Однолюб Николай Рушковский
Известный актер и педагог отметил свое 85-летие в кругу коллег и учеников![](/sites/default/files/main/openpublish_article/20100512/480-7-1.jpg)
Победу в Великой Отечественной войне Рушковский встретил двадцатилетним. Радость была лишена юношеского романтизма, ведь к тому времени у него за плечами было два страшных военных года, которые он прожил, шагая дорогами войны в составе гвардейской минометной бригады. С тех пор, празднуя свой день рождения 11 мая, он помнит, что в далеком 1945-м получил не только большую Победу, а, собственно, и свою жизнь.
Ведущий актер Национального театра русской драмы им. Леси Украинки Николай Николаевич Рушковский из тех, кто навсегда останется неразгаданным феноменом. Его знают далеко за пределами Украины — в Коста-Рике, Вьетнаме, Франции, Голливуде, Испании, Прибалтике, Италии, России, Израиле, Ливане, с благодарностью вспоминают своего учителя. В Киевском Национальном университете театра кино и телевидения им. И. Карпенко-Карого Николай Рушковский — не только преподаватель актерского мастерства с самым солидным стажем, он, что называется, самый популярный педагог. Бывало, что молодые абитуриенты, ждали год или два, чтобы попасть именно на его курс.
Ныне в свои 85 Николай Николаевич обладает феноменальной работоспособностью, преподает, играет в театре, живо интересуется художественной жизнью и видит большой смысл в том, чем занимается.
— Война — страшное испытание. Это не просто слова, когда говорят, не дай Бог пережить такое. И тем не менее, именно война была для нас, молодых, определенной школой мужской дружбы, ответственности, — вспоминает Н. Рушковский. — Все стремились догонять упущенное время. Когда я пришел в 1948 году в школу-студию МХАТ, набросился на учебу, как голодный. Учились запоем (Школу-студию я закончил с отличием). Актерская профессия такова, что самое большое ее богатство — собственная эмоциональная память. И как ни горько звучит, но чем больше жизнь «молотит» артиста, тем богаче он становится творчески. Когда возникали роли военного времени, то мне было достаточно легко с ними справляться. Потому что все было знакомо, мной пережито.
— Николай Николаевич, почему в такие непростые времена, после войны, у серьезного мужчины, возникла мысль о театре, искусстве?
— Семья моя, можно сказать, была театральной. Родители, выехав из Москвы и Петербурга, встретились в Пензенской губернии. И там, в маленьком городке Наровчате занимались театром. Собрали среди тамошней интеллигенции любителей и создали антрепризу. Закончилось это все тем, что мою маму брали даже во Вторую студию МХАТа, но она была беременна мной и пришлось предложение отложить, как оказалось — навсегда. Но мама до конца жизни играла в самодеятельности.
Еще перед войной я занимался в детской студии Московского дворца культуры автозавода им. Сталина. Знаменитая студия, из которой вышло много известных профессионалов: Василий Лановой, Вера Васильева, Игорь Таланкин. Там я утвердился в мысли о театре. Тогда в моей жизни были три важнейшие вещи: школа, студия и бассейн. В 1941 году даже победил в первенстве Москвы по плаванию среди мальчиков. А позже, уже во время войны, тоже занимался самодеятельностью. Когда стало немного легче на фронте, нас собрали в концертную бригаду. Выступали со стихотворениями, скетчами, юморесками, читал Василия Теркина. Даже танцевали — был татарский танец. Как-то даже организовали в полуразрушенном доме офицеров выступления на лучшее исполнение басен Крылова. Я читал басню «Две бочки». Сейчас я передал в наш театральный музей свою записную книжку с программами той концертной бригады.
— В Театре им. Леси Украинки вы с какого года работаете?
— Это был сезон 1952 года. Тот период был самым плодотворным в смысле творчества, и если ныне мы вспоминаем что-то с моей женой и актрисой Театра им. Леси Украинки Изабеллой Павловой, то вспоминаем с ностальгией именно те годы. Как показало время, я оказался однолюбом своего театра. Более всего люблю сцену нашего театра, какое величественное пространство! Переживаю какие-то священные ощущения, когда выхожу на пустую сцену и чувствую ее мощную энергетику.
— Вспоминается какая-то любимая роль?
— И не одна. Когда мы были студентами, размышляли о таком. По греческой мифологии, на склоне жизни всех нас ожидает мрачный Харон, который перевозит через реку Стикс. И вот если ты станешь артистом и прибудешь туда, нужно будет предъявить, как минимум, три-четыре роли, о которых даже враги не могли бы сказать, что это плохо. Так что мы с молодых лет готовили себя к тому, чтобы было что «предъявить». Впервые я вышел на сцену МХАТа еще на втором курсе института, поэтому, мой общий актерский стаж более 60 лет. За эти десятилетия сыграно много, сыграно всякое... Частенько заходил в наш театральный музей к своему другу, актеру Сергею Филимонову и мы смотрели списки наших ролей. Я счастлив, что пришлось прикоснуться к драматургии Шекспира, Чехова, Горького и наших современников — Арбузова, Вампилова, Розова, Зорина, с которым я и до сих пор дружу. Самые дорогие роли те, которые были нужны зрителю. Несмотря на цензуру тех лет, наш театр был гражданской трибуной. На сцене шли спектакли, с которыми даже не разрешали выезжать на гастроли, и это был наш современный автор — Павло Загребельный. И бывало, что ко мне после спектакля подбегали зрители с просьбой дать, как они говорили, «сценарий», чтобы показать там, откуда они приехали. Не забуду мгновений игры на сцене с Виктором Халатовым и Юрием Лавровым... спектакли — «Дачники», «Такая любовь», «Океан». Я сыграл Брызгалова в «Кафедре» Врублевской, это словно образ Тартюфа воплотить на сцене, которого я мечтал сыграть. Не люблю раскладывать все по полочкам: то удалось, это — не очень. Но знаю, что были в моей судьбе и роли, согретые молодостью, желанием творчества, стремлением совершенства. Колоссальное значение для меня имела встреча с образом Александра Чехова — брата Антона Павловича. Таким, который мало известен нашим зрителям, с его эпистолярным наследием. И то, что в нашей жизни было «Насмешливое мое счастье» — это актерское счастье! Мы «дышали» этим спектаклем и очень довольны, что ныне имеем возможность и сейчас его играть в обновленном виде. Также с радостью играю в не менее интересном и неожиданном спектакле «Завещание целомудренного бабника» по пьесе Анатолия Крыма, где приходится воплощать образ Дон Жуана уже в годах.
— Зрители имеют возможность видеть вас не только на сцене родного театра.
— Возможно, не такая, как мне хотелось бы, занятость в Театре им. Леси Украинки, привела к тому, что я активно участвовал в создании Нового драматического театра на Печерске, Мастерской театрального искусства «Сузір’я», и даже Театра «Браво». Спектакли, которые я там играл, помогали мне полноценно творчески жить, помогают и сейчас.
— Бесспорно, полноценную творческую жизнь вам давал и Театральный институт им. Карпенко-Карого, работе в котором тоже отдано не одно десятилетие.
— Опыт и время дают мне основания и право сказать, что есть педагогические данные. Это доказано сорокалетним стажем преподавательской работы.
— Вы не считали, скольких студентов вы выпустили?
— Более 150 человек. Мои ученики разбросаны по всему миру. Общаемся, правда, изредка, расстояния большие. А с киевлянами, теперь уже коллегами, конечно, видимся, слежу за их творчеством. Первое, что говорю своим студентам, если можете прожить без театра, уходите. Театр — жестокая вещь! Для меня самое важное то, как зрители слушают тебя, их реакция. Когда зрители слушают внимательно — это же такой бальзам на душу актера! Почувствовать по-настоящему это можно на примерах значительной, глубокой драматургии. Хотя я очень люблю и комедию, могу смеяться над остроумными шутками, люблю цирк. Вот обо всем этом, о целом комплексе постижения театра я рассказываю своим ученикам. Роль театрального педагога была в свое время хорошо определена Михоэлсом, он говорил — «научить быть артистом невозможно, помочь стать артистом можно». Когда-то Михаил Ульянов выразил справедливую мысль — «мы способны влиять на формирование будущего актера». Знаю точно: тот, кто учится, сам себя делает.
— В чем сегодня черпаете душевные силы, как приходит вдохновение?
— Убежден, что, несмотря на все неприятности, которые мне пришлось пережить, хорошего в мире больше. Доволен общением с моими учениками, это такой благотворный обмен энергиями, определенный тонус животворности, взаимообогащения, взаимопознания. Настоящее вдохновение ко мне приходит, когда вижу переполненный зрительный зал. Важнейшее мое желание сейчас — не испортить устоявшегося впечатления о себе, остаться достойным того уважения и благосклонности, которую я, к счастью, всегда чувствую.
Выпуск газеты №:
№80, (2010)Section
Культура