Попадание в музыку

Аплодисменты — неотъемлемая часть театра. Это реакция публики на то, что для нее делают артисты на сцене. А бывает, что занавес только открывается, и через несколько секунд безмолвного созерцания зал взрывается восторженными аплодисментами в честь работы художника, оформившего спектакль.

Мария Сергеевна Левитская, народный художник Украины, лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко, более двадцати лет возглавляет художественный цех Национальной оперы Украины, оформив за это время невероятное количество спектаклей, статистически — в среднем по две постановки в сезон, не считая постоянного обновления текущего репертуара. При этом она успевает оформлять постановки в других драматических и музыкальных театрах Украины и за рубежом. Ее руке подвластны и станковая живопись, и графика, и батик, образцы которых были представлены на более чем тридцати художественных выставках, из которых более десяти — персональные, и не только на Родине, но и в Японии, Канаде, Польше, Израиле. При этом Мария Сергеевна — активный член Союза художников, Союза кинематографистов, член-корреспондент Академии искусств Украины. Фигурально выражаясь, она родилась с кистью в руке, выросла в театрально-художественной семье.

— Моя прабабушка, Анна Леонидовна Егорова, была киноактрисой. Дружила с Николаем Витальевичем Лысенко. Бабушка, которая меня воспитывала лет до шести, тоже была актрисой, в свое время училась у Брониславы Нижинской. В ее библиотеке были книги и дневники хореографа Михаила Фокина, которые я перелистывала с малых лет. Мама, Ирина Левитская — известная художница, от которой ко мне передалась тяга к живописи. Вот так, видимо, практическая невозможность с детства отдать предпочтение чему-либо одному привела меня на стезю театрального художника. Когда мне было лет четырнадцать (я тогда училась в Киевском художественном училище), попала на открытие музея Театра имени И. Франко, созданием которого вместе с коллегами занималась моя мама, и познакомилась там с замечательным человеком, определившим мою дальнейшую творческую судьбу, — с Даниилом Данииловичем Лидером. В то время он был там главным художником. Можно сказать, что я стала его ученицей задолго до поступления в институт.

Был еще один человек, который сыграл в моей судьбе огромную роль — это Федор Нирод. Я была во втором классе, когда впервые попала в его семью. Мама еще студенткой была знакома с Федором Федоровичем, когда он был главным художником Львовской оперы, дружили потом всю жизнь. Я смело могу называть его своим учителем, вдохновителем. Я иногда приносила ему свои работы, его оценка была так же важна, как и в студенческой зачетке. Его любовь к музыкальному театру, изящество манеры, культура рисунка очень серьезно повлияли на мое сознание. Уже позднее, когда наши пути пересеклись в столичной опере, так вышло, что мы в один день сдавали худсовету свои эскизы — он к своей последней «Хованщине», я — к «Лючии ди Ламмермур». Ему понравился один мой эскиз, и могу сказать с гордостью, что последние двадцать лет, до самой его смерти, он висел над кроватью Федора Федоровича. Его восклицание «Как ты попала в музыку!», по сути, является самой высшей оценкой работы художника-сценографа музыкального театра.

— В связи с этим вопрос: что, по-вашему, является определяющим при создании художественного оформления музыкального спектакля — либретто, исторический фон, фантазия?..

— При создании оперного или балетного спектакля главное — это музыка. Тот же Нирод всегда мне говорил: «Ты не либретто изучай, а музыку слушай». Как заклинание вспоминаю его рассуждения о соотношении цветов костюмов Монтекки и Капулетти, о гамме Ромео и Джульетты, об оранжевом Тибальде, продиктованных исключительно музыкой. Меня совершенно завораживали его столкновения цветов. Когда я работаю, всегда о них помню. Что же касается исторического фона — по сравнению с временами, когда мы в силу объективных обстоятельств с ним знакомились в основном по черно-белым книгам, по репродукциям картин, теперь возможности шире. Мы можем выезжать в любой уголок мира, с материалом можно знакомиться непосредственно в местах, где происходили описываемые события. Мировая культура имеет настолько колоссальный багаж, что грех это не использовать. Не бывает просто завитка (как я это называю, «житомирская ракака»). Бывает или рококо, или барокко... И каждый завиток (это к примеру) — и классицистский, и барочный имеет свой характер. Если ты просто делаешь завиток, я называю это «завиток оперного театра», а если делаешь грамотно, то любой завиток мгновенно ложится на музыку того композитора, над оформлением чьего произведения ты работаешь, — у Гайдна и Генделя он один, у Моцарта другой, у Верди третий... Я это учитываю и об этом думаю. Иначе есть риск просто не попасть в музыку.

— В связи с внедрением новых, интерактивных, технологий в сценографии, как вы, преимущественно живописец, оцениваете их возможности сегодня?

— Я могу извлечь для себя только то, что находится в арсенале нашего театра, а это не такой уж и очень большой технический объем. Но есть определенные фокусы, хитрости, когда сочетание объемно-пространственно-живописных работ старого времени с новыми технологиями дают любопытные эффекты. Наблюдать за развитием нового интересно, но нередко случается, что там, где вовсю используют электронику, нет культуры живописи. По моему мнению, это обедняет спектакли. Что же касается нашего театра, то мы все вместе учимся. Мы давно вместе работаем, и всегда что-то изобретали, прислушиваясь друг к другу. Мы все — единомышленники. Теперь осваиваем это.

— Вы известны и как художник драматического театра. Что нового на этом поприще? И есть ли надежда в ближайшем будущем увидеть ваши живописные работы?

— Сейчас я работаю в Театре имени Леси Украинки над спектаклем-мюзиклом из мольеровских времен, премьера которого запланирована на декабрь. Там тоже нужно ссылаться на исторический материал, но иначе.

Выставка, правда, групповая, планируется в августе, покажу свои костюмы и пастели. А над персональной (будущей или гипотетической) я работаю. Практически каждый день. Пишу пейзажи, очень этим увлеклась. Если сочту материал достойным для выставки — покажу. Но нужно время.

— А оно есть при такой-то загрузке?

— Главное, что есть желание. Это единственный залог того, что и время найдется. Не смотря ни на что.

— И все же работа над большим музыкально-историческим полотном — это время, поделенное на определенные этапы: поиск материала, выбор стилистики, расчет количества костюмов и перемен декораций, бутафории, наконец. Все ведь нужно нарисовать в деталях да еще и в срок!

— Ну, вот и представьте, что если к спектаклю нужно изготовить четыреста костюмов (а они все разные!), то столько же эскизов надо нарисовать. Положим хотя бы по часу на каждый. Восемь перемен декораций — это пять тысяч метров живописи! Добавьте к этому четыреста головных уборов, столько же пар обуви, сто вееров. Если говорить о прошедшем сезоне, а это «Дон Карлос» — один из самых крупнопостановочных спектаклей — плюс балет «Каприсы» (одновременно, подчеркиваю), то скажу честно, что с октября по апрель я не жила. Я выживала. Театральный художник зависит от всех. От начальника склада, который находится далеко от театра, от пробок на дорогах, в которых теряется уйма времени.

— Разве главный художник театра не может оградить себя от подобной работы?

— По большому счету, это ключевой вопрос. Можно поручить кому-то другому. Но если я хочу, чтобы ткань была именно эта и именно этого оттенка, я должна отобрать ее сама. Или если есть, но только не такая, как мне надо и другой не будет, то мне же нужно перестраивать концепцию. Есть порядок — спектакль должен выйти!.. От меня зависит внешний вид спектакля, но при воплощении своих идей я завишу от каждого исполнителя. Если один из тридцати рабочих сцены неправильно совместит декорации, грандиозное станет смешным, логически обоснованное — белибердой. Если сосчитать всех, кто работает над оформлением спектакля — а это и художники-декораторы, и бутафоры, и пошивочный цех, и осветители, — то наберется не менее двухсот человек. Думаю, не очень погрешу против истины, если скажу, что практически к каждому нужен подход. А если, например, по причинам несвоевременного финансирования и, соответственно, таких же поставок материала, сроки ужимаются, люди начинают работать на надрыве, и с каждым из них я один на один.

Так не только в театре. Вся жизнь сегодня уплотнилась, ускорилась. Театр — это только модель мира. Благодаря не только туризму, но и Интернету, многоканальному телевидению мир стал доступнее, можно, не выходя из дома, знакомиться с архитектурой, историей на наглядном материале. А потом, например, прийти в театр и искать в оформлении сходство или несовпадения с увиденным. Но, поверьте, если речь идет об эпохе, я полагаюсь на серьезные знания и впечатления. Однажды в Польше я повстречала монаха определенного ордена, который меня тогда интересовал. У них ряса подвязана поясом со специфическими узлами. Пренебрегая всеми правилами приличия, я с жадностью всматривалась в эти узлы, чтобы потом зарисовать и воспроизвести. То есть, если ты любишь и уважаешь свою профессию и себя в ней, пренебрегать знанием не стоит. И так шишек не соберешь от критиков, но упреков в небрежности не приму.

— Художника обидеть может каждый?

— Конструктивной, грамотной критикой — нет! Но с точки зрения «нравится — не нравится» — позвольте не согласиться. И не является ли журналистской небрежностью коверканье имени художника? Даже если хвалят, то, получается, хвалят не меня, а какую-то Левитаскую и т.д. Критика, как любая профессиональная стезя не может быть с точки зрения банальной эрудиции. Печатному слову у нас верят, и если рядом с моим именем в анонсе ошибочно пишут имя художника, который вообще над данным спектаклем не работал, то это обыкновенная дезинформация. В связи с этим хочется назвать имена тех, кто реально тянул воз вместе со мной — а это и художник-макетчик Станислав Петровский, мой бессменный помощник, и совершенно потрясающий художник декораций Александр Яковлевич Фадеев, равного которому нет по меньшей мере в Украине, если не в Европе, а также создатели костюмов — закройщики, художники по росписи, аппликации, которые взяли на себя львиную часть работы по декору, а это Светлана Белан, Елена Быкова, Светлана Кулик. Каждый из двухсот человек работает хорошо или в меру своих сил и возможностей, каждому благодарна. Но эти люди просто подставляют плечо, и ноша становится легче. Я снимаю перед ними шляпу.