Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Ольга Кобылянская: известная и незнакомая

137 лет тому назад в семье мелкого чиновника в городке Гура-Гумора (сейчас Румыния) родилась девочка, прославившая Буковинский край
07 декабря, 00:00

По словам будущей писательницы, она закончила лишь четыре класса народной школы, то есть имела основу « для дальшого розумового розвою ». Ольга Юлиановна много занималась самообразованием. Увлекалась произведениями по социологии, политологии и философскими трактатами. Искала себя в музыке (играла на фортепиано, цитре, дримбе), неплохо рисовала и играла в театре. Хотела даже стать профессиональной актрисой, но отдала предпочтение литературе. Была человеком с европейским мышлением, ее волновал вопрос эмансипации — она считала его веянием времени, когда не только проблемы личной жизни заставляли женщину поднять голову и посмотреть на мир по-иному. Кобылянская одна из первых в украинской литературе обратилась к образам женщин-интеллигенток, стремящихся вырваться из мещанской среды. И при всем этом она оставалась настоящей женщиной. Интересовалась новинками моды, имела изысканный вкус. В юности была жгучей брюнеткой с бархатными глазами и до глубокой старости сохранила стройную фигуру.

«В МОЄМУ ЖИТТІ НЕ ЧАСТО ГОСТЮЄ РАДІСТЬ»

В Черновцах существует единственный в Украине Литературно-мемориальный музей писательницы, находящийся в доме, где Ольга Юлиановна жила с 1925 года и до самой своей смерти. Там, среди многочисленных экспонатов и личных вещей, хранится уникальный документ — дневник Кобылянской. Это две общих тетради, написанные на немецком языке и лишь некоторые слова на украинском и польском (в их доме разговаривали на этих трех языках). Первая запись сделана 1 ноября 1883 года. Она вела их больше семи лет, когда жила в Кимполунге, Дымце, Болехове. Почти 70 лет эти раритеты были за границей; их сохранил и передал в музей известный американский адвокат Иван Панчук.

Из дневника перед нами возникает впечатлительная и эмоциональная натура. Личные душевные боли будущей писательницы станут тем жизненным материалом, который ляжет в основу ее произведений. Она писала стихи, потом придумывала новеллы. Постепенно фантазии перерастали в романтические повести, а дальше сюжеты приходили уже из самой жизни, бурлившей вокруг Ольги.

« Межи моїми ровесницями і знакомими, котрих в мене було небагато, не було жодної, котрій я б була могла відкрити свою душу з її тайнами. Їх ідеал був мужчина і заміжжя, тут вже все кінчалося. Мені хотілося більше. Мені хотілось широкого образовання, і науки, і ширшої арени діяльності », — пишет она в своей автобиографии. И в то же время: « В моєму житті не часто гостює радість... Чому жоден чоловік не любить мене тривалий час? Чому я для всіх тільки «товаришка », — читаем в письме от 27.11.1886 года.

Кобылянская начинала свой литературный путь как немецкая писательница: рассказ «Гортенза, или картина из жизни одной девушки», «Человек из народа» и повесть «Человек», написаны на немецком языке. Позже, под влиянием своего окружения — Наталии Кобринской, писательницы, одной из основательниц женского движения на Галичине, Софии Окуневской — первой украинской женщины-врача в Австро- Венгрии (кстати, она стала прообразом героини раннего произведения Кобылянской «Судьба или воля»), Августы Кохановской — художницы, иллюстрировавшей новеллы писательницы «Некультурная», «Природа», «Битва», «Под голым небом», она начнет писать на родном языке. Кстати, одним из импульсов писать на родном языке стала влюбленность Ольги в Евгения Озаркевича, брата Натальи Кобринской (позже украинский общественный деятель, врач).

В творчестве Ольга Юлиановна находила утешение. Из-за болезни матери ей надо было заниматься хозяйственными делами и присматривать за младшими братьями. « Я не маю ніякого бажання до хатньої роботи, бо вона мені не дає задоволення, — пишет она в дневнике. — В моєму серці нема жодного сонячного промінчика, душа вкрита хмарами. Я хвора на тяжку хворобу, мене може вилікувати жваве духовне життя, а де його тут взяти? ». Когда писательница жила в небольших городах Южной Буковины, она открыла для себя контрасты и противоречия быта крестьян. Она говорила, что ее заслуга в том, что смогла привлечь внимание читателей «к настоящим Марусям, Ганнусям и Катрусям, которые должны стать женщинами европейского характера». А когда начала работать над повестью «Земля», то буквально рыдала над фактами, открывшимися ей.

В 24 года О. Кобылянская в отчаянии пишет в дневнике: «Я стара, зацькована, втомлена, душа моя геть роздерта, знервована до краю. Я не можу писати, не можу нічого читати. А найжахливіше те, що я вже ніколи не зможу бути щаслива». «Від року 1903 я підтята лівобічним паралічем. І сердечною хворобою, внаслідок простуди в Галицьких горах. Хвороба ця держиться й досі та не дозволяє брати участі в діяльності українського суспільства, а хіба лиш писати, що я роблю по можливості», — это из автобиографии. «Я безмежно радісна, що мені судилося дожити, бачити і переживати історичні хвилі возз’єднання Північної Буковини з Радянською Україною», — из письма к украинским писателям. Когда читаешь ее произведения, ставшие классикой, дневники и письма, то кажется, что будто перед нами совсем разные женщины. Какой же она была на самом деле?

«МЕНІ СУДИЛОСЯ БЛУКАТИ САМІЙ ДО КІНЦЯ СВОГО ЖИТТЯ»

— Наибольшей любовью писательницы был Осип Маковей, — считает внук Ольги Юлиановны Олег Панчук. — Он был одним из первых редакторов и критиков ее произведений. По специальности учитель. Маковей был на три года младше Кобылянской. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Остались ее письма к нему. Этот архив хранится во Львове. « У нас споріднені душі. Ми обоє письменники. Я б могла тобі допомагати. Корегувати твої праці. Ти пишеш, що утримуєш свою матір і тому не зможеш утримувати ще й мене. Я заробляю на життя своїм пером », — писала она ему в одном из писем. После их разрыва его письма к себе она сожгла.

Некоторое время Кобылянская и Маковей даже жили вместе. И, наверное, он ее по-настоящему не любил, а восхищался лишь как писательницей. В 1903 году уехал из Черновцов, вступил в брак, но не был счастлив в браке и в 1925 году умер. А Кобылянская так и не вышла замуж. Единственное утешение в личной жизни — приемная дочурка Галина-Елена (по мужу Панчук). Она одновременно была и ее племянницей.

— Моя мать жила с О. Кобылянской с пятилетнего возраста, — рассказывает Олег Эльпидефорович Панчук. — Ее отец — брат писательницы Александр — был адвокатом. А мать, австрийка, бросила ребенка и уехала в Вену. Всю свою жизнь моя мама обожествляла Ольгу Юлиановну и называла ее мамочкой. Именно она ухаживала за писательницей до последнего ее вздоха. Моя мать закончила педучилище, но по специальности не работала, так как в то время украинцам было тяжело устроиться, а работала медицинской сестрой в рентгенологической лаборатории. С моим отцом Эльпидефором (дома его звали Ильей) она познакомилась на вечере в Украинском народном доме в Черновцах. Отец родился в крестьянской семье, где, кроме него, было восемь детей. Но он был смышленый и единственный в семье получил высшее образование. Папа в Первую мировую войну был на фронте. Два года отсидел в концлагере. Когда вышел, закончил исторический факультет Черновицкого университета. Работал там библиотекарем, а со временем стал первым директором Литературно-мемориального музея Ольги Кобылянской. В 1926 году родился мой брат Игорь, а в 1932 — я.

МОРЕ В БУТЫЛКЕ

В музее писательницы две комнаты остались такими, какими были во времена Ольги Юлиановны. Это кабинет и спальня. В кабинете стены совсем белые, потому что она говорила, что так ей свободно и просторно для творчества. На письменном столе стоит оригинальная чернильница в виде венецианской лодочки. И лишь одна вещь приводит в удивление: бутылка, находящаяся там с начала 20-х годов. Это подарок румынской художницы Л. Прунку — морская вода. Дело в том, что Кобылянская никогда не была на море и, глядя на эту бутылку, в двух очерках описала море. На стене в рамке под стеклом — засушенный букетик эдельвейсов — ее любимых цветов, которые она насобирала еще в Кимполунге. В музее хранится портрет писательницы, написанный Августой Кохановской. Она изображена на фоне гор, которые присутствуют почти во всех ее произведениях. В 1927 году, когда отмечали 40-летие литературной деятельности писательницы, львовская община подарила Ольге Юлиановне лавровый венок, сделанный из серебра. Среди ее любимых вещей в шкафе стоит кружка, привезенная из Киево-Печерской лавры, которой уже 101 год; камень с могилы Шевченко; трубка отца и... щипчики для выщипывания бровей.

— В 40 лет писательница перенесла апоплексический удар, что привело к частичному параличу, — рассказывает О. Панчук. — За ее жизнь их было три — еще в 20-е и 30-е годы. Поэтому самостоятельно Ольга Юлиановна не могла ходить. А в последние годы — даже сесть в кресло. У нас сложилась традиция каждый вечер заходить к бабушке и рассказывать о своих делах. Она внимательно слушала, угощала нас с братом конфетками. А еще — бабушка запомнилась своим заводным характером и любовью к кинематографу.

Дом, в котором мы жили, сначала принадлежал старшему брату Кобылянской Максимилиану. Он единственный в семье был москвофилом. Во время Первой мировой войны русские войска трижды оккупировали Черновцы. Новая власть Макса назначала бургомистром. А когда австрияки возвратились, то ему пришлось убегать и уехать в Одессу. Поэтому долгое время дом сдавали разным людям. Ольга Юлиановна написала брату письмо и предложила купить у него дом. Этим делом занималось Министерство иностранных дел, потому что в то время мы жили в разных странах. Уже через много лет к нам приезжал внук Макса Борис Балицкий, который рассказал, что за вырученные деньги семья пережила голодомор, купив мешок муки, то есть «проели дом».

«ТІЛЬКИ Б БІЛЬШОВИКИ НЕ ПРИЙШЛИ»

Когда присоединили Буковину к Советской Украине, то имя Кобылянской власть использовала в агитационных целях. В то время вышел целый ряд статей, якобы написанных писательницей. Хотя на самом деле она не имела к ним никакого отношения и написаны они даже не в ее стиле. Политика ее совсем не интересовала. Она абстрагированно воспринимала действительность. Однажды, разговаривая с журналистом и литературоведом Дмитрием Косариком, сказала: « Якось проживемо, тільки б більшовики не прийшли ». Он выскочил из комнаты будто ошпаренный, пообещал молчать об этом инциденте, а с того времени родственники писательницу саму с чужими людьми не оставляли. Делегации приходили посмотреть на живого классика украинской литературы, а после этого посещения появлялась новая порция агиток. Надо помнить, что в 39 х — 40-хгодах Ольга Юлиановна уже была очень больным и старым человеком. После написания «Апостола черни», в сущности, литературой не занималась.

— Когда началась Великая Отечественная война, нашей семье давали автомобиль, чтобы эвакуироваться, — продолжает О. Панчук. — Но мы не согласились по двум причинам. Во-первых, думали, что прийдет освобождение и немцы с румынами будут по-человечески относиться к украинцам. А во-вторых, Ольга Юлиановна физически не выдержала бы такого длинного путешествия.

Когда на Буковину снова пришли румыны, то писательницу даже хотели отдать под трибунал из-за того, что ее агитационные советские письма вредили румынскому государству. Ставились вопросы заключения, проведения показательного суда и даже публичного расстрела как изменницы. Но нашлись умные люди, которые тормозили рассмотрение дела, оставив в покое 78-летнюю женщину. Кобылянская умерла 21 марта 1942 года. Маршрут похоронной процессии пришлось согласовывать с румынской властью. Они не разрешили катафалку проехать по центральной улице, а лишь коротким путем к кладбищу. Хотя некролог и опубликовали в местной печати, но многие побоялись прийти проститься с опальной писательницей. В последний путь ее провожало, кроме родственников, человек триста. Родителей предупредили, чтобы никаких речей на украинском языке, но ученица Кобылянской — учительница Равлюк, все же нарушила запрет. Ольга Юлиановна похоронена, как и хотела, в родовом склепе на Русском кладбище.

Так случилось, что семья Кобылянских не богата потомками. У Ольги, Евгении, Степана и Владимира детей не было. У Максимилиана были дети и внуки, но они все умерли. Юлиан вместе с семьей после Первой мировой войны выехал в Вену. В 1966 году его единственный сын умер. У Александра была дочь Галина — моя мать. У нее — двое сыновей: Игорь и я.

Игоря Эльпидефоровича уже нет на этом свете. Только и осталась младшая ветвь Панчуков. У Олега Эльпидефоровича — две дочери. Старшая Ольга, как и он, по образованию химик. Защитила диссертацию. Несколько лет тому назад, когда научные работники стали не нужны в Украине, поехала по приглашению друзей семьи во Францию. Там сменила специальность и сейчас работает в одной из фирм по организации туризма между нашими странами, а также ведет французский отдел газеты «Украинское слово». Младшая — Наталья, закончила Черновицкий университет, по специальности переводчик. Принимала участие в упорядочивании дневников писательницы. Ее муж — адвокат. У них пятилетний сын — Игорь, все живут в Черновцах. Кстати, их дом буквально в нескольких минутах ходьбы от Литературно-мемориального музея и довольно часто Олег Эльпидефорович, в свободное от лекций время, проводит экскурсии.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Весь архив и много личных вещей писательницы нынче находятся в местном краеведческом музее (бывший планетарий). Условия хранения там не наилучшие. Несколько лет тому назад хотели построить специальный комплекс. Но этот проект, из-за недостатка средств, до сих пор остается на бумаге. В самом музее Кобылянской течет крыша, проваливается пол на веранде, перманентно возникают проблемы с отоплением дома. Совсем нет средств на приобретение новых экспонатов. Но, несмотря на все неурядицы, после посещения музея совсем иначе относишься к ее произведениям и понимаешь — они совсем не архаичные, а современные. Потому что вопросы добра и зла — категории вечные.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать