Просветленный темперамент

Лоск славы не приемлет трагизма. Нина Шаролапова — один из самых тонких мастеров украинского психологического театра, звезда по дарованию, увы, не обрела такой же статус в общественном сознании. Может, и впрямь она слишком умна и ранима, чтобы быть предметом всеобщего обожания? Накануне юбилея с актрисой встретилась журналист Ольга СТЕЛЬМАШЕВСКАЯ.

— Вы могли бы заниматься другой профессией?

— Наверное... Наверное...

— Гуманитарной?

— Нет, скорее медициной, которая меня и притягивала, и пугала, и давала мужество. Я всегда преклонялась перед людьми, работающими в этой профессии.

— Тогда что же привело вас в театр? Ведь актер — этот особое состояние души.

— Она-то и привела меня в театр. Я очень рано поняла, что душа — это мое богатство, которое я должна охранять. Мне когда-то Игорь Ильинский, мой педагог, сказал: «Девочка, у тебя трагический дар — его нужно беречь». Поняв это, я стала в творчестве очень обособленным человеком. Мы раньше не знали понятия медитация. А это, по сути, является начальной школой в театральном институте: умение собрать себя. Как только начинаешь понимать, кто ты есть, на что способен — приходит результат. Когда ты все знаешь и все внутри тебе подчинено цели, — ты непременно достигнешь ее.

— Вы глубокая психологическая актриса, обладающая еще и виртуозной техникой.

— Этой технике я обязана живописи и поэзии. Еще в институте обо мне сказали: «Шаролаповой систему Станиславского читать нельзя». Потому что у меня такая природа, которую нужно постоянно обуздывать. То есть, если сказать грубо — чтоб не было темперамента ради темперамента, чтоб могла себя контролировать. И вот этот эмоциональный контроль мне дает изучение живописи и чтение стихов. Учишься четче распределять свои эмоции, ищешь железную логику поступка.

— Вы считаете, что реализовались как актриса?

— На каком-то уровне, да. Когда-то во «Власти тьмы», в «Молодой хозяйке Нискавуори» я играла роли, соответствующие своему возрасту. Потом резко перешла в другую ипостась, сыграв в «Рядовых» Дударева сумасшедшую. Тогда я поняла, насколько много еще во мне не открыто. И сегодня нет ощущения реализованности, хотя я знаю, что в себе искать.

— А острохарактерные роли вам близки?

— Вообще меня мало использовали в таких ролях, хотя у меня заводной характер. Вот, например, в Москве, после наших гастролей со спектаклем «Руслан и Людмила», где я играла Наину, написали: «Спектакль называется «Руслан и Людмила», но его смело можно назвать «Наина». Сознательно к острой характерности в этой роли я не стремилась. Играла так, как написано у Пушкина. Последней удачной характерной ролью, мне кажется, была Служанка в «Кровавой свадьбе» Ф. Г. Лорки. Там я сумела добиться сочетания характерности и драматизма, потому что чистая характерность — тоже не мое. Я серьезный человек. Если сердце не болит, не идет «кровь и мясо» — мне неинтересно. Мне присуща скорее трагикомедийность. В «Уроках музыки» у Виктюка у меня была крайне драматическая, даже трагическая роль, где было всего намешано, поэтому она и получила такой резонанс. Роман Виктюк говорил тогда нам, актерам: «Здесь все от русского поля, от поля, которое вовремя не вспахали...»

— Вы известны своим чувством юмора, сногсшибательной иронией...

— Да, но комедию я почти не играла.

— А хотелось?

— Даже не знаю. В роскошной комедии, чтоб это были живые люди, а не марионетки, исполнители чужой воли, конечно, хотелось бы сыграть.

— А почему после Щепкинского училища в Москве вы поехали в Украину?

— По дурости... А если серьезно... Тут был режиссер Эрин. Он смотрел наш курс и сразу пригласил меня на большую роль в большом спектакле «Власть тьмы». Театр обеспечивал квартирой. И я поехала в Киев, хотя имела приглашения из Ленкома и Малого театра. Позже меня звали в Ленинградский БДТ, но я считала, что от добра добра не ищут. Не могу сказать, что в Театре русской драмы мне было плохо: все время играла, была занята, а если и были простои, то все равно форму профессиональную не теряла.

— С кем из партнеров в театре вам нравилось работать?

— С Адой Роговцевой, Женей Паперным. С Лешей Бакштаевым, который был очень «теплым» артистом, а это всегда очень важно для того, кто колюч, резковат, вроде меня. Вообще, хороший умный партнер, умеющий прочертить, а не прокричать роль — большое счастье. В этом плане мне безумно нравилось и нравится работать с Адой Роговцевой: в «Матушке Кураж», «Хозяйке», «Вечернем свете»...

— А с кем из режиссеров получалось?

— С Эриным, Митницким, Валей Козьменко-Делинде, Юрой Одиноким, Романом Виктюком..

— Виктюка актеры боготворят. В чем его секрет?

— У него есть великий театральный дар и умение общаться с молодыми. Замечать все новое и, как губка, впитывая это в себя, тут же обращать во благо своей работе. Кроме того, у него потрясающее чутье на актерский ритм. О ритмической партитуре его спектаклей можно тома писать.

— Кстати, вы сами не пишете?

— Вела дневники в молодости. Теперь перечитываю и думаю: «Боже, насколько я тогда была умнее!» А потом понимаю — нет. Тогда я описывала какую-то выдуманную жизнь. А сегодня, наверное, стала мудрее.

— Вы прекрасно читаете стихи, никогда их сами не сочиняли?

— Когда-то мне казалось, что во мне есть и этот дар. И все-таки, читая Пушкина, Цветаеву, Ахматову, Северянина, Волошина, Мандельштама, я поняла, что соревноваться с такими поэтами невозможно. Чтение их поэзии и есть истинное творческое наслаждение. Ты словно переживаешь чужое вдохновение.

— Парадоксально, но призами вы — подлинная театральная актриса — награждались в основном за кинороли...

— Я не люблю кино. Хотя мне приятно была работать с Мишей Беликовым в его первом фильме «Ночь коротка», в «Карусели» Попкова, где был интересный творческий альянс с Нееловой и Будрайтисом. Я успела поработать в единственной картине Жоры Буркова, которую он снял перед смертью. В той роли было что-то русское, женское, то, что мне особенно дорого. Приятно было работать с Мишей Ильенко — тонким, интеллигентным кинорежиссером. А вообще, с кино у меня очень сложные отношения. И в Москве в студенческие годы, и когда приехала в Киев мне не очень-то разрешали сниматься. Поэтому я всю сознательную жизнь отдавала театру, а в фильмах снималась чуть ли не конспиративно. Так что о кино у меня сложилось мнение, как о чем-то не основном в карьере артиста, но запретном, а потому и манящем.

— Ваше кредо в искусстве?

— Не делай зла другим.