Прощание с Переделкино

В заключение литературного года журнал «Дружба народов» провел круглый стол писателей СНГ и Балтии под названием «Диалог после паузы». На фоне «интеграционистских» усилий московских политиков «международная» литературная встреча принималась многими с определенной — понятной в конечном счете — предубежденностью. И если бы не бесспорный авторитет либерального и действительно порядочного российского журнала, традиционно свободного от имперской очумелости, представительное собрание в подмосковном Переделкино вряд ли вообще состоялось бы.

А тем временем в литературный дом творчества бывшего Литфонда СССР прибыли даже осторожные прибалты — именно потому, что мероприятие проводилось прежде всего как собрание интернационального коллектива авторов журнала, которые представляли главным образом сами себя, а не свои «национальные литературы» или тем более «писательские организации». Хотя речь за круглым столом шла и о национальной литературе, и о литературных организациях.

Самыми грустными были выступления писателей из Грузии и Армении Отиа Иоселиани и Агаси Айвазяна. Из их рассказов встал образ стран по-украинскому коррумпированных, но еще более бедных и более авторитарных. «Какая может быть демократия в нищенской стране, где голодают дети? Какая может быть культура?» — резюмировал их сетования армянский критик Левон Мкртчян.

Но мы знаем, что на самом деле культура создается даже в самых неблагоприятных условиях — и без тепла, и без света, и вообще за колючей проволокой. Собственно, об этом со спокойным достоинством напомнил коллегам белорусский прозаик Виктор Казько, рассказав прозрачную притчу о загнанном в резервации, переселенном в Чернобыльскую зону белорусском зубре, который, несмотря ни на что, выживает и даже, говорят, дает потомство. Приблизительно в такой ситуации оказались ныне белорусы, лишенные элементарных национальных прав на своей родине. Белорусские школы закрываются (о вузах нет и речи), белорусский язык окончательно вытесняется из всех сфер жизни, даже из ритуального официального употребления, только за белорусскую речь можно вылететь с работы или получить по морде на улице от фашиствующих русскоязычных юнцов. Похоже, именно такой «двуязычности» добиваются для Украины местные «интеграторы» — с меньшим, правда, успехом. Виктор Казько убежден, что белорусы переживут и этот этноцид и не вымрут, как зубры, хотя эта его уверенность, при всей симпатии, напоминает трагическую решительность индейского вождя, который бросается со своим луком и стрелами под ядра и пули белых колонизаторов.

Выступления латыша Яниса Петерса и литовца Айдаса Марченаса выглядели на этом фоне почти розовой рождественской сказкой — ведь только эти две страны, да еще Эстония, успешно преодолели советское наследство и решительно повернулись в сторону европейской (а не какой-то призрачно-эсэнговской, имперско-советской или нищенски-евразийской) интеграции. Проблем, безусловно, хватает и в Прибалтике, но это уже абсолютно другие проблемы и абсолютно другие перспективы их преодоления. (Марина Тервонен рассказала, например, об оригинальном способе субсидирования культурных программ, книг и журналов в Эстонии: деньги на это идут из специального Культурного фонда, который формируется прежде всего за счет фиксированной части акцизного налога на алкоголь).

«Я всегда был сторонником диалога, — сказал Янис Петерс, — но я не совсем понимаю, о какой паузе речь идет. Для нас пауза семь лет назад не началась, а закончилась. Я имею в виду действительно драматическую, 50-летнюю паузу в нашем общении с западным миром, нашу искусственную изолированность от Европы. А сегодня у нас прекрасный диалог со шведами, немцами, датчанами. Мы переводим их, они нас, обмениваемся выставками, спектаклями... И мы совсем не против такого же обмена с русскими, калмыками, украинцами. Но интерес должен быть взаимным, иначе это никакой не диалог. Можно, конечно, читать молдаван в московских журналах или переводить грузин с русских подстрочников, но лучше делать это непосредственно, через двухсторонние контакты между изданиями и конкретными людьми».

При всей деликатности формулировок и желании, не дай Бог, не оскорбить хозяев, послание прибалтов было понятным и, на мой взгляд, точным. Москва перестала быть высшим авторитетом, от которого приходит «международное признание» (сегодня оно приходит из Нью-Йорка, Парижа или, по крайней мере, из Варшавы), так же, как и посредником в нашем общении с киргизами, французами или гагаузами. Я встречаюсь с Кнутом Скуениексом в Стокгольме, где мы говорим (по-английски) о состоянии перевода в Украине и Латвии, я вижусь в Праге с Алесем Рязановым, где мы говорим об украинской и белорусской поэзии (каждый на своем языке); а в Зальцбурге мы дискутируем (по-русски) с Валерием Тишковым об этнических проблемах в России и Украине. Каждый украинский художник, музыкант, режиссер, писатель значительно охотнее ныне едет представлять свои произведения в Торонто, Вену или Краков, чем в Москву. Хотя и от презентации в Москве, Улан-Баторе или Улан-Удэ также никто, по-видимому, не откажется. Ибо дело здесь не в каком-то мифическом «национализме», а всего только в объективных законах глобального рынка, насильственно нарушенных «железным занавесом».

Но чувствовалось также на встрече в Переделкино, что для некоторых, с недавних пор независимых, государств Москва остается «центром» — главным, если не единственным местом, где о них еще помнят и где есть еще кому перевести с их мало кому известных в мире языков. Было бы жаль терять этот шанс хоть какого-то выхода в более широкий мир — но реально то, что российское общество не слишком нуждается в таких переводах и вряд ли готово поддерживать их своими деньгами, между тем как российское государство если и поддерживает подобные инициативы, то отнюдь не бескорыстно (в политическом, не только культурном плане).

А поэтому титанические усилия действительно хорошего российского журнала «Дружба народов» как-то сохранить свою межнациональную специфику и не дать совсем умереть переводам «с языков СССР» наталкиваются на неумолимые законы маркетинга, согласно которым журналу экономически выгоднее печатать писателей русских (французских, американских), чем чувашских или украинских. А с другой стороны — эти усилия наталкиваются на еще более неумолимые законы политической борьбы, которые показывают, что правительства в нашей части света не поддерживают культурных проектов «просто так», из уважения к малоизвестному им слову «культура», а поддерживают только то, что обещает им лично быстрые политические и экономические дивиденды.

На этот раз обошлось без правительств, ибо инициативу «Дружбы народов» поддержал и профинансировал соросовский Институт открытого общества со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Если «дружбе народов» (с кавычками и без кавычек) суждено действительно воскреснуть когда-нибудь на наших обезумевших просторах, то произойдет это, очевидно, именно так: при содействии и посредничестве Нью-Йорка (Брюсселя, Страсбурга), а не Москвы, которая никогда не верила ничьим слезам.

Москва — Киев