«Опера в чемодане» – проект Антона Литвинова

К сожалению, талантливый композитор из Харькова И. Губаренко рано ушла из жизни. Опера-шутка  «Медведь» по одноименной пьесе Антона Чехова была написана Ириной еще в 1989 году, но впервые ее представили публике в августе на Фестивале  альтернативной, неформальной и экспериментальной музыки «16 +». Режиссером выступил Антон Литвинов, студент режиссерского факультета Национальной музыкальной академии, который запомнился публике как исполнитель партии Кориолана в одноименной постановке Влада Троицкого. Спектакль «Медведь» уже шесть раз в разных вариантах демонстрировался на камерных площадках Киева, полностью подтвердив свой статус «Оперы в чемодане» — именно так называется проект Антона Литвинова, призванного пропагандировать современную украинскую оперу.

В опере минимум декораций (сценограф — Александра Крмаджян) — это сделано ради того, чтобы их легко было перевозить с места на место. Все предметы, которыми пользуются герои, «рифмуются» друг с другом благодаря повторению цветов (белого, синего и черного), очередности линий и легкости трансформаций, что переносит действие оперы в игрушечно-символический план. На эту же идею работают и костюмы молодого дизайнера Полины Веллер, некий конструктивизм — всегда прямоугольные кожаные элементы разной формы и длины, которые одеты поверх обычной одежды.

Эта игрушечность очень хорошо подходит произведению, жанр которого его автор определил как оперу-шутку. В ней очень хорошо работает наигранность, обострение жеста. Именно поэтому особенно привлекательно выглядит сопрано Соломии Приймак в главной партии Поповой, превращая ее в персонажа театра марионеток. Дмитрий Воронов (Смирнов) и Тимофей Ячменев (Лука) играют более реалистично, но это хорошо оттеняет резкость движений главной героини. Партитура дышит многоплановостью — в ариозо Смирнова «Бур-бур-бур, как я зол» ощутимы параллели с начальной арией крестьянина «Oh hatt eich meiner tochter nur geglaubt» из оперы Карла Орфа «Умница». Прямая цитата из «Евгения Онегина» Петра Чайковского — «Я люблю вас» — сорванная из уст Ленского. Кроме того, финальный поцелуй героев происходит за «поэтической ширмой» — Лука пытается отвлечь зрителей чтением стихотворения Афанасия Фета «Я пришел к тебя с приветом»...

Интересно решены сценические рокировки — режиссер пытается отойти от привычных штампов, и в этом ему очень помогает сценография, позволяя, например, превращать стул каждый раз во что-то новое. Чего опере действительно недостает — так это оркестрового звучания: к сожалению, она существует лишь в клавире (партию фортепиано выполняет Евгений Фомин). Об этой проблеме и дальнейших сценических перспективах произведения «День» поговорил с режиссером Антоном ЛИТВИНОВЫМ.

— Очень хочу, чтобы опера «Медведь» была оркестрована или, по крайней мере, ансамблирована. Это необходимая составляющая главной идеи — найти механизм, благодаря которому опера выдержала бы много постановок, — подчеркивает А. Литвинов. — Ансамблевый вариант поможет сделать сценическую версию, в которой пианист будет пересказчиком (как это и задумано автором), да и другие музыканты будут полностью включены в процесс. Хочется, чтобы «Медведем» заинтересовались разные режиссеры и сцены.

— Подвергался ли твоей коррекции нотный текст и либретто?

— Да, изменения в партитуре были, но все они обсуждались с Мариной Романовной Черкашиной-Губаренко, известным музыковедом и матерью автора оперы (собственно, она мне и передала эти ноты). Эти обсуждения нужны были для того, чтобы понять, в ту ли сторону я двигаюсь, ведь можно придумать себе какую-то постороннюю концепцию, силой нанизать ее на музыку — и выйдет что-то абсолютно неорганичное.

— Каким образом подбирались исполнители для спектакля?

— С Дмитрием Вороновым (Смирнов) я знаком по вокальному бенду и в свое время, когда его услышал, почти сразу понял, что он подходит под эту партию. Тимофей Ячменев (Лука) — студент режиссерского факультета Музыкальной академии, мой коллега. И, в конце концов, он очень хорошо вписался в образ, создавая мощный контраст Смирнову.   А Соломия Приймак (Попова) появилась в моей жизни случайно. За два дня до первого спектакля мы остались без исполнительницы главной партии и поняли, что нам нужен человек, который выучит несколько музыкальных фраз для того, чтобы сделать 12-минутную «нарезку», своеобразный тизер будущего спектакля. И так получилось, что вместо 45-минутной комедии мы продемонстрировали 12-минутную драму. Однако люди отреагировали  положительно, и в следующий раз, через две недели, Соломия (она солистка Киевского театра оперетты) уже полностью исполняла свою роль.

— Ты анонсировал эту оперу как первый этап проекта «Опера в чемодане». Объясни, пожалуйста, что это за проект, и какие произведения в нем прозвучат.

— Проект заключается в том, чтобы ставить украинские оперы, преимущественно камерные. Желательно, чтобы это было первым прочтением или интерпретацией классического произведения современным композитором — именно это мне хочется сделать с «Ноктюрном» Николая Лысенко. Интерпретация может быть достаточно свободной, но отталкиваться от генеральной идеи. У Лысенко, например, эти идеи очень интересны, хотя сами произведения по понятным причинам эскизны. Постановки «Опер в чемодане» должны быть максимально мобильные, потому что показать украинскую оперу в украинском театре — к сожалению, непростое дело. Должна быть максимальная легкость, простота и компактность декораций, чтобы их легко было перевозить с места на место.

— Как ты уже отметил, отечественные сцены, к сожалению, редко обращаются к украинскому продукту. А чем он привлекает тебя?

— Мне кажется, ныне такой момент, когда лучше набраться здоровой наглости и что-то сделать, чем сидеть и ждать, когда тебе предоставят условия для творчества. Есть значительный багаж украинских музыкально-театральных произведений, кроме того, их продолжают писать и сейчас. Я знаю, что многие придерживаются мысли, что работать с современниками трудно, но мне очень хотелось бы коллаборационизма с живыми композиторами. Их произведения чаще всего не ставились, у них нет своеобразного «буфера безопасности», а поэтому с этим материалом нужно вести себя очень осторожно. Когда опера Чайковского поставлена ужасно, то всем понятно, на ком лежит ответственность. Когда же ставится что-то новое, то все претензии выносятся материалу, а не тому, кто с ним работает.

— Ведешь ли ты уже переговоры с современными композиторами о возможности постановки их произведений?

— Да, например, с Кармелой Цепколенко о ее «Судьбе Дориана». По контрасту к «Портрету Дориана Грея», который я воспринимаю как гимн гедонизму, это — моралите, но очень интересное, с неожиданными решениями. Также хотелось бы поставить оперу Александра Щетинского «Благовещение».

— Существуют ли в Киеве залы, в которых отечественная камерная опера могла бы звучать на постоянной основе?

— Есть Малая опера на Лукьяновке. Там можно сделать хорошую акустику, но для этого нужны инвестиции. Большой зал Музыкальной академии, к сожалению, не очень подходит. Хотя с подзвучкой возможно и это. Мы же пока переезжаем с места на место с нашей «Оперой в чемодане» — два спектакля были в театре-студии «Райдо» в помещении Колледжа Академии водного транспорта, один — в Большом зале, два — в помещении «Действия» на Киностудии им. Довженко и шестая реализация — на этом фестивале. Здесь мы его впервые показали под открытым небом и доказали действенность идей проекта «Опера в чемодане».