Свобода — в музыке

Со сцены Колонного зала имени Лысенко прозвучали две мировые премьеры в исполнении Академического симфонического оркестра Национальной филармонии под управлением Романа Кофмана — «Символы», концерт №3 для фортепиано и камерного оркестра и Симфония для сопрано и симфонического оркестра на стихи Иосифа Бродского, а также «Посвящение» для струнного оркестра и органа (первое исполнение в Киеве).

Концерт оставил ощущение непостижимой загадки: как исполнителям удалось — с помощью музыкальных инструментов и голоса — изобразить свет и трепет человеческой души? И подарил осознание того, что наш земляк Валентин Саввич Бибик — композитор вселенского масштаба. Он родился в Харькове, где впоследствии стал знаковой фигурой в музыкальном мире, последние годы жил и работал в Санкт-Петербурге и Тель-Авиве, куда был приглашен для преподавания в местном университете. Всю жизнь неустанно писал музыку: в его в наследии более 150 сочинений, которые сегодня исполняются на престижных сценических площадках мира знаменитыми музыкантами. Преподавал и создал свою школу, из которой вышли многие признанные украинские композиторы. И остался в памяти всех, кто его знал, человеком, которому было присуще самое редкое во все времена качество, — благородство.

На вопросы «Дня» ответил автор проекта — дирижер, писатель, педагог Роман Кофман.

КОМПОЗИТОРСКАЯ ТЕХНИКА КАК ПРЕДМЕТ ПОЭЗИИ

— Почему вы включили музыку Валентина Бибика в цикл «Великие имена»?

— Валентин Бибик, на мой взгляд, отличается от многих современных украинских композиторов той феноменальной свободой музыкального мышления, которую невозможно объяснить словами. Он абсолютно свободен — и это главное. Свободный человек, который творил в несвободной стране так, как было угодно его богатой музыкальной душе. Именно этим его творчество для меня интересно, и я буду делать все возможное для того, чтобы его влияние на слушателей сегодня только росло.

Мы познакомились в начале 80-х, когда он приехал на мое исполнение его Первого концерта для альта с оркестром. Помню, что в своих просьбах и требованиях он был очень немногословен и очень принципиален, мягкий и строгий одновременно: некий комплекс из застенчивости и суровой требовательности. Как будто стесняясь, очень твердо высказывал свои мысли. Потом, на одном из форумов современной музыки в Киеве, в Оперном театре мы исполняли его Семь миниатюр, получили 1-е место, и это сочинение надолго осталось в репертуаре Киевского камерного оркестра.

Его жизнь вдали от шума околомузыкальной суеты имела, конечно, и минусы, но и плюсы. Он мог относительно спокойно взирать на то, что происходит вокруг, потому что не был откровенным диссидентом, не подвергался резким наказаниям, которым подвергались киевские композиторы. Но к нему была применена другая мера наказания — замалчивание. Он относился к этому очень мужественно, продолжал работать неистово, творил во всех жанрах и оставил огромное наследие. 1960—1970-е — годы его расцвета. Его грандиозный цикл «34 прелюдии и фуги» — эпохальный труд, о котором композитор Леонид Грабовский отозвался так: «Склоняюсь думать, что такого фундаментального, внушительного, мастерского, оригинального, во многом новаторского цикла прелюдий и фуг не было еще написано после Хиндемита, Шостаковича и Щедрина». А вот что сказал о Бибике американский дирижер Джоэл Сакс: «Валентин был одним из самых прекрасных людей, кого я знал. Он добавил что-то очень большое в общую красоту мира. То, во что мы все верим, будет продолжаться».

— Расскажите подробнее о сочинениях программы и о солистах.

— В концерте «Символы» солировал московский пианист Яков Кацнельсон, ученик Элисо Вирсаладзе, молодой, энергичный, очень талантливый. И очень подготовленный к восприятию необычного для него материала. Осложнялось дело тем, что он мог приехать только на одну репетицию. И после первого проигрывания с оркестром просто засиял: «Я, наконец, начинаю чувствовать прелесть этой музыки». Хотя сначала был озадачен трудностями, которые есть в этом концерте, не столько техническими, сколько секретами, которые там завуалированы. Я сам, знакомясь с партитурой, пытался разгадать, что же здесь за символы, решал много дирижерских задач. Сложнейшее сочетание оркестра и рояля держится на таких паутинках, что нужно было проявить максимум внимания, изобретательности и мастерства.

В Симфонии на стихи Бродского певица из Санкт-Петербурга Юлия Корпачева блестяще исполнила партию, сложную по музыкальному языку, который очень своеобразен и очень отличается от обычных оперных партий сопрано. Кроме того, в нем есть постоянное эмоциональное внутреннее напряжение, связанное с текстом. Писать музыку на стихи Бродского — это задача, действительно, только для человека свободного от всяких предрассудков, боязни и сомнений. Потому что поэзия Бродского имеет не так эмоциональную, как интеллектуальную основу, поэт играет понятиями, словами, смыслами, а не красками. А музыка далека от самого слова «понятие». Но Бибику удалось найти удивительный баланс между эмоцио и рацио, и, на мой взгляд, его музыка одухотворила поэзию. С одной стороны, музыка не блещет эмоциональными эффектами и красочными событиями, с другой — она невероятно выразительна, потому что даже такие моменты, как сама композиторская техника и чисто технические приемы интеллектуального порядка могут стать предметом поэзии. Возьмем, для примера, Стравинского: его музыка диктуется мозгом, но как она цветиста, ярка, по-своему эмоциональна, потому что композиторская техника доведена до уровня высокой поэзии.

— Хорошо, что у слушателей были тексты, происходило слушание и неспешное прочтение. И какой поразительный финал!

— Да, стихотворение «Проплывают облака» (из цикла «Июльское интермеццо»), которым завершается Симфония, возбуждает целый ряд светлых и одновременно печальных образов. Осенняя роща, блестящие нити дождя, детские голоса, слышимые в отдалении, плывущие облака — переплетение этих образов у Бродского нашли прекрасное отражение в музыке Валентина Саввича.

КОНЦЕРТ КОНЦЕРТОВ

— Для украинской публики сочинения Бибика исполнялись и исполняются крайне редко, поэтому ваши проекты, такие, как постановка оперы «Бег» или концерт цикла «Великие имена», всегда производят эффект «открытия Бибика». Но ведь в музыкальном мире интерес к его творчеству в нашей стране не угасал, его произведения звучали на фестивалях современной музыки в Киеве и во Львове.

— Фестивали — вещь полезная, я сам в них участвую, и сам, по возможности, организовывал. Но есть в них что-то, заведомо отгораживающее современных композиторов от широкой публики. Грандиозный многотонный обвал современной музыки на уши неопытных людей часто производит ненужный эффект, и широкая публика предполагает, что место такой музыки только на фестивале. Поэтому я — за то, чтобы исполнять лучшие образцы музыки самых молодых и талантливых композиторов в сочетании с общепризнанной мировой классикой. Это дает современным композиторам осознание того, что они — не лишние, не на обочине музыкально-исполнительского процесса, а внутри него. А публике дает осознание того, что если произведение юного или не очень юного Иванова, Петрова или Сидорова исполняется рядом с произведениями Шопена, Грига, Листа, значит, что-то в этом есть, и надо подождать с отрицаниями и прислушаться. Когда я организовывал цикл «Украинский авангард», то сопровождал своими комментариями каждое произведение, стараясь делать это так, чтобы не отпугнуть слушателя. И, кажется, удавалось.

— Вы руководите двумя оркестрами — Киевским камерным и симфоническим оркестром филармонии. Что услышит публика в исполнении ваших коллективов в этом сезоне?

— С филармоническим оркестром в цикле «Все симфонии Чайковского», который я посвящаю памяти Натана Рахлина, мы будем играть все семь симфоний: шесть нумерованных и симфонию «Манфред».  Симфонии Чайковского всегда были в репертуаре Рахлина, и он блистал в этих концертах. Я нахожу, что Натан Рахлин — один из самых гениально одаренных дирижеров не только в Украине, но и в мировом дирижерском искусстве. К сожалению, в те годы, когда он работал, творческое общение за пределами границы было очень ограниченным, его выпустили из СССР лишь один раз — на «Пражскую весну». 31 января в первом концерте цикла прозвучат Вторая и Пятая симфонии Чайковского.

С Киевским камерным оркестром 29 декабря исполним Канон Пахельбеля, «Рондо» Шуберта для скрипки с оркестром и «Зима в Буэнос-Айресе» Астора Пьяццоллы (солист — Кирилл Шарапов), «Зальцбургскую симфонию» Моцарта и «Прощальную симфонию» Гайдна. А 19 февраля состоится «Концерт концертов». В программе: концерт Баха для трех скрипок с оркестром, концерт Генделя для органа с оркестром (солист — директор Гданьской филармонии, профессор Роман Перуцкий), концерт польского композитора Витольда  Рудзинского для ударных с оркестром (солист — Андрей Пушкарев) и концерт Шнитке для фортепиано с оркестром (солист — Николай Сук, США).

НЕПРИЕМЛЕМОСТЬ НЕСОВЕРШЕНСТВА

— Каким вы видите будущее украинской музыкальной жизни?

— Если ситуация в стране не изменится, в будущем украинская музыкальная жизнь будет мало отличаться от нынешней, а нынешней музыкальной жизни в Украине не существует. Существуют некоторые внешние признаки: несколько оркестров, которые живы и хорошо работают, и несколько сотен слушателей на всю Украину, которые ходят на концерты.

Деятели искусства привыкли к тому, что у нас искусство — вне интересов сильных мира сего, которые простираются очень недалеко, не дальше — не буду говорить, чего, жанры понятны. В Киеве нет настоящего, большого концертного зала для концертов симфонической музыки. А когда говорят, что, может быть, когда-нибудь построят, я отвечаю: «Лучше не надо, потому что опять получится Дворец «Украина», без акустики, непригодный для симфонических концертов».

— Что делать?

— Продолжать работать. Есть одно желание — лишь бы не мешали, как это было в «интересные» годы, когда я был неоднократно вызываем на ковер по случаю исполнения «ненужной» музыки. После первого авторского концерта Шнитке, который я организовал в Киеве, мне позвонил референт ЦК партии и сказал, что меня вызывает секретарь по идеологии завтра к 12 дня. На что я, по молодости, ответил, что не являюсь членом партии и меня нельзя вызывать в ЦК. «С вами хотят поговорить, вас не вызывают на отчет!». Я предложил встретиться и поговорить в кафе или у меня дома. Больше мне не звонили.

— Вы — автор книги «Дирижер и оркестр», в которой даете «100 ненужных советов молодым дирижерам». Кому пригодились ваши советы?

— Несколько лет назад у нас в Национальной музыкальной академии проводили опрос среди педагогов «Сколько выпускников вашего класса работает по специальности?», и оказалось, что моих учеников работает по специальности — 100 процентов. Принято считать, что если из пяти десятков, обучающихся дирижерскому делу, выйдет один, который займет в музыкальной жизни заметное место, это хороший результат. А у меня окончили шесть-семь десятков студентов — не все великие, но все занимаются делом.  Найти свободное место дирижеру трудно, тем не менее, среди них — профессора нашей академии, главные дирижеры оркестров и театров, Донецкой и Львовской филармоний, дирижеры Национальной оперы Украины и ее главный дирижер Николай Дядюра.

— А вам, когда начинали, что казалось самым сложным?

— Для меня сложным было все, но так и должно быть — это сложная профессия. А начал я заниматься дирижированием поздно, случайно и совсем не там, где, казалось бы, можно этим заниматься, в коллективе, который далек от классической музыки: в Ансамбле народного танца Украины. В нем я проработал 12 лет, и у меня был очень хороший педагог, а именно —  Павел Павлович Вирский. Он к дирижированию не имел никакого отношения, но главные принципы во всех видах искусства — одинаковые, и он придерживался их очень твердо и жестко: это неприемлемость несовершенства, неприемлемость приблизительности. Павел Павлович добивался этого в своей работе — и добился. И научил этому меня.

— Роман Исаакович, на вашем концерте прозвучали две мировые премьеры сочинений Валентина Бибика. А в чем значение премьерного исполнения музыкального произведения?

— Картина, написанная художником, даже если она не висит в музее, это уже свершившийся творческий акт. Но партитура, которую композитор пишет на бумаге, это только повод для исполнения. Она нуждается еще в двух составных — в исполнителе и в слушателе, без этого ее нет, она не родилась. А при первом исполнении на концерте происходит факт рождения музыки, и он всегда радостный — так радует рождение ребенка или новой идеи. Поэтому первое исполнение — это особая акция божественного характера, как рождение человека.