Планета «Лысик»

Каждое поколение должно исполнить свой долг перед потомками, это — аксиома, в которой как будто никто не сомневается. И из наших рук следующее поколение также должно было получить все самое лучше, самое интересное и самое ценное, что создало человечество до него, и наши современники в частности. Но все больше кажется, что сохраним мы мало (немало уничтожим из унаследованного), и как вывод — передадим только часть пазлов, которые создают общую картину мира. И дырами будет светиться все утраченное и загубленное... Потомки спросят: чего же это вы небо коптили, почему же многое не сохранили, почему не сохранили для нас Евгения Никитича Лысика? Почему только в статьях теперь читаем: «планета Лысик»! Где эта планета? — Она рассыпалась, как сыплются и гниют туго скрученные его декорации, сотни, тысячи метров монументальной живописи, созданной этим удивительным сценографом. Философом, который еще в состоянии своими работами осветить человечеству его сложную поступь.

Потомки будут узнавать из книг — народный художник Украины, лауреат Шевченковской премии создал 83 спектакля. И не переживут тех удивительных минут, которые пришлось пережить каждому, кто видел хотя бы один оформленный им спектакль. Сказать «оформление» будет мало, потому что, например, тот восторг, который пережила я, выйдя из театра после «Сотворения мира», не передать. Что-то удивительное было в увиденном на сцене, которое даже посвященному открывается не сразу, не то что девчонке, которая только что пришла в газету, — здесь еще нужно долго было расти... Тогда в Львове друг друга спрашивали: «Ты уже был?», «Ты уже видел?» И это означало: если не увидишь, — нанесешь непоправимый вред своей душе...

Конечно, Львов любил мастера. И больше всего он создал именно для Львова. Постановку «Спартак» в 1965 г. называют «началом творческой концептуальной программы», и уже тогда декорации перестали служить фоном, а стали выразителем идей, которые вместе с музыкой и актерами творят действо.

Тадей Ринзак, который после смерти Евгения Лысика занял место главного художника Львовского оперного театра, а при жизни был правой рукой Евгения Никитича, вспоминает:

— В частности, по «Спартаку» можно увидеть, как развивалось творчество Лысика. Уже при первой постановке, в 65-м, это не было простое столкновение раба и патриция, а целый мир хотя справедливой, но обреченной борьбы за свободу. Для людей, которые видели эту постановку, она становилась глотком воды для жаждущего, чем-то поразительно сильным. Но не знаю, был ли когда- нибудь сам Лысик удовлетворен своей работой. Возможно, только на несколько мгновений, а потом вновь переосмысливал и переделывал. И когда во второй раз в Львове обновили «Спартак» — это уже был другой спектакль.

Лысик сделал черное небо, и все было органично. Не стало привязки к Риму, к Колизею — все это он разрушил, как и любую конкретику. Осталась вселенная и человеческая трагедия, поднятая к высокой духовной силе. Все это так не вязалось с традиционностью, которая бытовала тогда на сцене! Однако эта гиперболизированная масштабность позволила идею свободы сделать актуальной, напомнить о цикличности истории. Это была грандиозная, мощная в эмоциональном плане работа...

Евгений Лысик творил во времена, когда мир жил в огромном напряжении — милитаризация, ощущение страха и какой-то грани существования. И вместе с тем — стремительное развитие космонавтики, мечты о далеких космических полетах... Он не мог быть в стороне от этого. И в «Сотворении мира» Петрова нарисовал огромную мадонну, как будто подпертую ракетами. Зрителя тогда просто магнетизировал земной шар, весь в птицах, увиденный из космоса. Как красива была эта земля, предназначенная для счастья и красоты, а не для войн и раздоров!

В 70-х каждый спектакль Лысик превращает в эпопею. За оформление спектакля «Золотой обруч» Евгений Никитич был награжден Государственной премией им. Т. Шевченко. Он позволил себе тогда образ Родины подать на высокой ноте героико-романтического подъема. И ему это «простили», хотя, возможно, что- то кому-то казалось «идейно не взвешенным». Наконец, его часто критиковали за «авангардизм, национализм, религиозность спектаклей». Но что поделаешь — с Лысиком уже считались, с ним стремились работать самые известные режиссеры, его приглашали оформлять спектакли в различные театры и даже в различные страны. «Бориса Годунова» — в Киевском театре оперы и балета, «Эсмеральду» — в Челябинском театре, «Сотворение мира», «Хованщину», «Тиль Уленшпигель», «Тангейзер» — вo Львове. «Кармен-сюита» и опять же «Сотворение мира» — в Минске. В Стамбуле «Легенду о любви» публика принимала громкими овациями, газетные рецензии говорили о том, что образ Турции, созданный Лысиком, «стал просто открытием для передовой части турецкой творческой интеллигенции».

О Евгении Никитиче уже при жизни написана монография И. Диченко «Евгений Лысик». И мало кто в художественном мире позволял себе с ним спорить. И не потому, что не решались, просто его аргументация была мощной, против нее все мельчало. С ним стремились работать бок о бок в так называемой «малярке» — художественных цехах Львовского оперного. О, сколько людей ее прошло! И на удивление, не так уже и много оставалось. Потому что этот удивительный мир, который принес с собой Лысик в перемазанные краской, фантазийные, переполненные бедностью-богатством помещения, требовал людей только высокого накала.

— Он не понимал, когда кто- то говорил: есть личные дела, закончу завтра. — Какие другие дела, если только одно важно в жизни — эти декорации, эта постановка и этот театр! — вспоминает Тадей Ринзак.

Не удивительно, что Параджанов (одной группы крови с Лысиком человек) говорил так: «Львов — это творческая матка Украины, в которой родился гений — Евгений Лысик». А еще говорят, что в Америке, когда Лысик туда приехал, какой-то миллионер предложил в штате Айова построить музей для театральных произведений Лысика; с лекций, которые он читал в нескольких штатах, его выносили чуть ли не на руках. А тогдашний директор «Метрoполитен-опера» признавал, — если такому художнику, как Лысик, его сцена окажется малой, ее немедленно разберут...

Последнее записал в своей статье такой известный искусствовед, как Владимир Овсейчук (монографию которого о Лысике Львов с нетерпением ожидает), и ему нельзя не верить: «В опере «Война и мир» художественное оформление сцены Бородинской битвы по масштабности решения и грандиозности образа вселенской трагедии не имеет равных в театре ХХ века». «В наше время его имя творца достойно стать рядом с Архипенко, Бойчуком, Петрицким».

Интересно, когда, наконец генетики определят, что должно произойти на клеточном уровне, чтобы от обыкновенных родителей, в небольшом селе родился Гений? И сколько именно сопротивления нужно, чтобы не сломать, а растить его сильным? И нужно ли его засыпать благами? Или как Лысику — платить 225 рублей?..

Фолкнер утверждал: «Благословенны преграды — ими растем». Когда срывались спектакли Лысика — «Цвет папоротника» в Киевском театре или «отодвигали» макеты для Московского большого театра в «Лоэнгрине», Евгений Никитич, конечно, страдал, однако не опускал руки. А у людей, которые работали рядом, возникало ощущение не просто вины, а чего-то преступного: так не должно быть!

Я попросила вычислить площадь расписанных им декораций только к одному спектаклю, получилось приблизительно 1000 квадратных метров монументальной живописи — задники, кулисы, падуи. Создавая все это, он не очень себя жалел. В «Ромео и Джульетте» была заставка, которая появлялась только на несколько мгновений и исчезала. Зрители вряд ли серьезно фиксировали на ней внимание. Хотя в подсознании что-то, наверное, оставалось. Лысика многократно просили задерживать заставку дольше, однако он не соглашался, объясняя отказ нарушением стройности спектакля. Но, возможно, это и был так называемый 25 кадр, который запечатлевался и срабатывал позднее. Ведь изображен был воскресший Иисус, который возносился на небо, оставляя на земле свой гроб. Христос был в виде сияющего креста, в центре с сердцем, и как будто выталкивал его людям...

Евгений Никитич Лысик и действительно оставил нам свое сердце в своих гигантских полотнах, а мы, смешные люди, их не ценим. Они разрушаются в складских помещениях, совсем не приспособленных для хранения, и с каждым годом их становится все меньше. В этом нельзя обвинять львовский оперный. Ведь ни одна общественная или любая другая организации не в состоянии самостоятельно обеспечить надлежащие условия для хранения такого наследия: декорации к спектаклям, сотни рисунков, эскизов, макеты, десятки тысяч квадратных метров театральных горизонтов, панно, занавесей... Естественно, появились энтузиасты, которые немало лет подряд утверждают, что надо создать Дом Лысика вo Львове. И Львовской политехникой уже разработаны несколько проектов интересного, уникального музея. (Такого прецедента Украина еще не знала.) Музей сценографии с колоссальной экспозиционной площадью. Это же представьте, какой высоты должны быть стены, чтобы на специальных устройствах были вывешены задники и кулисы, чтобы хранились они и экспонировались, т.е. имели возможность быть выдвинутыми вперед, меняться и компоноваться... Здесь должна быть задействована новейшая техника, и только тогда эта синэргия, это сочетание современного и проекции искусства в историческом плане способно дать исключительный по эмоциональному влиянию результат. Более того, чтобы это был не так называемый мертвый музей, а постоянно действующий храм искусства. Среди этой красоты, которая могла бы меняться в настроениях, выступали бы певцы и декламаторы, представляли свое творчество огромные хоры. Т.е. — чтобы на фундаменте, плечах Лысика было создано заведение, которое не дало уйти в небытие не только ему, но и многим художникам, в частности, таким сценографам, как Мирослав Радиш, Ян Ясенский (первый декоратор львовской оперы, металлический противопожарный занавес которого и до сих пор служит театру), Александр Сальман и Федор Нирод — создатель большой украинской династии сценографов. Чтобы могли оставить потомкам свои работы заньковчанин Мирон Киприян и Тадей Ринзак — человек, который требовательно развивает и поддерживает традиции Евгения Лысика. Наконец, чтобы и маленькие звездочки, которые появились теперь в оперном, и растут, давая надежды мэтрам, что не все так плохо, должны набирать силу и питать надежду, что когда-то, позднее... когда создадут что-то исключительное, и их работы будут здесь висеть...

Вдова художника Оксана Зинченко-Лысик, без стараний которой вообще бы не удалось сохранить немало произведений мэтра, признается: «Я уже, как Леся Украинка, «без надії сподіваюсь», столько лет ведутся разговоры о музее, а тем временем исчезают полотна. И не только полотна — исчезает целая школа сценографии. Каждый раз, когда бываю в Академии искусств, «капаю и капаю» — необходимо, чтобы молодые художники могли ознакомиться с искусством сценографии львовской школы, целого творческого метода, чтобы это все не пропало. К сожалению, в целом в мире пропадает сценография рукотворная, когда не просто декорации, а монументальная живопись становится соавтором сценического действа. Это, конечно, предполагает специального образования, особого таланта, когда ты можешь стать автором сценографии, адекватной авторству драматурга, композитора или режиссера. И это уже другой статус художника. Однако именно так творил Евгений Лысик...

Сегодня очень часто сценография делается быстро и просто — при помощи компьютерных технологий. Когда при условии определенной программы в одно мгновение выстраивается сценическое пространство и становится понятным, что кому и с какой стороны будет видно. Можно быстро заполнить любой угол, сравнить цвета, использовать слайды, задействовать мировые эффекты... И такая конструктивная сценография, безусловно, имеет право на существование, и в ней уже появились «свои метры и свои сантиметры». Все здесь может быть, однако нет живого изображения, души живописца, которая творит монументальное полотно сантиметр за сантиметром, отмечая каждый не просто символикой и образностью, но и наполняя все это своей собственной энергетикой. Что касается Евгения Никитича Лысика, то он поднял все это до уровня культа, религии.

«Надо надеяться: глухоту отмежевания и обворовывания самих себя в конце концов преодолеем как что-то такое, что не подобает государственному народу. Нам есть с чего и есть на чем вырастать. Нужно только, чтобы наши духовные достижения не были феноменами в кантовском смысле. Нужно с пиететом выкапывать нашу память так, как откапывают памятники прошлого. Нужно, чтобы Леся Украинка, Франко, Архипенко и Евгений Лысик не стояли на горизонтах украинского плоскогорья, как загадочные каменные бабы...» — под этими словами народного художника Украины, профессора Львовской академии искусств может подписаться каждый мыслящий, каждый неравнодушный, каждый, кто стремится дать Украине счастливое, духовное будущее.

...Когда-то в 1978 г. Лысик работал в Киеве над фольк-оперой Евгения Станкoвича «Цвет папоротника». В постановке должны были быть задействованы хор им. Г. Вeревки и солистка Нина Матвиенко. Ожидалось что-то грандиозное. Французские импресарио уже готовились вести спектакль в зарубежные гастроли. Может, именно тогда имя Евгения Лысика, как и других творцов спектакля, должно было зазвучать в мировом масштабе, как, наконец, и Украина — неисчерпаемый источник талантов, страна со своей особой историей. Но спектакль запретили. Все декорации, подготовленные Евгением Никитичем, свезли в какой-то подвал. Потом стало известно, что их чем-то посыпали и они буквально превратились в пыль. Шанс, подаренный судьбой, был потерян...

Теперь, уже в независимой Украине, при полном понимании всей силы таланта мастера, наше равнодушие и неумолимое время сыплет разрушительный порошок на полотна Евгения Лысика. Сыплет ежедневно, упрямо и старательно. И неужели своего добьется?