Роман Кофман: «То, что я занимаюсь дирижированием, это — чудо»

Исполняя «Испанскую рапсодию» Мориса Равеля, «Румынскую» — Джордже Энеску, «Венгерскую» — Ференца Листа, «Гуцульскую» — Георгия Майбороды, Академическому симфоническому оркестру под управлением  маэстро удалось материализовать высокий смысл музыки — дарить наслаждение. В «Рапсодии на тему Паганини» для фортепиано с оркестром Сергея Рахманинова солировал гость из Литвы, лауреат международных конкурсов Лукас Генюшас — и он сыграл великолепно, покорив зал кристальной чистотой звучания и безупречной техникой. Весь концерт был словно сияние звуков: так происходит всегда, когда на сцену выходит маэстро Роман Кофман. А название жанра напомнило, что рапсод, согласно античным объяснениям термина, — странствующий певец с жезлом в руке, а в буквальном переводе — тот, кто сшивает песни. Да это же дирижер, который всю жизнь странствует от мелодии к мелодии, соединяя их в гармонический союз.

Кофман — автор концептуальных музыкальных проектов, которые создают новую реальность. Писатель и поэт, в числе книг которого  — ставшие классикой «Книга небытия», «Пасторальная симфония, или как я жил при немцах», «Так будет всегда», «Хвала работодателям». Человек-загадка — никогда не знаешь наперед, что он преподнесет слушателям и читателям.

Организовал первые в Украине авторские концерты Альфреда Шнитке и Гии Канчели. Выступал с 73 оркестрами многих стран мира. В 2003—2008 гг. работал в Германии как генеральмузикдиректор Бонна, возглавляя Бетховенский оркестр и Боннскую оперу. Событием культурной жизни Украины стали авторские циклы концертов: «Роман Кофман и его друзья», «Великие имена», «Все симфонии Шуберта», «Все симфонии Чайковского», «Все симфонии Бетховена», «Все симфонии Моцарта», «Украинский авангард», «Неделя высокой классики с Романом Кофманом». 28 февраля 2014 года — еще не были разобраны баррикады — исполнил концерт-реквием памяти героев Небесной Сотни. В 2014-м в Национальной филармонии организовал проект «Посвящение украинскому народу» с участием Гидона Кремера и Гии Канчели. 29 сентября 2016-го играл с Национальным симфоническим оркестром на памятной церемонии, посвященной 75-летию трагедии в Бабьем Яру. Это не просто фрагменты биографии — поступки, которые определяют масштаб личности.

Наша беседа с Романом Исааковичем  состоялась после репетиции в филармонии.

— На своем юбилейном концерте вы признались, что начинаете всерьез заниматься музыкальными проектами. Обещание выполнили, начиная с открытия сезона: в Третьем концерте Прокофьева солировал пианист Антоний Барышевский и прозвучала премьера сочинения Валентина Бибика «Колокольный путь». В ваших недавних проектах выступили известные солисты — пианистка Элисо Вирсаладзе, скрипач Эммануэль Чкнаворян, трубач Отто Заутер. Весьма неожиданным оказался для слушателей концерт «Приглашение к танцу», на котором легкая музыка великих композиторов содержала в себе такой мощный посыл радости, что не поверить в нее было невозможно.

— Мы играли накануне католического Рождества, и отсюда родилась, на первый взгляд, странная программа. Развлекательная сторона музыки напрасно откладывается на третий или даже четвертый план, ее относят к сфере джаза или кантри-мьюзик. Музыка может быть очень серьезной, трагической, глубокой, благородной. Но если вернуться к истокам, музыка возникла, и развивалась либо как помощь в работе, либо как обязательный аксессуар свободного времяпровождения — а это танцы и песни. Или песни с «подтанцовкой». Я никогда не чурался так называемой легкой музыки и в молодые годы, работая скрипачом в оркестре Украинского радио, организовал из его музыкантов маленький «симфоджазик». И наш ансамбль выдвинули для участия в праздновании Дня радио 7 мая. Репертуара для симфоджаза не было, я притащил домой виниловую пластинку чешского оркестра Далибора Бразды и перевел на ноты два номера: «Праздник скрипок» и «Колыбельную» из «Порги и Бесс». А в это время в коляске пищала и слушала музыку дочка, жена ворчала, т.к. мы жили тогда в однокомнатной квартире, но я сделал партитуры, и наш симфоджаз выступил в Большом зале консерватории.

ЗВУКИ, ЛЕТЯЩИЕ В НЕБО

— Роман Исаакович, вы как мастер «программирования» вкладываете концепцию в каждую свою программу, поэтому ваши проекты воздействуют даже на тех слушателей, которые не знают слова «концептуальность». Так было всегда?

— Нет, конечно. В начале моей дирижерской работы я был лишен возможности составлять программы. Я собрал из друзей по консерватории Камерный оркестр, нас пускали репетировать в Дом композиторов на Пушкинской и предоставляли сцену для концертов с условием, что будем играть только музыку членов Союза композиторов Украины. А когда в 1991 г. начал работать с Киевским камерным оркестром, тут уже пришла свобода. При первой встрече с Гидоном Кремером запомнил его слова: «Программа — это 70% успеха». Не поверил, но потом сам к этому пришел, и у меня это превратилось в спорт!

— А что ждет киевскую публику в этом концертом сезоне?

— В программе февральского концерта музыка Сибелиуса и Прокофьева. Почти современники, они жили и творили на одном континенте — два композитора одной пробы благородства, высокого класса композиторского мастерства. В скрипичном концерте Прокофьева будет солировать Федор Рудин, скрипач из Франции, а симфоническая поэма Сибелиуса «Туонельский лебедь» прозвучит в Киеве впервые.

Сюиту Равеля «Гробница Куперена» и «Неоконченную симфонию» Шуберта публика услышит в мартовском  проекте. В Концерте для виолончели с оркестром Шумана солистом выступит французский виолончелист Гарри Хоффман, с которым мы познакомились и играли вместе в живописном немецком городке Кронберг, вблизи Франкфурта на международном виолончельном фестивале, куда приезжают самые знаменитые музыканты. Фестиваль основан моим знакомым виолончелистом Раймондом Тренклером и имеет очень хорошего покровителя в лице вдовы великого Пабло Казальса — пуэрториканки, сеньоры Марты Казальс-Истоминой. В 2011 году Гарри Хоффман приезжал в Киев на «Неделю высокой классики» и играл с моим Киевским камерным оркестром в галерее «Лавра», теперь сыграет с симфоническим в Колонном зале.

В мае вместе с камерным хором «Кредо» впервые в Украине исполним ораторию Шарля Гуно «Жизнь и смерть». А закроем сезон исполнением Девятой симфонии Бетховена совместно с капеллой «Думка».

— Четыре года вы возглавляете Академический симфонический оркестр Национальной филармонии.

— Для меня это значительное событие — мне, наконец, предложили симфонический оркестр на родине, причем накануне 80-летия. «Пора уже», — подумалось мне, и я согласился. В это время у меня прекратилось общение с зарубежными коллективами,  и я понял, что скучаю по симфоническому оркестру, где выбор программ более обширный и краски богаче...

—  Почему в своей книге «Дирижер и оркестр, или 100 ненужных советов молодым дирижерам» вы назвали симфонический оркестр самым уникальным созданием человеческой цивилизации?

— Потому что собираются сто человек и занимаются непонятно чем. Есть ходячий анекдот: «Где ты работаешь?» — «Играю в оркестре».— «Понятно, играешь в оркестре. А работаешь ты где»? Каждый играет на своем инструменте, эти инструменты не похожи один на другой. И есть еще дядя или тетя, которые им пишут партитуры, и еще один человек, которому не нужны высокие технологии, только руки и дирижерская палочка. Все вместе они производят продукт, непонятно из чего состоящий: звуки, летящие в небо. И этот продукт оказывает колоссальное влияние на тех, кто его слышит, — на потребителей.

— Уточните, какое влияние?

— Если действительно оказывает, все глаголы подойдут: облагораживает, успокаивает, возбуждает, приводит в чувство, взывает к милосердию, доводит до слез, в общем, музыка доводит до всего, кроме преступления.

— А до смеха?

— Конечно! Послушайте «Антиформалистический раек» Шостаковича. Или оперетту «Летучую мышь» — я говорю не о тексте, о музыке.

— Надолго ли это воздействие?

— Не просто надолго — навсегда. Оно никуда не исчезает.

«ХОЧЕТСЯ ПИСАТЬ ВСЕГДА»

— Роман Исаакович, вы завершили работу над новой книгой — автобиографической? В каком она сейчас состоянии?

— В состоянии подвешенности. Я ее написал, текст и фотографии оцифрованы, осталось напечатать.

— Какое дали ей название?

— «Как я провел жизнь»... Я провел свою жизнь в хорошей компании с Господом Богом, партией и правительством, любимой семьей и близкими друзьями. Но подытожить полностью еще не могу: моя книга — первый том из этой серии.

— Вы уже думаете о следующей книге? Хочется писать?

— Мне хочется писать всегда. Музыкой не всегда есть желание заниматься, а писать хочется постоянно. Очень хочу вернуться к поэзии. Я очень люблю поэзию, мне близки поэты, которые умеют играть со словом, с его звучанием. Сейчас стихов почти не пишу, потому что к ним трудно применить выражение «ни дня без строчки». К прозе — можно, к поэзии — нет. Я сочинял стихи налетами, были такие периоды, и, в основном, это происходило из-за зависти.

— Шутите?

— Когда мне попадалась книга хорошего поэта, сразу хотелось хватать бумагу и черкать...  В 1996 году у меня вышел поэтический сборник «Лицо земли», а с тех пор еще кое-что написал. Хотелось бы издать более полный сборник стихотворений, а также книгу моих несерьезных произведений. У меня есть много эпиграмм, иронической поэзии и прозы, можно собрать и напечатать, если найдется издатель.

О ЖИЗНИ И ЧУДЕСАХ

— У вас чудеса случались в жизни?

— С некоторым преувеличением могу сказать, что были. То, что я занимаюсь дирижированием, это — чудо. Этого не должно было произойти — я не хотел быть дирижером, не стремился к этому. Когда в 1966 году я ушел из камерного оркестра, мне позвонил инспектор оркестра ансамбля Павла Вирского и спросил: «Это правда, что ты подал заявление об уходе? Иди к нам скрипачом». Я начал очень деликатно отнекиваться: это не моя сфера, не академическая музыка. Он продолжал: «Кстати, через три месяца ансамбль едет в США, возникла необходимость во втором дирижере, и сейчас у нас проходит конкурс». — «Но я же не дирижер!» — «Ничего, попробуешь. А пока приходи концертмейстером без прослушивания. И не тяни». Я согласился: жена работала на полставки в пединституте — вела хор на кафедре дефектологии, у нас маленький ребенок, у отца крохотная пенсия, а у матери пенсии не было вообще.

Когда пришел, здесь, в малом зале филармонии, на моих глазах проходил конкурс, в котором участвовали профессиональные дирижеры. Они дирижировали оркестром, играли по два номера, и П.Вирский всех браковал. После каждой пробы инспектор оркестра подходил ко мне: «Роман, попробуй!» — а я отвечал: «Ты хочешь, чтобы я умылся позором?». И вдруг что-то включилось — я согласился. Мне выдали две партитуры, дома я заперся в ванной, там было зеркало, на умывальник положил партитуру и дирижировал. В это время пришла Ирина Николаевна — меня нигде нет, а ванная комната заперта. Когда все выяснилось, она воскликнула: «Что ты делаешь? Ты с ума сошел! У тебя же нет координации рук» (Эту ее фразу я надолго запомнил.) Я ответил: «Поздно, завтра мне стоять перед оркестром». Пришел, продирижировал, и на следующий день Павел Павлович сказал мне: «Рома, заполняйте анкету, вы поедете с нами в Америку вторым дирижером». Дома никто не поверил, что меня выпустят, но анкету я заполнил — и поехал.

В Америке сначала только репетировал, потом П.Вирский сказал: «Рома, следующий концерт в Монреале, пора дирижировать. Хотите, буду стоять рядом, подсказывать?», но я отказался от помощи, был собран, на подъеме. А всего в этом турне продирижировал 24-мя концертами. По приезде мне предложили постоянную должность второго дирижера, и я поступил в консерваторию на дирижерский факультет. После возвращения из Америки, во время банкета в ресторане «Метро» Павел Павлович отвел меня в сторону и признался, что меня вычеркнули из списка в первой же инстанции. Но он пошел «на самый верх» и сказал: «Если не поеду я, то гастроли не сорвутся. Если же не поедет Кофман, то гастролей не будет» и объяснил, почему. А валюта была стране очень нужна.

— Что вам помогает жить?

— Наверное, безразличие к внешним сторонам жизни и успеху, равнодушие к «цацкам» — наградам, званиям. Это оставляет внутренний мир нетронутым. Конечно, что-то царапает, что-то задевает, но ничто не уводит в сторону от главного.

Очень помогает семья — мои прекрасные жена и дочь (жена Ирина Саблина — создатель и первый художественный руководитель хора «Щедрик», который сегодня возглавляет дочь Марианна Саблина. — О.С.). И замечательный зять, который вселяет в меня оптимизм и снимает многие напряжения (Айдар Торыбаев  — главный дирижер Евразийского симфонического оркестра Казахского национального университета искусств.  — О.С.). Недавно Айдар готовил казахский молодежный оркестр, который он создал, к гастролям в Вене и рассказал, что будет исполнять Вторую симфонию Шуберта в знаменитом зале Мюзикферайн. Я: «Вы в Вену везете Шуберта?! А как оркестр с этим справится?». Он отвечает: «Но я же главный дирижер. Я говорю им — играйте, и они играют». И когда он видит, как я сижу, обложенный со всех сторон партитурами, спрашивает: «Роман Исаакович, что вы мучаетесь? Вы же главный дирижер, скажите им, они будут играть!»

— Вы ответили на большое количество вопросов. А у вас есть вопрос, на который еще не нашли ответ?

— Вопросы только начинают появляться. Недавно спросил себя: «Чому я не сокіл, чому не літаю?» —  но ответ пока не нашел.