Ода хормейстеру

Венедиктов родился в семье, где властвовали музыка и любовь. Отец пел в Петербургской придворной капелле; вместе с Александром Александровым, руководителем Краснознаменного ансамбля песни и танца Советской армии, и с будущим композитором Юрием Шапориным окончил  консерваторию у Николая Черепнина и Анатолия Лядова. Работал хормейстером в Мариинском театре в те времена, когда там пели Шаляпин, Собинов; был регентом церковного хора.  Ю. Шапорин стал другом семьи Венедиктовых — Николая Яковлевича и Веры Александровны, выпускницы Смольного института. В детских воспоминаниях Льва Николаевича — музыкальные вечера под домашний рояль с замечательными музыкантами: пение, трио, квартеты, целые ансамбли. Та среда, в которой формировался будущий маэстро хора, человек, чье имя станет синонимом Киевской оперы.

Ныне Лев Николаевич Венедиктов празднует свой юбилей. И лишь последний год прославленный хор Национальной оперы Украины выплескивает накопленную свою творческую мощь не под его рукой, а под управлением талантливого ученика Богдана Плиша. Хор Венедиктова уже вписал яркую страницу в истории музыкально-театрального искусства как творческий эталон.

10 октября зрители увидят детище Льва Венедиктова — «Бал-маскарад» Дж. Верди — это одна из ста сорока постановок, осуществленных им на киевской сцене!

В преддверии юбилея мы вспоминаем такие разные страницы из жизни знаменитого хормейстера...

МУЗЫКА И ВОЙНА

— Я, можно сказать, ровесник гражданской войны, которую пережили мои родители, которая перекроила судьбы и биографии, — вспоминает Л. ВЕНЕДИКТОВ. — Юношей  три с половиной года был на фронтах беспощадной, кровавой, бескомпромиссной Второй мировой войны. Когда она началась, я был студентом музыкального училища в Ростове. А отец руководил Военным ансамблем песни и пляски, созданном им в 1939 г. Я, естественно, бывал на концертах, даже делал аранжировки и оркестровки для оркестра и хора. Поэтому командование ансамбля устроило мне досрочный призыв, и в декабре 1941-го в 17 лет я был зачислен в ансамбль, с которым прошел через четыре фронта.

 — Где началась ваша военная биография?

— Это был Северокавказский фронт. С продвижением немцев мы отступали с войсками по Военно-Грузинской дороге, обосновались в Гори, на родине Сталина, откуда ездили с концертами, пока не выдавили фашистов с Кавказа. Затем Волховский фронт. В общей сложности ансамбль дал 2 400 концертов. Коллектив из 70 человек — музыкантов, певцов, чтецов — приезжал на КП дивизии, делился на бригады, которые рассыпались по блиндажам. Местность для передвижения была сложная — леса и болота. Перестрелки такие, что не было просвета. Одно преимущество болот — снаряды, взрываясь в вязкой жиже, почти не давали осколков, что спасло многим жизнь. Расстояние между нами и врагом иногда не превышало пятидесяти метров, зато абсолютно непроходимых. В моменты затишья всем друг друга хорошо слышно. Кстати, фашисты, на время концерта, прекращали обстрел. Им тоже хотелось послушать музыку...

Одним из самых ярких событий в моей жизни стал концерт, посвященный Ленинграду и Волховскому фронту. В его программу входили популярные и  народные песни, классическая музыка. Это был единственный случай в истории Ленинградской филармонии, когда на этой элитарной сцене пел военный ансамбль. Окна были плотно завешены светомаскировкой, для освещения зала был проложен кабель от стоящих на рейде кораблей. Декабрь, холод, и только пар, поднимающийся над одеждами в промерзшем зале выдавал присутствие людей.

У меня осталась программа этого концерта, я берегу ее как напоминание о том, чего забывать нельзя. Напомню, вначале 1944 г. началось запланированное снятие блокады. Нашей задачей было поддержать дух и поднять настроение полуживым ленинградцам. Последние бои за Ленинград были такими страшными, бомбежки такими массированными, что день и ночь стали неразличимы. Солнце было, как красная луна, без лучей, только диск на фоне дымно пылающего неба...

Так вышло, что я прошел с фронтами с юга на север. Весной 1944 года, когда началось массированное наступление по всем фронтам, Карельский фронт был переброшен на границу с Японией. Оказалось, что там уже работал свой ансамбль, поэтому наше присутствие было нецелесообразным. Л. Степанов поехал в Москву и выхлопотал для нас перевод на 4-й Украинский фронт. Ехали долго, с остановками, пересадками. Наконец, прибыли в Киев. Стоял по-особенному теплый март 1944 г. А мы высыпали на перрон в меховых дубленках, ватных стеганках, варежках, шапках... Нас оставили при Киевском военном округе, и здесь для меня лично война, можно сказать, окончилась...

—  Как складывалась ваша дальнейшая жизнь и судьба ансамбля?

—  В Киеве из первоначального состава ансамбля остался я один. Люди уходили по возрасту, разъезжались. Я был самым молодым среди них. Во время войны призыв в армию был до 50-летнего возраста. Подарком судьбы считаю то, что, пройдя через военный ад, я не был даже ранен!

Продолжал работать в ансамбле вплоть до 1954 года, пока случай не привел меня в Оперный театр. В сентябре поступил в консерваторию, откуда меня постоянно отчисляли, потом восстанавливали благодаря заступничеству Элеоноры  Павловны  Скрипчинской, жены Григория Веревки, в класс к которому я попал. Она входила в положение армейского человека, обязанного подчиняться приказам. Мы по-прежнему часто выезжали с концертами. Восстановительный послевоенный период был очень тяжелым, в наших песнях, по-прежнему, нуждались в частях, госпиталях, на предприятиях.

Однажды, в 1954 году, директор Киевского театра оперы и балета обратился к руководству ансамбля с просьбой провести шефский концерт на его сцене. Я дирижировал этим концертом, а затем получил приглашение стать хормейстером театра, и не нашел аргументов против... И 60 лет проработал  в театре.

«ЛЮДИ, КОТОРЫЕ СЕГОДНЯ РИСКУЮТ ЖИЗНЬЮ, ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ, ЧТО РАДИ НИХ СОЗДАЮТ ЧТО-ТО ТАКОЕ, ЧТО ОСТАНЕТСЯ НА ВЕКА»

—  Какой вы видите роль искусства в нынешний драматический период истории нашей страны?

—  Пережив Вторую мировую войну, никогда не думал, что доживу до следующей. На востоке идет война «гибридная». Страшно, когда свой воюет против своего. Безусловно, есть великая цель — сохранить целостность Украины... Но не посредством уничтожения украинцев украинцами да еще и при посредстве внешних сил страны-соседки... Я глубоко подавлен нынешними событиями и вряд ли смогу найти для себя, а тем более предложить другим сколь-нибудь внятный рецепт лечения этого «вируса». Самое главное — как люди не понимают, что если эта война перерастет в мировую, она будет последней! Планета не выдержит современного уровня вооружений!

— Откуда же эта пугающе массовая готовность деятелей российской культуры стать на сторону агрессии Кремля, да еще и зафиксировать это личной подписью? Ведь уже, как говорится, не вырубишь топором...

—  Это моральная составляющая той «материальной» пустоты, которая характеризует нынешнее состояние искусства. Задача, призвание художника — переосмыслить происходящее и выплеснуть результат в виде художественного произведения, а не подписи под воззванием. Подписываясь как «за», так и «против», человек искусства самоустраняется как художник. А если не создаются произведения, то скудеют или исчезают целые коллективы: театры, ансамбли, оркестры... Нечего исполнять! Нет произведений, соответствующих величию, грандиозности происходящего. Это с точки зрения искусства. А с точки зрения общества — нет осознания именно грандиозности событий: гибнут люди, а по всей стране идут дискотеки! Но это сытое демонстративное равнодушие к общей беде, упорное непонимание ее общести приводит, на мой взгляд, к дискредитации как реальных героев, которые своими поступками, бесстрашием, телами держат рубежи того, чем, извините, торгуют политики, так и понятием героизма как такового.

Никогда прежде музы не молчали! Страна переживает страшное время, об этом пока говорят как-то общо, иносказательно, не называя вещи своими именами...

Как профессионал вынужден констатировать, что исполнительский уровень академических коллективов за последнее десятилетие значительно пошатнулся. Наверное, слабое финансирование, наверняка некомпетентность руководителей, безусловно отсутствие личностей... Эпоха должна рождать своих глашатаев, должна будить отклик, кроме лозунгов, в искусстве... Шостакович оставался в блокадном Ленинграде и написал там свою великую Седьмую симфонию — страшную симфонию, не для услады уха! В условиях войны ее смогли передать в Америку, где ей дирижировал Стоковский... Искусство сейчас оторвано от событий. Люди, которые сегодня рискуют жизнью на востоке Украины, должны знать, что о них не только думают, но и что ради них создают что-то такое, что останется во времени. Это рождает в них надежду, которая защищает душу, как бронежилет тело.

«СЧАСТЛИВ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ МОЖЕТ ОКУНУТЬСЯ В ПРОШЛОЕ И НЕ ИСПЫТАТЬ СТЫДА»

— В моем прошлом невероятное количество личностей и имен высшей пробы (Симеонов, Турчак, Молостова, Смолич — всех не перечислишь, но все в моем сердце), тяжелая и радостная работа на равных, здоровая творческая конкуренция. Сегодня как никогда нужны критерии, нужны моральные авторитеты. Говорю это с полным правом человека, который несколько лет был директором театра. В идеале должна быть сформирована труппа, после чего избирается репертуар. Т. е. для высокого качества исполнения необходимо, чтобы репертуар не приспосабливался под наличествующие возможности, а был обеспечен полнокровным составом. Нельзя только сообразовываться со вкусами современной публики, их нужно формировать. Особенно первому оперному театру страны.

После стольких лет беспрерывного труда (70 лет — в консерватории, 13 — в  военном ансамбле, 60 — в театре) год назад на меня навалилась самая тяжелая работа — вынужденный отдых... Но с другой стороны, если бы не болезнь, заставившая меня уйти на покой, я бы не смог в полной мере насладиться радостями общения с самыми близкими людьми — женой, дочкой, внучкой, правнучкой. Сегодня наконец могу без оглядки на занятость каждый день благодарить супругу за 54 года любви...