Рыцарь Печальной Кисти
Картины Михаила Кузьминых, посвятившего герою Сервантеса отдельную серию работ, — слащаво-красивые, потому что грустные. Но верно и обратное: грустные, потому что слащаво-красивые. Так нынче не пишут и в такое нынче не верят. И не рисуют девичьих ликов на вазах, как это сделал Кузьминых. И столько штуковин одновременно на полотне не компонуют: глазам больно, хитрому сердцу стыдно. Мы привыкли шутить с голубым и разменивать рубиновый жар на мелочь. Но Кузьминых на такое не согласен — и цвета берет в их «нескурвленной» консистенции. (Первозародыш винного багрянца, как признается автор, у него есть дома под колпаком: нашел на раскопках на дне настоящей амфоры и даже попробовал на язык. Недурно!)
Идеалы художника — из времен пламенной готики. Или... классического вестерна середины 50-х годов, где долго плескался последний оазис донкихотства: Кузьминых в залихватской безрукавке — словно одинокий шериф из «Полудня», невозмутимый и немного застенчивый. Фильм о нем не снят, роман еще не написан. Ну не пишут о художниках романы. Стихотворения — случается: выводок строк, накарябанных рукой загадочной златовласки, которая вынырнула в Киеве, словно ниоткуда, и исчезла бесследно. В точности персонаж города-который-заложил-Кузьминых! (История невымышленная — NB!).
«Романтический южанин», а тянет его к средневековью суровых широт. Улочки — как тропинки среди фиордов, непременно с мостовой. Башни клонятся к земле под весом собственных этажей и настенных часов, которые поселились на этих этажах. (Где же, где он увидел это в своем Николаеве, о котором я мог бы повторить слова Лермонтова о Тамани?.. Ольвией и лиманом восхищаюсь, но на «облцентр» мои эмоции не распространяются). Гонтовые здания размножаются на глазах, как лососевая икра, вытесняя своих жителей... Куда? Да на свободу, в пампасы! «Побег супругов Сезаннов», следовательно, является здесь поступком хотя и отчаянным, но стопроцентно логичным. «Имение сеговийского викария» — ворчливый улей людей и положений. «К Мальтусу» бы вам, сеньоры.
Не в первый (и, надеюсь, не в последний) раз странный город Николаев дразнит своим мифом столичного зрителя. Тот привык ничему не удивляться, ежедневно объедаясь вкусностями. Перед Николаевом он выю склоняет — с невольным уважением, не иначе. Нынче это уважение по инерции: распался тандем Маркитан — Покиданец, Антонюк — чересчур классик. Ничего не слышно о Бахтове и Кабаченко... Но Михаил Кузьминых — вот он, перед вами. Рыцарь Печальной Кисти, выдумщик-символист (пусть будет символист!), постмодернист (пусть будет постмодернист!). Я бы еще прибавил — «эстет», и думаю, автор не будет возражать. Свою оригинальную «сказочно-средневековую» стилистику Кузьминых приобрел пять лет назад, понемногу выбираясь из болота реализма: сначала попробовал себя в акварели, затем — в масле. Выделяет в собственном творчестве направления: «декоративное, «мистическое» и тому подобное. Сегодняшнее, как мне кажется, — «донкихотское».
