагога. Некоторым полезней всего поиграть вместе с учителем.

— Для вас самого, когда вы были студентом, важно было, чтобы учитель объяснил или показал?

— Совсем не показывая, многие вещи в игре на фортепиано очень трудно объяснить. По крайней мере, движения нужно показывать, не обязательно играть произведение полностью.

Роль педагога заключается в том, чтобы направить студента в нужное русло. Даже не направить, а подкорректировать: чтобы студент не бросался в те крайности, которые будут задерживать его развитие.

— Сейчас вы репетируете за инструментом не так много, как в студенческие годы?

— Сейчас, наверное, даже больше. Могу играть 12 часов подряд.

— Какой из этапов подготовки программы для вас самый сложный?

— Самое сложное на рояле — это выучить ноты и помнить их с любого места. Этой проблемы огромного количества нот нет, например, у скрипачей или виолончелистов. С другой стороны, скрипачи могут заниматься только стоя, что не очень удобно, а виолончелистам сложно много часов подряд нажимать на толстые струны, поэтому им много заниматься нельзя, а пианисты всегда занимались много: за роялем спокойно можно просидеть целый день!

СОВРЕМЕННАЯ МУЗЫКА — ЭТО ЦЕЛАЯ «СУБКУЛЬТУРА»

— Ваш основной репертуар — это романтика ХІХ века. Не пробовали ли вы делать «вылазки» в глубину веков или в ближайшую современность?

— Глубоко в старинную музыку я не уходил. А современная музыка — это целая «субкультура», к которой я никогда не принадлежал. Почему — сложный вопрос. Для меня рояль — это романтический по облику и характеру инструмент, который должен находиться в центре внимания. Это вопрос не стиля, а статуса. Во второй половине ХХ века рояль утратил этот статус. Он стал таким же, как все инструменты: по нему постукивают, его щипают... Композитор очень подробно расписывает, что и как играть, ему мыслящий пианист как бы и не очень нужен. Я уверен, что есть и такие современные произведения, которые требуют живого участия пианиста, но я их просто не знаю. Конечно, мне хотелось бы знать больше современной музыки, но до нее редко доходят руки, и мой интерес к классике и романтике ее вытесняет. Поэтому меня привлекают произведения, написанные композиторами-пианистами: Прокофьевым, Рахманиновым, Листом, Шопеном, Лысенко, Шуманом, Бетховеном, Моцартом... Привлекают пониманием того, что именно от пианиста зависит то, насколько хорошо они прозвучат. Кроме того, у разных людей они будут звучать по-разному. Живое взаимодействие пианиста и рояля с публикой — это то, чего мне не хватает в современной музыке.

— Расскажите о «наших» в Лондоне. Как вы сами оказались в Великобритании?

— Осенью 1995 года поехал на конкурс в британский городок Дадли, вблизи Бирмингема. Мне дали там приз, а один из членов жюри сказал: «Почему бы тебе не поехать учиться в Королевскую академию музыки? Могу посоветовать хорошего педагога». Вернувшись в Киев, получил от него факс и поехал обратно сдавать вступительный экзамен, после чего мне дали стипендию и пригласили учиться. Параллельно я сдавал сессии в Киевской консерватории и там же закончил аспирантуру. Какое-то время жил на две страны, а потом уже окончательно привык к Лондону.

— Наверное, система обучения пианистов в Королевской академии музыки довольно гибкая?

— Не совсем, там тоже нужно отучиться «от и до», сдавать экзамены по истории музыки и остальным предметам. Все очень строго. Особенно тяжело было на первом курсе, когда я еще плохо знал английский язык.

— Отношение к вам как к приезжему было лояльным?

— Мне очень нравилось отношение к иностранцам в Британии. Возможно, сейчас из-за наплыва эмигрантов из Восточной Европы обстановка изменилась, но в конце 1990-х Великобритания была очень приветливой многонациональной страной, которая принимала всех: и арабов, и индийцев, и европейцев... Фактически из киевских музыкантов я первым оказался в Лондоне. А через два года сюда приехал скрипач Димитрий Ткаченко, мой одноклассник по музыкальной десятилетке, и многие другие. Недавно Гилдхолл-скул закончил мой младший брат Александр.

— Такое впечатление, что все, кто доезжает до Лондона, остаются в нем навсегда!

— Да, удивительный город... Причем остаются не только наши, но и выходцы из вполне благополучных стран! Сначала мне Лондон очень нравился. Потом было время, когда очень хотелось домой. А затем я почувствовал, что Лондон — мой второй дом, родное место.

Есть в нем нечто такое, что очень привлекает. Лондон очень большой, но в нем нет той суеты, которая есть, например, в Нью-Йорке, где все куда-то спешат. Лондон более спокойный, «домашний», раздробленный на маленькие «городки», и очень благоприятный для иностранцев. Этот город дарит независимому человеку ощущение свободы, полную независимость от социальной среды. Я не чувствую там никакого социального давления. Сам за себя отвечаю, но, вместе с тем, нахожусь в большом городе, где очень много таких, как я. Наверное, это какой-то новый тип социальности.

ПРОШЛИ ВРЕМЕНА, КОГДА АРТИСТЫ БЫЛИ НЕЗАВИСИМЫМИ

— Как вам кажется, почему сегодня в классической музыке невозможны звезды масштаба Горовица или Рихтера? Это вообще проблема музыки или общества?

— Сейчас появилось очень много фортепианных школ, много крепких пианистов. Талантливому человеку очень сложно пробиться сквозь массу пианистов, которые технически очень здорово играют, но не более того. Нужно понимать, что в эпоху информации самое важное, что осталось у нас, — это выбор. Ушли времена, когда артисты были независимыми. Сейчас многое решает менеджер. Если ему что-то не нравится, он найдет другого артиста, который играет не хуже. При нынешних системах раскручивания и рекламы, влияющих на большие массы людей, даже из музыканта без особенных достоинств менеджер может на достаточно долгий срок создать «звезду», которая будет ему приносить дивиденды. Качество игры тут уходит на второй план. В одном Китае миллионы играющих пианистов!

— Вы — целеустремленный человек, формулируете себе задания на «пятилетку» или предпочитаете плыть по течению?

— Хотелось бы научиться строить планы, но во мне этого нет. Возможно, самые главные вещи в нашей жизни решаются на подсознательном уровне, и это правильно.