Перейти к основному содержанию

Радио моего детства

Мем-стории от Сергея Тримбача
13 января, 10:58

Незабываемое воспоминание... 31 декабря 1957-го. Отец ставит елку. А из черного круга (такое еще «радиво» было) радио Людмила Гурченко распевает песенку «Про пять минут». И такой эмоциональный восторг, что я — немного простуженный, кажется, — подпрыгиваю в такт на кровати, которая мягко и пружинисто подбрасывает меня вверх. И подпеваю. Пять минут  новогоднего  счастья. Все еще живы, и, значит, ничего не умерло во мне. Хотя потом столько сгорит в душе, столько перетлеет. А эти лучезарные счастливые пять минут живут. И они связаны с радиоприемником, радио.

ОБЛУЧЕНИЕ «ПРАВДОЙ»

1950-е, телевизоров еще практически нет, кое-где только светится «голубой огонек» (он и в самом деле был голубым, поскольку телевизор смотрели тогда с выключенным светом, по привычке кинотеатрального показа). Зато в каждом доме, в каждой квартире  был радиоприемник — еще тот, круглый и черный, как ворон, который «крякал» дикторским голосом. Наряду с газетами это был главным информатором. В народе его называли «брехунцом».

Каждый вечер наша бабушка, Мария Семеновна, уже приготовившись ко сну, внимательно слушала «Последние известия» из Москвы: «Ану, шо вони ще збрешуть»? Первая часть новостей по большей части посвящалась информации о международных и зарубежных визитах. Никита Сергеевич Хрущев, тогдашний советский руководитель, принял эфиопского лидера, в тот же день он отправился в Польшу и т.п. Бабушка слушала это внимательно, а затем пренебрежительно махала рукой: «Одно стрічають і проводжають»...

Дальше переходили к успехам «социалистического строительства». Вон там фабрику сдали в эксплуатацию, а там урожай невиданный выростили. «Ото брешуть», — комментировала бабушка. Ее достаточно традиционный вывод относительно новостей был таким: «Щоб вони там, — показывалось наверх, — усі виздихали...» И на бочок, во сне  закреплять и обрабатывать полученную информацию. Что бы сказала бабушка, послушав сегодняшние новости: убили, изнасиловали, зарезали, ограбили (?). Наверное, проклинала бы олигархов — яко верховную власть.

В самом конце 1950-х черную радиотарелку заменили нарядной «коробочкой». А главное — отец купил «радиолу» «Восток», электроламповый приемник (там был уже выбор программ на длинных, средних и коротких волнах!), дополненный еще и проигрывателем, — можно было «крутить» пластинки. Мигом появился набор этих пластинок — и песни военного времени, и романсы, и  народные песни,  даже немного действительно так называемой серьезной музыки.

С наступлением радиольной эры (радиолой еще в 1922 году в Америке был назван приемник якобы в честь растения) отец, Василий Павлович, погрузился в слушание «вражеских голосов», то есть «Голоса Америки», «Радио Свобода», Би-Би-Си. Конечно, это выглядело революционно. Хотя и не очень уютно — приходилось все время крутить ручки приемника, напряженно вслушиваться сквозь шумы и просто вой: врагов глушили изо всех сил.

Отец умер рано, мне было только одиннадцать, брату — девять. Через пару лет после этого и мы начали слушать «голоса»: интересно же. Такая себе оппозиционная пресса, которая подавала информацию с другой стороны. Скажем, о том, почему и как именно убирали Хрущева, чье имя после увольнения  просто запретили.

В 1990-м мне повезло побывать в США, на радио «Голос Америки». Мне хотелось ущипнуть себя: в детстве представить себе что-то подобное я просто не мог.

ТЕСНИЛИ — И ОТТЕСНИЛИ...

Вспоминаю, как поздним вечером слушали радиорепортаж о матче Кубка европейских чемпионов: шотландский «Селтик» принимал киевское «Динамо». Наши выиграли, на чужом поле. Потом был знаменитый матч в Киеве — «Динамо» прошло дальше. В целом, в те годы еще было привычно футбол не только смотреть, но и слушать. Самым известным комментатором был тогда Вадим Синявский, чей голос был действительно неповторимо узнаваемым, с актерскими модуляциями. Дальше был Николай Озеров — тот и в самом деле был актером МХАТа, однако знаменитым стал как комментатор — сначала радио, потом и телевидения.

Дома у нас телевизор так и не завелся, слушали радио. Очень любили у нас в семье слушать радиопостановки (или радиоверсии) театральных спектаклей. Кстати, развивает воображение. Ляжешь себе на кушетку, закроешь глаза — и будто видишь это все. Особенно памятны постановки Киевского Театра им. И.Франко — «В степях Украины» (маскульт у нас все-таки был, и очень качественный — популярность Часныка и Галушки, то есть Дмитрия Милютенко и Юрия Шумского тогда зашкаливала) и «Фараоны» (бесхитростная пьеса просто блестяще разыгрывалась актерами, среди которых суперзвездой был легендарный  Николай Яковченко, с его «кроїв-кроїв дівчаткам...»).

Среди эстрадных артистов впереди были комики — Аркадий Райкин и наши Юрий Тимошенко и Ефим Березин, то есть Тарапунька и Штепсель. Их фразы сразу разносились по всей країні-Україні, а нередко и по всему Советскому Союзу. Скажем, такая сценка. Тарапунька встречает Штепселя, который сообщает, что идет на базар, купить что-то съестное. Тарапунька в ответ: ниц, туда он не ходит. Зачем? Подставил корзины под радиоприемник-«брехунец» — и оттуда падает все, чего душа пожелает: булки, колбаса, масло, коньяк. Такая смелость им позволялась (далеко не всегда, конечно) — шуты, пусть себе немножко критики позволят, пусть народ позабавят иллюзией матушки-правды.

И — певцы. Было много народной музыки (уже в 1970-х, во времена Владимира Щербицкого, украинский музыкальный фольклор решительно потеснили с радиоолимпа), песен шлягерного характера. Что касается Всесоюзного радио — там национальная народная музыка представлялась в довольно большом количестве, однако при узком представительстве. Вспоминаю, писатель Грыгир Тютюнник рассказывал, как он возненавидел песню «Із сиром пироги...». Он служил на флоте, на Дальнем Востоке, и в их военной части из громкоговорителя неслись песни — из украинских только одна, те «Пироги». Как было ее не возненавидеть?

В 1964-м на Всесоюзном радио появилась  программа  «Маяк». Каждые полчаса — новостийная программа. Тогда это выглядело диковиной — вот такая информационная плотность. Конечно, это было далеко от современных стандартов, а все же, а все же. Скажем, приходя из школы, я включал — в 15.30 — «Маяк», чтобы послушать спортивные новости. Тогда в фаворе был не только футбол (а мы не только слушали о нем, но и сами упорно гоняли мяч), но и такая интеллектуальная игра, как шахматы. Немного позже миллионы людей следили за перипетиями матчей гигантов (Спасский — Фишер, к примеру) — сейчас о шахматах практически не говорят. Вероятно, потому, что наша так называемая элита не играет в шахматы — где уж им, длительное интеллектуальное напряжение им не свойственно.

Словом, радио моего детства было фактором образовательного и культурного развития. Уже где-то в середине 1970-х его оттеснили, «важнейшим из искусств» стало телевидение, а среди запросов на первые места вышли автомобили, телевизоры, хрусталь и полные и избранные собрания сочинений писателей: красиво вписывались в дизайн тогдашних двух— и трехкомнатных квартир. Радио же перекочевало на кухню, а потом «телик»  вытеснил его и оттуда. Собственно, телевизоры нередко не столько смотрят сейчас, сколько слушают, иногда посматривая на экран. Своеобразная месть радиовещателей.

Все же радио, несмотря на все надругательства, не умерло. Скажем, я слушаю его в автомобиле или на даче, в минуты досуга. А телевизор... А что телевизор? Его тоже стало меньше. Едва ли не ежемесячно появляется что-то новое. Когда сравниваешь наполненность вещами, предметами мира моего детства и мира нынешнего — 1950—1960-е выглядят просто пустыми: стол, стулья, кровати, шкафы для одежды, все. И в этой «пустоте» (мы ее таковой не чувствовали и не воспринимали, конечно) звучит «брехунец» — развлекает, информирует, смешит, доводит до слез... Спасибо, приемничек, ты был, ты есть и будешь всегда в моей памяти.

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать