Стивен УИЛСОН. Быть творцом собственной вселенной

В субботу, 2 марта, в Киеве в рамках тура в поддержку своей последней сольной пластинки To the Bone впервые выступит британский исполнитель, композитор, аудиоинженер и аранжировщик Стивен Уилсон. Уилсон — человек, для которого музыка является единственным императивом. Об этом говорит он сам, и эти слова подтверждает путь, который прошел музыкант.  Если Уилсон хочет играть прог-рок и металл, или же записать пластинку в жанре эмбиент с 30-минутными треками, или создать «форматный» поп-альбом, который попадет в мировые чарты (собственно, речь как раз о To the Bone), то без колебаний делает это. И конъюнктура, прибыли, в конце концов, запросы аудитории, которая порой не успевает за внезапными перевоплощениями исполнителя, — не могут стать препятствием на пути к этому. Многолетняя музыкальная карьера Уилсона, десятки проектов, коллаборация с лучшими музыкантами — свидетельствуют о несомненной успешности такой стратегии.

«ДЛЯ ТВОРЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА ВАЖНО БЫТЬ ГОТОВЫМ РАЗОЧАРОВАТЬ СВОИХ ПОКЛОННИКОВ»

— Стивен, вы никогда раньше не были в Украине, хотя в нашей стране есть поклонники вашей музыки. Благодаря чему стал возможным ваш приезд в Киев в рамках этого тура и чего вы ожидаете от шоу?

— Почему-то фаны часто считают, что я сам выбираю, где играть и играть ли в той или иной стране. Но реальность такова, что мне приходится полагаться на приглашение. Я всегда жду промоутера, в данном случае — промоутера из Украины, который пригласит меня и сделает предложение, благодаря которому я смогу приехать и сыграть. Ведь мое шоу нуждается в существенных затратах. Оно содержит много визуальных эффектов, голографический экран, квадрофонический звук, со мной играют музыканты мирового класса. Привезти такое шоу — это недешевое удовольствие. Я всегда жду приглашения, и я очень счастлив, что, наконец, после 25 лет музыкальной карьеры меня пригласили в Украину. Теперь у меня есть возможность сыграть для моих фанов здесь. В действительности я не знаю, сколько поклонников моей музыки в Украине. Будет очень интересно выяснить это, увидеть, сколько людей придет на шоу, как они будут реагировать на музыку, узнать, как давно они ее слушают. Итак, я не уверен, чего именно ожидать, для меня это новый интересный опыт.

— Стоит ли рассчитывать, что отныне Украина останется в перечне ваших следующих туров?

— Я надеюсь на это!

— Вы вложили много усилий и энергии в тур To the Bone, который продолжается с января 2018 года. Сейчас он приближается к завершению — выступление в Киеве будет последним. Оправдал ли этот тур ваши надежды?

— Думаю, он существенно превзошел все мои надежды. Шоу в Киеве будет 145-м! Это — невероятное количество выступлений. Я не мог представить себе, что он будет настолько популярным. Концерты были очень успешными, я постоянно получал новые приглашения. Это удивительно! Конечно, я надеялся, что этот тур будет успешным, но ты никогда не можешь знать наверняка. Если бы полтора года назад мне сказали, что выступления продлятся до этого времени, я бы очень удивился. Но вот — мы здесь.

ФОТО ИГОРЯ РОМАНОВА

— В течение своей карьеры вы имели немало разных проектов, играли с десятками музыкантов, работали в разных стилях. Каждая ваша новая пластинка в чем-то отличается от предыдущей. Можно ли сказать, что вы всегда хотите определенных перемен и ищете чего-то нового? Почему это так важно для вас?

— Безусловно, так оно и есть. Почему это так важно? Думаю, это помогает сохранять интерес. Мои музыкальные увлечения — очень разнообразны. Мне нравятся все разновидности музыки. Еще  ребенком я увлекался поп-музыкой, джазом, классикой. Я любил все! Такое отношение к музыке сохранил еще с тех времен. Это дало мне очень широкую палитру для работы. Мне нравится сотрудничать с исполнителями с разным музыкальным бекграундом, встречать представителей разных стран и культур. Но более всего этого мне всегда нравилась идея музыканта, который эволюционирует, меняется, двигается вперед и развивается, постоянно преодолевая и превосходя ожидания своих поклонников. Думаю, Дэвид Боуи, The Beatles, Нил Янг — это те музыканты, о которых очень сложно сказать, какую именно музыку они играют. Это исполнители, каждый из которых создал свою собственную музыкальную вселенную. Фрэнк Заппа — еще один замечательный пример. Непросто определить, какую именно музыку он создавал, ведь он создавал все ее возможные разновидности. Он играл джаз, классику, поп, рок. Именно к этому стремлюсь и я — быть музыкантом, который создает собственную вселенную, а также постоянно эволюционировать, меняться, испытывать вкусы своих почитателей. В действительности фанам не всегда нравятся эти перемены. Однако убежден, что для художника важно быть готовым в известной степени разочаровать своих почитателей и не делать того, что они требуют от тебя.

О МЕЙНСТРИМЕ И МЕЛОДИЯХ, КОТОРЫЕ «ЦЕПЛЯЮТ»

— Многие люди внимательно изучают плейлисты, которые вы публикуете у себя на сайте. Как вы находите интересную музыку? И что посоветуете тем, кто всегда в поисках новых для себя исполнителей?

— Думаю, в этом вопросе я не слишком отличаюсь от всех остальных. Если мне, например, нравится артист, то обращаю внимание на музыкантов, с которыми он сотрудничает, слушаю их альбомы. Когда покупаешь пластинку на «Амазоне», он показывает тебе, какими еще исполнителями интересуются люди, которые ее приобрели. Таким образом, я двигаюсь вслед — одна группа приводит тебя к другой, потом еще другой, потом еще к трем и так далее. Также полагаюсь на советы друзей. Журналисты, как вы, часто говорят мне что-то наподобие: «Послушайте эту группу из Украины — вам должно понравиться». Я слушаю, и порой мне действительно нравится. В то же время как профессиональный музыкант я намного больше привлечен к миру музыки. Мне постоянно что-то рекомендуют, дарят разные записи, особенно во время тура. Я окружен другими музыкантами, которые все время говорят о музыке. Поэтому, возможно, мне несколько легче, чем другим, находить что-то новое.

— Знаю, что вы цените ABBA, The Carpenters, Bee Gees и других старых поп-исполнителей. А чем могли бы отметить кого-то из современных поп-артистов?

— Мне не очень понятно, что именно вы имеете в виду, когда говорите о «поп-музыке». Я не слишком часто слушаю то, что можно было бы назвать мейнстримной поп-музыкой. Она кажется мне очень скучной, банальной и консервативной. Несмотря на это, в наши дни вокруг много замечательных исполнителей. Мне нравится новая генерация музыкантов, которых можно назвать классическими, но которые обращаются также к электронной музыке. Это люди наподобие Макса Рихтера, Нильса Фрама, Йоганна Йоганнссона. Я их большой поклонник. Мне также нравится швейцарский пианист Ник Берч, австралийская группа The Necks. Речь о музыкантах, которые работают как с акустическими, так и электронными инструментами. Альбом Double Negative группы Low — видимо, моя любимая пластинка прошлого года. Итак, я все еще нахожу музыку, которая вызывает у меня восхищение, но обычно это не мейнстримные исполнители.

— В интервью вы охарактеризовали To the Bone как амбициозный интеллектуальный поп-альбом. Вы и в дальнейшем будете двигаться в этом направлении или следующая пластинка будет чем-то полностью отличающимся?

— Это действительно будет что-то полностью отличающееся (Смеется. — Авт.) В то же время определенные, свойственные мне черты будут всегда сохраняться. Прежде всего, я считаю себя автором песен. Мне нравятся «гуки» (от англ. hook — «крючок», часть песни или композиции, которая выделяется среди других и «цепляет» слушателя), хорошие мелодии, которые запоминаются. Думаю, это можно назвать поп-восприимчивостью (англ. pop sensibility). Эта сторона моего творчества хорошо заметна в To the Bone. И она никуда не исчезнет. Но пластинка, над которой я работаю сейчас, совсем другая. Я бы сказал, что она «темнее», там гораздо меньше гитары. Несмотря на это, она не будет более электронной. Зато вы услышите акустические инструменты — струнные, фортепиано. Сейчас я не уверен, как еще можно описать следующий альбом, но он действительно не будет похож на To the Bone.

МУЗЫКА КАК ЗЕРКАЛО

— В своих песнях вы обращаетесь к философским и в то же время очень актуальным, жизненным темам наподобие одиночества, отчуждения или кризиса беженцев, террористических атак. Думаете, музыка способна менять мир определенным образом или это всего лишь способ для исполнителя выразить свои мысли и чувства? Рассматриваете ли вы музыку как социально важное явление?

— Моя точка зрения здесь достаточно простая. Я не верю в то, что музыку следует использовать в качестве политической платформы, то есть как возможность поучать и влиять на своих слушателей. Но в то же время я убежден, что музыка может быть своеобразным зеркалом. Автор музыки действует достаточно эгоистичным образом, ведь он говорит о своем опыте, своих ощущениях, своих эмоциях и мыслях о мире. Но когда ты представляешь свою музыку для аудитории, то как будто выставляешь перед ней зеркало и говоришь: «Вот что я вижу, когда смотрю на мир. Видите ли вы свое отображение в этом «зеркале»? Согласны ли вы с этими идеями? Возможно, вы сами хотели бы их исследовать и выяснить, чувствуете ли то же самое?»

Итак, я убежден, что музыка все еще способна иметь большое влияние на тех, кто ее слушает, но это происходит более неуловимым образом. Как музыкант ты ищешь тех, кто будет способен реагировать на твою музыку, способен установить с ней связь. Но как именно ее интерпретировать, решать самим слушателям. Часто люди приходят ко мне и говорят что-то наподобие: «О, я люблю вашу песню. Такая замечательная песня, ведь она рассказывает вот об этом, и она очень помогла мне». Я же отвечаю: «В действительности песня была вовсе не об этом. Но я счастлив, что вы интерпретировали ее именно таким образом и что для вас она имеет такое значение». Думаю, именно в этом и заключается привлекательность музыки — она проходит сквозь человека, который ее слушает. Каждая песня может быть проинтерпретирована самыми разнообразными способами разными слушателями. Мы не можем сказать этого о других областях нашей жизни, даже о мире кино и литературы, где все определено четче. Музыка намного больше требует от человека, который ее слушает, — он должна интерпретировать, понимать музыку, пропуская ее через свои собственные обстоятельства. И это замечательно!

Следовательно, отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что моя позиция где-то посередине. Считаю, что поп-музыка — это намного больше, чем просто развлечение. В то же время не уверен, что она должна говорить людям, как проживать их жизни, о чем думать и во что верить. Это уже вопросы интерпретации, которые остаются прерогативой слушателя.

— Вы привлечены к музыкальной индустрии в разных ролях — не только как музыкант и композитор, но также как продюсер, аудиоинженер. Какие изменения испытала индустрия в течение последних десятилетий, с вашей точки зрения? Стало ли сегодня легче зарабатывать на жизнь музыкой?

— Нет, намного труднее! Проблема в том, что мы живем в мире, где люди не всегда понимают, что за музыку нужно платить. Это пришло вместе с технологической революцией, революцией интернета. Интернет изменил все, но прежде всего он изменил поведение человека. Мобильные телефоны, ноутбуки, компьютерные игры повлияли на него кардинальным образом. Они изменили отношения между людьми, изменили способ нашего взаимодействия с музыкой, кино, политикой, новостями, порнографией, со всем. Технологии, интернет, социальные медиа изменили образ нашего мышления.

Во времена, когда я пришел в музыкальную индустрию, путь, который нужно было пройти, чтобы стать профессиональным музыкантом, выглядел так. Ты делал демо-запись, старался заинтересовать ею компанию звукозаписи, заключал с ней соглашение. Компания платила тебе деньги, ты выпускал музыку и начинал искать свою аудиторию — с помощью концертов и надеясь, что радио прокрутит твои записи. Теперь это больше так не работает.

Проблема в том, что сегодня музыки значительно больше, чем было когда-либо в истории. Сейчас каждый, кто имеет ноутбук, может приобрести недорогое программное обеспечение для создания музыки и считать себя музыкантом. Следующий закономерный шаг — он захочет поделиться своей музыкой с остальным миром. Для этого выкладывает ее онлайн и продает или распространяет бесплатно. И это приводит к ситуации, когда в мире становится слишком много музыки. Как журналист, вы должны сталкиваться с этим постоянно. Да, в мире порой действительно слишком много музыки! Ее невозможно охватить, некому ее оценивать.

Со мной постоянно делятся музыкой, и значительная ее часть, следует признать, весьма типичная — она звучит, как миллионы других композиций. Я получаю типичные пластинки в стиле металл, прогрессивный рок, типичные электронные альбомы. И не то чтобы они плохие — просто они звучат, как многие другие вещи, которые я уже слышал. Сегодня ты всегда в поисках чего-то уникального, свежего,  уникальной личности, чего-то, что заставит тебя встать и сказать: «Это что-то другое. Я не слышал такого раньше!»

Следовательно, в настоящее время чрезвычайно трудно быть профессиональным музыкантом. Не думаю, что теперь существует какой-то определенный путь карьерного развития, как это было во времена, когда начинал я. В те времена ты понимал, какими должны быть первые шаги в индустрию. Сегодня же я не знаю, с чего следует начинать, как найти своего первого слушателя. Сегодня музыка — это чрезвычайно перенаселенная территория, и в определенном смысле это угнетает. Мне очень повезло, ведь я начинал на позднем этапе того, что можно назвать старой моделью музыкальной индустрии. Тогда еще можно было делать все по-старому.

РАМКИ ИНДУСТРИИ: ОТ РАДИОСТАНЦИЙ ДО СТРИМИНГОВЫХ СЕРВИСОВ

— Некоторые обозреватели предостерегают, что интернет-сервисы, в частности стриминговые платформы, отбирают у музыкантов контроль над процессом. И речь не только о том, что они оставляют себе львиную долю прибылей. Они даже меняют звуковые настройки — например, делают музыку громче. Согласны ли вы с тем, что такая проблема существует?

— Она действительно существует. Но я бы не сказал, что ситуация кардинально отличается от времен, когда господствовали радиостанции. Раньше радиостанции были не менее всесильны, чем стриминговые сервисы сегодня. Они могли «создать» артиста — если радиостанции играли твою музыку, ты становился успешным. Они также не слишком охотно выплачивали гонорары — твою песню слушали десять миллионов слушателей, а получал ты за это, если повезет, около 50 долларов. Чтобы музыка попала в ротацию, ее также требовали отредактировать, сделать громче. Они говорили, нужно убрать гитарное соло, потому что слушателям, мол, не хватает терпения его прослушать. Сегодня — то же самое, просто теперь влияние имеют не радиостанции, а стриминговые сервисы. Поэтому я считаю, что мир поп-музыки всегда был в известной степени таким. Сейчас отличие только в том, что все вращается вокруг интернета и стриминга, а не радиостанций.

Разумеется, я не в восторге от этого. Свои записи я создаю не для того, чтобы удовлетворить стриминговые сервисы или радиостанции. Я выпускаю музыку, чтобы люди слушали ее у себя дома. Не стремлюсь сделать свои записи громче, напротив — стараюсь сохранить динамический диапазон. И я все еще мыслю в терминах альбома как музыкального путешествия, которое люди будут слушать от начала до конца. Признаю, что это достаточно старомодный образ мышления, однако думаю, что именно его ценят мои фаны.

— Вы известны также как автор сурраунд-версий многих культовых альбомов. В 2007 году пластинка Fear of а Blank Planet группы Porcupine Tree была номинирована на Гремми в категории «Лучший сурраунд-микс». За что вы любите сурраунд-звук и что можете ответить людям, которые признают его только в контексте кино, но не музыки? (Прим.: англ. surround, то есть «который окружает» — объемный многоканальный звук, который воспроизводится через систему громкоговорителей, расположенных вокруг слушателя).

— Сурраунд — это сфера, которая сегодня активно развивается. Только что мы говорили о стриминговых платформах и о вызовах, которые с ними связаны. Но как это часто случается, когда существует мощное движение в определенном направлении, появляются и легкие колебания в другую сторону. И мы, безусловно, наблюдаем это  сегодня — в частности, в росте продаж виниловых пластинок, в популярности аудиофайлов высокого качества (англ. high-resolution audio). Все больше людей начинают ценить сурраунд-звук, многоканальное аудио. Это словно что-то противоположное прослушиванию некачественного мп3-звука. Речь идет об очень красивом, богатом в звуковом плане опыте для слушателя.

Сурраунд-звук сейчас действительно демонстрирует рост. Когда The Beatles выпустили Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band и The White Album в версии 5.1, внезапно появилось много людей, которые выразили желание инвестировать в системы сурраунд-звука. Похоже, частично именно в этом ключ к тайне: чем больше артистов выпускают сурраунд-альбомы, тем быстрее растет рынок. И именно в этом заключается моя политика. Когда я начал заниматься этим около десяти лет назад, еще не было так много слушателей, как сегодня. С тех пор появилось немало каталогов, немало классических альбомов в сурраунд-версиях. Многие музыкальные фаны заинтересовались этой темой.

Конечно, сурраунд — это не для каждого. Но относительно меня, то я люблю его. Разве не замечательно иметь свою любимую пластинку в «трехмерной» версии. Сидеть «внутри» музыки, слышать клавиши и бек-вокал, которые звучат со всех направлений — это невероятный способ познавать музыку, которую ты любишь. Со своего опыта могу сказать, что каждый, кто обращался ко мне, чтобы создать новый микс своего альбома, даже если сначала у этого человека были сомнения, как только он слышал сурраунд-версию пластинки, то сразу влюблялся в нее!

Многие люди имеют сейчас домашние кинотеатры у себя дома. И думаю, все чаще они спрашивают у себя: «Если у меня есть сурраунд-система, на которой я слушаю саундтреки фильмов, почему бы не попробовать на ней альбом The Beatles, Pink Floyd или, в конце концов, Стивена Уилсона». Рост этого рынка очень вдохновляет. Убежден, количество пластинок, которые выходят в сурраунд-версиях, будет расти с каждым годом.

СПРАВКА «Дня»

Стивен УИЛСОН — род. в 1967 г. Лидер и сотворец групп и проектов Porcupine Tree, No-Man Storm Corrosion, Blackfield, Bass Communion, Incredible Expanding Mindfuck. Выпустил пять студийных соло-альбомов. Сотрудничал с King Crimson, Yes, Jethro Tull, Anathema, Нинетт Тайеб, Стивом Геккеттом и др. Согласно определению The Telegraph, «самый успешный британский музыкант, о котором вы никогда не слышали».