Стон в пустыне

И был день первый. Вооружившись кайлом, мы трепанировали череп ближнему своему и, вынув оттуда Бога, всунули вместо него всепоглощающую любовь к «вождю». Позже, засучив рукава, мы принялись вырубать леса, создавать гнилые моря, поворачивать вспять русла рек...

В седьмой же день, разогнув спину и отерев пот со лба, мы оглянулись и увидели пустыню. Нам хотелось пить — мы лизали холодный камень догмы, нам хотелось есть — и мы пожирали друг друга... Пьяные от крови, оседлав красных коней, мы гарцевали посреди Храма и взывали к седому, с нимбом над головой деду: «Слышь ты, мы осквернили твой дом, где же твое наказание?» Убежденные в своей правоте, после трудов праведных, мы ложились спать. Призраки замученных во имя «счастливого будущего» не маячили у нас перед глазами. Очнувшись, мы снова лизали камень и искали хоть какую-то тень. Наша вера вытекала из нас вместе с липким смертельным потом. Сомнение вползало в трепанированные черепа: «Что там впереди? Фата моргана? Красивый совершенный мираж? Или что-то более предметное на ощупь?» Сподобиться на большее мы были не в состоянии. Слишком стандартными были наши мысли, движения, улыбки... Наши дети, выучив новые слова, выкрикивали в пустоту: «Всегда готов!» Непрерывная проверка боевой готовности стала для нас маниакальной потребностью. Потеря памяти обеспечивала удобную легкость в обплевывании могил дедов наших, Библия казалась нам чем-то вроде маковой плантации, где мафиози в сутанах собирают «опиум для народа». Отказавшись от традиций, мы незаметно потеряли национальное лицо, превратились в среднестатистических жителей определенной территории. Тем временем песок пустыни продолжает трещать у нас на зубах. Мы поднимаем глаза к небу и молим, если не манны небесной, то хотя бы дождя, если не Моисея, то хотя бы мужика во главе нации. Мужика, который знает что делать и может это делать. Мы ждем его, выхаркивая черный песок разочарования с кровью, а иногда с тяжелым, словно солнечный шар, матом.