Роман ГОРАК: Иван Франко не дает покоя многим до сих пор

Несколько дней назад Комитет по Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко объявил лауреатов 2011 года. В категории «литературоведение и искусствоведение» победили львовяне Роман Горак и Николай-Ярослав Гнатив, которые получили высокую награду за десятитомное литературоведческое и биографическое издание «Иван Франко». Накануне вручения Шевченковской премии (которое, как известно, традиционно состоится 9 марта — в день рождения Тараса Шевченко, в Каневе) «День» попросил директора Львовского мемориального музея Ивана Франко — Романа Горака — ответить на несколько вопросов. Общеизвестно, что в историю нашей литературы, соответственно — и национальной духовности, Иван Франко вошел как вторая фигура после Тараса Шевченко. Франковеды отмечают: Франко создал себе мощный монумент, вечно живой идеями, воплощенными в яркие художественные образы, равно как и взвешенными интеллектуальными трактатами по многим сферам, причем не только украинской — мировой жизнедеятельности. Первый мой вопрос к Роману Гораку касался европейскости литературы Франко, и на него Роман Дмитриевич отреагировал неожиданно остро.

— Когда спрашивают об европейскости Ивана Франко, меня это злит. Никто не говорит об азиатскости Ясунари Кавабата или европейскости Марселя Пруста. Так почему же, когда речь идет об Иване Франко, хотим подчеркнуть его европейскость? Неужели мы на маргинесе? Разве хотим в очередной раз подтвердить второсортность? Кому и почему должны доказывать, что являемся европейцами? Должен сказать, что в конце прошлого века, а тем более — в 1902—1904 годах, Иван Франко был самым популярным среди всех европейских писателей. Он на то время был сотрудником (о чем нам, к величайшему сожалению, мало известно) самой популярной газеты «Ди Цайт», которая в немецкоязычном мире задавала тон не только в литературе, но и в политике, экономике и остальных важных сферах. В «Ди Цайт» работал целый ряд известнейших в Европе поэтов и прозаиков. И наиболее точечные, ударные произведения Ивана Франко, подчеркиваю, печатались на немецком языке именно в этом издании. Например, новелла «На дні». Тогда же печатается «Терен у нозі», многие другие произведения. Напомню также, что наиболее скандальные вещи, которые возмущали всю Европу, Иван Франко печатал также в «Ди Цайт». Например, известную статью об Адаме Мицкевиче «Поет зради» — о двойной морали польского шовинизма. Также — о галицких выборах, которые привели к тому, что радикально изменилась избирательная система в Галичине... То есть Иван Франко во всех позициях задавал тон в литературе. Хочу напомнить, что Франко задавал тон и в так называемой рабочей тематике. Если во французской или немецкой литературе на рабочую тематику были вздохи над судьбой, порабощением, рабской эксплуатацией, то Франко пошел значительно дальше и был впереди, так как писал, как организовать рабочий класс, чтобы освободиться — так появляется «Борислав сміється», хотя наряду с этим он дает глубокий психологический роман Boa Constrictor, где демонстрирует свои возможности и писателя, и гуманиста, и человека, который хорошо знает свой народ. А это очень важно для Франко, так как он имел право сказать о своем народе так, как он сказал о себе в автобиографическом предисловии «Кое-что о самом себе» к польскому сборнику своих рассказов. Так, как он сказал во многих произведениях, когда беспощадно критиковал галицкое хруневство, продажность интеллигенции, умение быть рабом в собственном доме... А вообще говоря, вся европейскость литературы Франко — это поднимание человека... Он хотел дать ощущение, что человек — творец и должен иметь распрямленный хребет. Поэтому и считаю, что говорить о европейскости Франко — как-то провинциально и не годится.

— Мы живем в городе, где с именем Ивана Франко связано очень много. Это и Национальный университет Ивана Франко, площадь и улица имени Ивана Яковлевича, мемориальный музей... Наконец, имеем на Лычаковском кладбище могилу Франко со всемирно известным надгробием авторства Сергея Литвиненко (1933 г.). Но если спросить о Франко у простого львовянина, как считаете, много он расскажет?

— Убежден, что все львовяне знают, кто такой Иван Франко, так как, начиная с первого класса, изучают его стихи. Знает ли молодежь глубоко творчество Франко — это другой вопрос. Но знает ли молодежь глубоко вообще о каком-либо деятеле? Публика есть публика — живет по своим законам. И брать знания простого гражданина в качестве критерия я бы не советовал. Лина Костенко справедливо назвала Львов «болотом». Но наше «болото» мало чем отличается от харьковского, херсонского, киевского и др. болота — всюду есть определенный процент людей, которые создают, к величайшему сожалению, такой наш негативный имидж. Так, в конце концов, было всегда. Безусловно, Иван Франко — личность, которая не дает покоя очень многим по сей день. Он чрезвычайно актуален до сих пор, необычайно предусмотрительный в отношении того, что будет происходить в перспективе, которую он очень хорошо видел. Это больше всего злит, поэтому постоянно пытаются Ивана Франко каким-нибудь способом принизить — любыми вещами. Если таких вещей (которыми, например, можно принизить Лесю Украинку или Шевченко) нет, то выдумывают другие. Например, почему Иван Франко должен быть украинцем — для Украины это роскошь! (Но поставьте кого-нибудь в мировой литературе рядом с универсальностью и глубиной проникновения в психологию человека Ивана Франко!..) Франко неукраинец. Кто он? Еврейского, немецкого и польского происхождения — украинского в нем меньше всего. И он не выходец из простых крестьян. Да, вам дадут огромные премии, гранты, допустим, от Джорджа Грабовича, если скажете, что Франко — шляхтич. Но народу не объясняют, что шляхтич — это гоноровое звание (как, например, заслуженный учитель или заслуженный работник культуры). Очевидно, что когда-то предки Ивана Франко заслужили себе за службу обществу такой титул, и он передавался из поколения в поколение. Хотя этот титул абсолютно никаких привилегий не давал — Франко их не имел. Унижают Франко разными способами. Я не буду называть имен людей, которые привели к личной трагедии Ивана Франко. Вспомним только, как была разыграна карта с его болезнью! Бездарность врачей привела к тому, что мы потеряли Франко. Его сначала залечили, а потом еще имели смелость, зная, что диагноз поставлен неправильно, верещать повсюду, что Франко — сифилитик! А уже другая генерация исследователей становилась в позу: дескать, это прекрасно — сколько европейских писателей умышленно нарывались на сифилис, чтобы их мозг продуктивнее работал. И никто не думает о том, что клевета, брошенная на Ивана Франко, привела к трагедии в его семье. Он остался умирать один, и мы должны иметь это на своей собственной совести. Я работаю в музее уже 20 лет, но до сих пор не могу спокойно пройти мимо койки, на которой умирал Франко. Франко имел право как больной для опеки оставить при себе хотя бы одного ребенка, но не воспользовался этим правом — послал воевать своих Тараса и Петра на фронт, когда сынки других прятались за спины родителей. Дочь Анна работала на поезде — возила раненых...

Общество сподобилось дать Франко в помощь старую, старше его, женщину. Она не могла Ивана Яковлевича поднять, когда тот упал. Ждала, когда кто-то придет и поможет. Самое большее, что могла сделать, — положить Франко подушку под голову... Сам невесело шутил: «Заходили исключительные посетители, посмотреть, жив ли еще...» Такую имеем епитимью за тот гениальный ум, который освещал целую нашу нацию.

— Как объяснить, что в таком благородном городе, как Львов, выдающийся поэт, публицист, мыслитель Иван Франко умирал в бедности? Почему Львов не оценил Франко?

— Франко постоянно был в конфронтации с украинским сообществом. Это — во-первых. Во-вторых, достаточно кое-что почитать, где он пишет сам о себе, и другие его статьи, чтобы понять, как Франко на эти вещи смотрел. Он считался и считается врагом №1 для польского шовинизма, который никогда не гнушался методами борьбы с Франко. На то, что Франко остался умирать одиноким, — чрезвычайно много причин. Причем связаны они с тем противостоянием. Во-первых, по Львову чрезвычайно интенсивно продвигался слух о болезни Франко... Во-вторых, существовало мнение, что сифилис передается бытовым путем, так что желающих посетить Франко было очень мало. Если же кто-то приходил, то служанка должна была протирать лизолом или карболкой дверные ручки. Можете себе представить, как это влияло на Франко. Сам Франко был настолько психически измучен обстоятельствами своей болезни, что постоянно носил с собой карболку, мочил в нее руки — кожа на пальцах была выедена. Кроме того, представьте, какой был смрад от этой карболки... Что касается его болезни, то это было первое преступление польского шовинизма — Франко поместили в камеру, в которой было так холодно той лютой зимой, что ему голову утром отрывали от стены — примерзала. 90 процентов людей, живущих на Севере, болеют той же болезнью, что и Франко, — это ревматоидный артрит, который только перед Второй мировой войной был выделен как отдельная болезнь. А начинался он так, как обычные венерические болезни... Представьте себе, как должна была вести себя жена?! Как должны были вести себя дети?! И Иван Франко от того, бедный, страдал. Он так до самой смерти и остался жертвой того страшного недоразумения. Вы не представляете, как мне было сложно, когда организовывал группы ученых, чтобы они серьезно обратились к изучению болезни Франко. Все это четко выписано в моей книге «Катастрофа» — как у нас лечили Франко, чтобы как можно скорее загнать его в гроб. Вот и все! Этот момент вправду наиболее раздражающий. И я понимаю предыдущих исследователей жизни и творчества Франко, которые избегали ответа на этот вопрос, всегда подчеркивая, что для нас важнее творчество Франко, чем его личная жизнь и его болезнь. Добавьте к этому, что в период болезни он был настроен на активную работу, а он при любых обстоятельствах работал, не покладая рук, но ему было тяжело найти секретаря, переписчика — ему все было тяжело. А сам он не мог ни перелистать страницы книжки или рукописи, ни писать.

— Мы с вами, Роман Дмитриевич, выросли и выучились в советское время, когда о Франко говорили двумя основными терминам — Каменяр и Вечный революционер. По вашему мнению, как правильно теперь преподавать его творчество? И нужно ли совсем перечеркивать написанное о нем в советском литературоведении?

— Категорически — нет! Иван Франко остается и Вечным революционером, и Каменяром. Только нужно объяснить, что понимают под этими понятиями. В советское время тоже были умные франковеды. Просто обстоятельства были такие, что у них были выкручены руки... Жаль, что Франко так умудрились замусолить, что многие действительно потеряли к нему интерес. (В конце концов, то же самое, например, произошло с прекрасным поэтом Тычиной. Люди нашего поколения хорошо помнят чуть ли не присказку: «Так, Тичина пише вірші, та все гірші, гірші й гірші...»). Об Иване Франко рассказывали много и отовсюду — из того самого радио, представляя во всем как передового и безгрешного... Но, если уж говорить о нем в понимании советской идеологии, то у Франко были грехи — вспомним хотя бы его «Не пора, не пора, не пора москалеві й ляхові служить!» На этот стих кривились. (И кривятся до сих пор). Почему-то, однако, не кривились на конгресс социалистов 1881 года в Швейцарии, где были Энгельс, Лавров и другие, и где нам, украинцам, советовали в той исторической ситуации, в которой мы оказались, ассимилироваться — с русскими. И сохранить только определенные элементы национальной культуры — например, так, «как прекрасно это сделал Гоголь...». Или между поляками здесь, в Галичине. И никто даже не посмел выступить в нашу защиту. Страшно подумать... Когда издается закон о запрете украинского языка 1863 года, когда издается Эмский указ 1876 года — хоть бы кто-то в Европе крикнул: «Люди, что вы делаете?!». Не было ни карбонариев, ни революционной Франции, не гремел «Колокол» Герцена... Мы оставались в одиночестве со своими проблемами... А Франко, молодой юноша, как оказалось, перечеркнул тем стихом всю свою карьеру! А он очень хорошо понял, что нам, украинцам, светит, и сделал духовную установку...

— «Захар Беркут» — это повесть о домонгольских русинских-украинских землях. Не считаете ли вы, что это произведение сверхактуально сегодня, когда Европа в очередной раз исключила из своей исторической памяти украинскую территорию и украинские смыслы?

— Безусловно, мы скоро снова вернемся к этой повести... Эта повесть была самой читабельной на Большой Украине. Фактически, именно с «Захара Беркута» Большая Украина и начала узнавать Франко. Подход Ивана Франко к изображению этого периода очень интересно трактуется в литературоведении. А особенно его спор с издателем — Огоновским. Произведение писалось на конкурс журнала «Зоря», и Огоновский как представитель господствующей исторической версии имел большие претензии к роли князей, роли народных масс, к нашей роли вообще — как спасения целой Европы. Так, собственно, Иван Франко дал очень интересные ответы... Перейду к современности. Несколько лет назад я написал либретто к опере «Данила Галицкий» (музыка Мирослава Волынского. — Т.К.). Опера была принята, но на раз провалилась... Сначала все было идеально, но говорили, что нет денег на постановку. Теперь речь идет о том, что уже есть претензии у исполнителей и т.д. Произведение имело другое название — «Спасение Европы». Мне хотелось показать, какие жертвы мы принесли, чтобы спаслась от монгольского нашествия европейская цивилизация. И как благодаря нашим жертвам развивалась Европа. Мне казалось, что, когда во Львов приедет вся Европа на Чемпионат-2012, возможно, кое-кто и заглянет в оперный, посмотрит спектакль и поймет, что к чему, поймет, что надо и нам поклониться. Что наше нынешнее жалкое положение тоже обусловлено тем, что когда-то мы должны были жертвовать собой чисто по-христиански, чтобы спасать мир. К величайшему сожалению, все очень быстро в истории забывается...

— Я знаю, что несколько лет назад ваш музей приобрел уникальный сборник Марьяна Колодия, который был личным секретарем Франко в последние годы жизни поэта. Обработан ли уже архив? И, возможно, вы что-то неожиданное узнали из этого архива о Франко? Возможно, еще что-то интересное в последние годы приобрели?

— Начну с того, что архив этот — очень дорогой, и он у нас есть только благодаря добрым друзьям музея, в частности — Игорю Грициняку (директору Института рыбного хозяйства). Я приобрел архив потому, что не хотел, чтобы он попал в руки людей, которые умеют на всем спекулировать, искажать факты. Приобретя эти документы, получил ответы на очень много вопросов, которые ставил себе в течение многих лет. Прежде всего, то, что Колодий работал по заказу советских спецслужб и сам, будучи поэтом дешевой руки, умел подделывать стиль Ивана Франко и писать за него произведения. Все дело в том, что как секретарь он писал под диктовку. Иван Франко только подправлял некоторые вещи, а потом секретарь снова это переписывал. То есть, поймать Колодия за руку практически было невозможно. Но уже в то время многие исследователи, в частности, Щурат, который хорошо знал Франко, в том числе — стилистически, говорил, что это — подделка. И когда была написана такая вещь, как «Папі в альбом» (в стиле Галана) и советское литературоведение опубликовало этот стих в 20-томнике, то только один литературовед (профессор Львовского университета Александр Пархоменко) утверждал, что это произведение — не Франко. За что и поплатился увольнением с работы и сбежал в Москву. Поведение Колодия, попытки достать помещение, его письма для КГБ — это все есть в архиве. Мы уже сделали по этому поводу несколько публикаций. Но остается еще много деталей, которые надо выяснить. Затронется очень много имен, а я не хочу, чтобы мы в спешке обижали людей. Что касается других приобретений... Мы многое приобрели. Я большой сторонник мнения, что личность создает ее окружение. Поэтому, чем больше будем знать друзей, тем больше будем знать и о Франко. Кстати, мне невероятно повезло: у меня была возможность общаться с людьми, которые знали Франко, причем знали так, как надо мне, писателю, — с деталями, с подробностями, которых я бы никогда нигде не вычитал. Мне рассказывали, как Франко одевался, как рукой махал, как снимал шляпу, как ходил, как мог бы среагировать на ту или иную ситуацию. И все это воссоздавало жизненный образ Франко. В конце концов, из таких мелочей складывается образ любого человека.

— Почему вы решили изучать именно творчество Франко?

— Он отвечал моим внутренним запросам, чтобы ответить на вопрос, как я смотрю на наше общество прошлого и как вижу проекцию того прошлого общества на день нынешний. У Франко было такое огромное количество доброжелателей и врагов, и настолько большое общение со всем миром, что это дало мне возможность сразу же охватить все вокруг, все свести в одну нить. Я сознаю, что мы знаем Франко, к величайшему сожалению, наполовину, особенно, когда речь идет о его эпистолярии. Мы напечатали в 10-томнике все, что Франко писал кому-либо. Но не слышим голоса того, кто отвечает — как он реагирует, как оппонирует Франко. Мы до сих пор лишены этого крайне важного диалога. У нас мало специалистов, которые хотят корпеть над рукописями, которые бы захотели разбирать каждую букву. Хотя, конечно, эта работа понемногу делается.

— Что считаете как исследователь жизни и творчества Франко наибольшим для себя открытием?

— Интересный вопрос... Вся жизнь Франко — страшный пример того, как невероятно много человек в жесточайших условиях может сделать для других. Франко показал это во всем. Мы сегодня не можем говорить ни об украинской истории, ни об украинском писательстве, ни об украинской этнографии без Ивана Франко. И фигура Франко — это как начало координат, отсюда все начинает накапливаться. Ни один порядочный исследователь Галичины не может обойтись без работ Франко — чтобы его критиковать, или соглашаться с ним, или определять его гениальность... Но это — Иван Франко, который задавал тон, задавал ритм во всей нашей галицкой жизни. И это прекрасно поняли уже в 1898 году, когда у нас была куча юбилеев — 250 лет начала национально-освободительной борьбы Богдана Хмельницкого, 30-летие «Просвіти», 25 лет научного общества имени Шевченко, 50 лет отмены крепостного права, 100 лет от написания «Энеиды» Котляревского. Эти юбилеи в Галичине хотели праздновать без участия Франко, который для этих вещей сделал максимально много. Тогда выступила украинская молодежь, которая организовала юбилей Ивану Франко (к 25-летию литературной деятельности) накануне торжеств, которые состоялись в театре Скарбка (теперь — театр Марии Заньковецкой. — Т. К.), и таким образом доказала, что без Франко наше будущее невозможно и Иван Франко именно тот, кто должен вести нацию за собой, то есть признали своим лидером.

— Достаточно ли посетителей в музее?

— Предостаточно! Мы очень рады, что к нам приходят дети. Я убежден, что каждый раз, когда они приходят, их глаза к концу экскурсии становятся совсем другими. У них даже походка изменяется, так как понимают, куда попали и кто такой Франко. Это, как правило, дети старшего школьного возраста. Приходя к нам, сначала говорят, как и на улице — «типа», «короче», «конкретно», а потом, вижу, им стыдно употреблять такие слова. Пусть на короткое время, но так есть, так как они ощутили, что есть выше и блаженнее тех вещей, в которых они находятся ежедневно.

СПРАВКА «Дня»

Горак Роман Дмитриевич — кандидат химических наук, прозаик, драматург, франковед — директор Львовского литературно-мемориального музея Ивана Франко. Отдельными изданиями вышли его произведения «Тричі мені являлася любов», «Задля празника. У сутінках», «Лесь Мартович», «Між вогнями. Микола Устинович» (в соавторстве), «Городок», «Легенди Нагуєвич», «Целіна, родом з Трускавця». «Марія. Мати Франкова», «Одна із сотні тисяч безіменних», «Адреси пам’яті Івана Франка у Львові», «Адреси юності Франка в Дрогобичі», «Іван Франко та Жовківщина», «Загублені на Журавенщині». В соавторстве с Н.-Я. Гнативым издал серию книг о Франко. Роман Горак — лауреат Литературной премии им. Ивана Франко за эссе «Удар» и повесть-эссе «Ще удар... Захист», посвященные тайне последних лет жизни и творчества Каменяра. Вместе с Николаем-Ярославом Гнативым — лауреат Национальной премии им. Шевченко 2011 года в номинации «литературоведение и искусствоведение» за издание «Иван Франко».