Порно: немного голой правды

НАМОРДНИК

Собственно, возведение правового заслона на путях всяческого разврата уже началось. С 14 ноября 1996 года вступили в действие изменения и дополнения к УК Украины, где в статьях 211 и 211 1 предусматриваются весьма суровые наказания за «ввоз, изготовление или распространение произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости». То же касается и «порнографических предметов» (?), в частности — кино-видеопродукции. В обоих случаях максимальная кара уготовлена сокрушительная — до 10 лет заключения с 5-летним поражением в правах. Надо сказать, что самое суровое в Европе по отношению к непристойности законодательство Великобритании в пределе обещает растлителям и охальникам, орудующим средствами масс-медиа, не более трех лет тюрьмы. Угадываю ход мысли отечественных блюстителей нравов: они решили минимум в три раза повысить валовой объем моральности в нашей стране по сравнению с Альбионом. Помешать этому способна только славянская готовность игнорировать любой закон. Например, в дни, когда пишутся эти строки, по «Интеру» показан «Безумный Макс», а по «1+1» — «Коммандо» — чистейшие, классические образчики кино с «культом насилия». В то же время на УТ-1 вышел очередной выпуск «Эродрома», иллюстрированный французской порнографической гравюрой XVIII века. Итак, налицо множественные факты «преступления» свежеиспеченного закона — открытое распространение запретного во всеукраинском масштабе! Однако повинные в том «преступники», надо полагать, все еще на свободе. И слава Богу, одарившему нас здравым смыслом щедрее, чем слепым законопослушанием. Но к чему было огород городить, пускать на ветер силы и средства, создавая неработающий или, что еще хуже, работающий избирательно-нормативный акт? Поэтому единственно возможная рекламация Всевышнему — наши неразумные законотворцы. Между тем они не дремлют. На подходе к рассмотрению на текущей сессии Верховной Рады законопроекты В. Костицкого «О защите общественной морали и психики людей от негативного влияния теле-, кино-, видеопродукции» и В. Медведчука «О недопущении распространения кино- и видеопродукции, которая демонстрирует порнографию, ужасы или пропагандирует культ насилия и жестокости». Наконец, еще один нормативный акт из этого ряда дожидается своей очереди на рассмотрение в парламенте — «Об информационном суверенитете и информационной безопасности Украины» (В. Шевченко). Здесь «пропаганда порнографии» упоминается дважды: в качестве одной из серьезных угроз «физическому, интеллектуальному, морально-психологическому здоровью» населения и как объект борьбы, которая включена в «основные направления государственной информационной политики» и в число факторов «информационного суверенитета» страны (статьи 7 и 16).

Шутки в сторону, грядет жесткий государственный надзор за «нравственностью» практически всей экранной продукции — как отечественной, так и импортируемой. Наказание, как уже сказано, несоразмерно сурово — за изобразительную «пропаганду культа насилия» можно схлопотать примерно столько же, сколько за самое настоящее убийство, а за порнографию — как за изнасилование. При этом сам факт «аудиовизуального преступления» в принципе нельзя считать бесспорным. Словосочетание «пропаганда культа насилия и жестокости», с моей точки зрения, вовсе лишено какого- либо правового содержания (об этом подробно см. «Законодательный бюллетень для СМИ», IREX Про-Медиа, 1998, № 7/12, с. 6-9). Что же касается порнографии, то суть ее, правда, вполне уловима культурологически, а искусствоведческая экспертиза достаточно точно способна ее идентифицировать. Дело за малым: хорошо бы, чтобы право укрощало «порно» цивилизованными средствами.

МИРОВАЯ ВОЙНА С НЕПРИСТОЙНОСТЬЮ

Как ни парадоксально это звучит, но практическая борьба за благочестие кинозрителя началась за год до рождения собственно кино. Еще в 1894 году, когда в Новом и Старом свете функционировал прообраз люмьеровского кинематографа кинетоскоп Эдисона (движущееся изображение можно было рассматривать только индивидуально в специальный окуляр), в Атлантик-Сити полиция изъяла из обращения ролик под названием «Страстный танец Доролиты» — совершенно невинный по сегодняшним меркам сюжет. Практика контроля за нравственной подоплекой кинозрелища стала частой и повсеместной, когда кино обрело нынешний публично-проекционный облик. Киноцензура поначалу формировалась стихийно как спонтанный отклик государственных и правоохранительных органов на пожелания публики и прессы, возмущенных слишком нежным поцелуем, слишком откровенными туалетами и слишком вольными манерами теней на экране. С начала 10-х годов в разных странах стали формироваться кодексы допустимого в публичных кинопоказах и соответствующие цензурные учреждения, отслеживающие нарушения. Так, в 1912 году создан Британский Совет Киноцензоров, руководствующийся сорока тремя правилами запретительного свойства, среди которых было и такое: «Недопустима излишняя демонстрация нижнего белья». А в 1919 году в большевистской России учреждается Кинокомитет, исполняющий в частности и цензурные функции, которые с воистину гениальной краткостью сформулировал Ильич: «Без порнографии и контрреволюции». При сходстве задач принципиальное различие этих контролирующих организаций состояло в том, что британская киноцензура строилась на профессионально-общественных основаниях — как аппарат саморегуляции кинопромышленности, а советская была и всегда оставалась органом государственного контроля над содержательной стороной кино. Собственно, по этим двум моделям и создавались цензурные институты в других странах. В США «Ассоциация кинопродюсеров и кинопрокатчиков» с ее знаменитым Кодексом Хейса (1930) действует как профессиональная организация, а во Франции Комиссия по контролю является правительственным подразделением.

Очень скоро во всем мире становится очевидным, что кинематограф с его фотографической скрупулезностью и достоверностью в показе интимных сторон жизни занимает особое место среди иных средств изобразительности, а кинопорнография, собственно, и является основной формой порнографии как таковой. Женевская конвенция 1923 года, которую подписал тогда и СССР, стала первым и до сих пор действующим международным соглашением по общей борьбе с «порно». Ситуация практически не менялась до 60 – х годов, когда леворадикальные бунты молодежи либерализировали взгляды на секс в глобальных масштабах. Кино и киноцензура не могли не отразить этого.

В настоящее время основные кинодержавы, ориентирующиеся на европейскую культурную традицию, по отношению к «порно» можно условно подразделить на три группы. В первую входят страны, где с начала 70-х де-факто и д е – юре порнография разрешена (Голландия, Дания, Норвегия, Швеция). Однако и здесь прокат «порно» достаточно жестко регламентирован временем или местом публичных показов, ценами на билеты и кассеты, налогами и т. п. Вторую группу составили те государства, где запрет на «порно» юридически сохраняется, но на деле используется лишь в исключительных случаях. Так обстоит дело в Австрии, Германии, США и Франции. Здесь только вовлечение детей в порнобизнес может возыметь некоторые юридические последствия. Наконец, к третьей группе следует отнести Австралию, Великобританию, Испанию, Канаду и, видимо, Россию. Здесь сохраняются серьезные экспертные организации и тщательно разработанные классификационные схемы, определяющие степень допустимого в публичной демонстрации половых отношений. Цензурный контроль, как правило, здесь максимально дистанцирован от государства, имеет профессионально-общественные формы, жесткую сетку критериев, осуществляется гласно, а главное — основан на реальных ожиданиях общества. «Самый очевидный факт состоит в том, — пишет британский исследователь цензуры Филипп Френч, — что идею о необходимости цензуры мы восприняли от всех социальных слоев общества. Она нужна, чтобы сохранить это общество, защитить людей друг от друга, спасти самих себя от наших собственных основных инстинктов».

ПРИРОДА ПОРНОГРАФИИ

Все определения порнографии строятся вокруг единого смыслового ядра — это «вульгарно-натуралистическое, непристойное изображение половой жизни». Между тем представления о «вульгарном» и «неприличном» исключительно субъективны и зависят от множества случайных обстоятельств — от пола и возраста до уровня образования и религиозности созерцающих «изображения». К тому же границы «непристойного» исторически изменчивы и зависят от различных национально-культурных контекстов. И все же в западноевропейской традиции сложилось весьма четкое понимание сути кинопорнографии. Три взаимосвязанные свойства отличают «порно» от «эротики» на экране.

Во-первых, настоящая кинопорнография всегда является настоящей документальной фиксацией реального полового контакта. Аутентичность происходящего всячески подчеркивается способами съемки и подробностями показываемых сексуальных сцен. Такое подчеркивание натурности, подлинности совокупления принципиально важно для изготовителя «порно», поскольку только так он и может достичь своей главной и единственной цели — иллюзией присутствия в интимной ситуации воздействовать на первичную, безусловную сексуальность публики. Отсюда вторая базовая характеристика «порно» — физиологичность его целей. Его создатели намерены торговать отнюдь не любовными историями, а чистым (в смысле без примесей) эротическим возбуждением. Все, что мешает этому, отвлекает внимание от главной цели — логика повествования, сюжет, психологические нюансы, образные решения и т.п. — минимизируется или вовсе изгоняется из кадра. Художественность — враг «порно». Идеальная кинопорнография действует по принципам павловской рефлексологии: включается световой сигнал — выделяется соответствующий секрет. С этим смыкается третье фундаментальное качество — принципиальный аморализм «порно». И создатели, и потребители «порно» добровольно соглашаются выйти за пределы веками сложившихся условностей (нравственных, художественных и социальных, что, собственно, и составляет систему культуры) в сферу первородных биологических начал. Здесь дозволено все, что возбраняла культура, но прежде всего упразднено одно из ее завоеваний — интимное. Аморализм «порно» не в том, что оно посягает на какие-то конкретные моральные кодексы, а в том, что оно по обе стороны от кино-видеоэкрана трактует неадекватно человека, как если бы он еще не «произошел» в существо, наделенное духом, и не имел какой-никакой истории за плечами. Всегда было и будет достаточно много людей, кого такая инволюция не оскорбляет, для кого гнет «верхних этажей» сознания невыносим, а в более-менее длительное состояние «порнокопытности» несет радость раскрепощения. Уважать их вкусы трудно. Но уважать право этих несчастных быть собой, наверное, стоит. В специально отведенных для того местах. Как и курение, порнография несомненное, но неизбежное зло. Такое отношение к ней в основном и реализует западное законодательство о порнографии.

Приемы практической идентификации «порно» исходят из упомянутых его сущностных свойств и вполне объективно позволяют опознать предмет. Дело это искусствоведческое, ведь прежде всего нужно в анализе техники съемки установить документальный характер изображения и зафиксировать прискорбное отсутствие в фильме признаков художественной речи. Глубинный аморализм «порно» также выражен в объективных приметах: изготовители и действующие лица таких лент, как правило, анонимны или скрываются под псевдонимами. Следует сказать, что в некоторых случаях несомненно художественные произведения (нередко — даже выдающиеся) включают в себя отдельные фрагменты несомненной же порнографии. Подобные ленты показывались и в нашей стране — «Империя страсти» Н. Ошимы, «Калигула» Т. Брасса, «Сало, или 120 дней Содома» П. П. Пазолини и др. «Порно» как частный авторский прием, оправданный эстетическими задачами, вне всяких сомнений не может быть причиной исключения таких работ из художественной жизни, но дает повод для особых форм их проката.

Обратимся же, наконец, к тому, что уготовили нам украинские законодатели.

ПАРТИЗАНЩИНА

Первое, что бросается в глаза в законопроектах В. Кострицкого и В. Медведчука,— это их нестыкуемость с мировым опытом, с реальной ситуацией в Украине, а подчас даже со здравым смыслом. Так, оба автора предлагают создать сложные, иерархически упорядоченные всеукраинские пирамиды оценочно-контролирующих организаций — советы по вопросам защиты морали (В. Костицкий) или художественно-экспертные комиссии (В. Медведчук). Но вот что любопытно: законодателям и в голову не приходит, что такая новая паразитарная надстройка над культурой потребует солидного бюджетного финансирования, но не имеет ровно никакого смысла. Ведь массив кино-видеопродукции, поступающей в Украину и способной вызвать нравственные опасения, вполне обозрим для одной-единственной группы экспертов. А сделанные по одному фильму заключения абсолютно незачем многократно дублировать по цепочке региональных советов-комиссий.

Во-вторых, ничего, кроме иронии, не может вызвать главный критерий, которым должна проверяться кино-видеопродукция — это соответствие «моральным стандартам украинского общества» (В. Медведчук). Причем нигде не упоминается, где же с этими мифическими стандартами можно ознакомиться. Между тем со времен «Морального кодекса строителя коммунизма» отечественная мораль, насколько мне известно, не проходила через новые этапы кодификации и стандартизации. А высшая кара за несоответствие фильма фантомному «стандарту», напомню, составляет 10+5 лет серьезных неприятностей для конкретного живого человека.

В-третьих, законодатели явно не подозревают, что экспертизу «порно» могут производить исключительно искусствоведы, а не психиатры и сексопатологи (как предполагает В. Медведчук) или «известные общественные деятели», к тому же подобранные по партийно-пропорциональному принципу (у В. Костицкого). С таким же успехом можно привлекать искусствоведов для оценки эстетических аспектов медицинских и политических аномалий.

Воистину, мы живем в стране, где сапоги тачает пирожник, а пироги печет сапожник. Мудрено ли, что испекаемые в Верховной Раде законы практически «не съедобны», зато поносить их можно долго. Аналогично функционирует и кинодепартамент при Министерстве культуры и искусств, где реального кинопрофессионала днем с огнем не сыщешь, а приглашаемые со стороны эксперты по «порно» никогда данной темой специально не занимались, соответствующих собственных разработок не имеют, а действуют старым казачьим способом — по наитию. Составы министерских экспертных комиссий определяются неизъяснимыми административными соображениями, а работа проходит в режиме, закрытом для самих участников процесса. Эксперты в одиночку выставляют некие баллы, технический секретарь выводит из этого нечто среднее арифметическое, а киноначальство по своему разумению всегда имеет шанс скорректировать эту цифирь. По такой доморощенной технологии определяется и необходимость «защищать мораль», и вообще, планы господдержки национального кино. Получил, скажем, лучший среди плохих сценарий на сотую балла больше, чем другие, — фильм будет финансироваться. А каковы критерии, такое и кино. В случае с «порно» цена дилетантизма и ошибок, напомню еще раз, крайне велика — судьбы людей.

Из сказанного ясно, что наша страна в настоящий момент попросту не созрела для того, чтобы борьбу за благочестие нации вести без потерь, для свободы творчества и СМИ и ущемления гражданских прав. В подобных случаях из двух зол выбирают меньшее: уж лучше «порно» на свободе, чем невиновный за решеткой. А еще лучше цивилизованные пути обуздания «основного инстинкта» на экране. Сначала — изучение реального состояния проблемы в серии социологических исследований. Затем — согласование критериев на конференциях и в публикациях. И лишь потом, с помощью компетентных академических структур подготовка нового несмешного закона «про это». Наконец, необходимо целиком и полностью передать полномочия по какой-либо экспертизе кино-видеопродукции из рук государства в руки общественных организаций. Возможно, Союза кинематографистов Украины. Только так можно снять угрозу введения в стране новой цензуры.