Тарас Шевченко и Казахстан

Украина долгое время находилась на пограничье христианской и исламской цивилизаций, а украинцы непосредственно контактировали с представителями мусульманских народов, прежде всего тюркоязычными. Указанное пограничье Украины между христианской и мусульманской цивилизациями не могло не найти отражения в творчестве Тараса Шевченко, поэзия которого достаточно точно передала мировосприятие, ментальность украинцев. К сожалению, отношение поэта к мусульманскому, в частности, тюркскому, миру, не нашло освещения в литературе. Во всяком случае, эта тема никогда не считалась заслуживающей серьезного внимания в шевченковедении. Хотя в творчестве Кобзаря мы видим неоднократное обращение к исламской, преимущественно тюркской проблематике.

В 1847 г. Шевченко заслали в Казахстан, где он имел возможность познакомиться с местным тюркоязычным населением, исповедующим ислам. Это население он называл киргизами. В стихотворении «Сон» («Гори мої високії...»), написанном поэтом в 1848 г. в Орской крепости, есть такие слова:

«Блукав я по світу чимало
Носив і свиту і жупан...
Нащо вже лихо за Уралом
Отим киргизам, отже, й там,
Єй же богу, лучше жити,
Ніж нам на Украйні.
А может, тим, що киргизи
Ще не християни?..»

Шевченко демонстрировал неподдельный интерес к местному казахскому населению. И хотя он был человеком, знавшим соблазны имперской цивилизации, у него фактически не видим никакого пренебрежительного отношения к «нецивилизованным» народам. Наоборот, поэт неоднократно показывает свою заинтересованность казахским бытом, фольклором, религиозными верованиями. И хотя он называет казахов дикарями, но не употребляет это слово в негативном понимании. Здесь стоит учитывать, что Шевченко выступал как противник «цивилизации», противопоставляя ей «природность». Дикость же часто трактуется им именно как природность.

Показательным в плане интереса поэта к казахским обычаям и верованиям является стихотворение «У Бога за дверима лежала сокира...» (1848). Очевидно, замысел этого произведения возник, когда Шевченко осуществлял переезд из Орской крепости в Раимское укрепление. По дороге он увидел одинокое зеленое дерево в пустынной местности, поразившее его воображение. Об этом он пишет в повести «Близнецы»: «По обыкновению транспорт снялся с восходом солнца, только [я] не по обыкновению остался в арьегарде. Орь осталася вправо, степь принимала по-прежнему свой однообразный, скучный вид. В половине перехода я заметил: люди начали отделяться от транспорта, кто на коне, а кто пешком. И все в одном направлении. Я спросил о причине у ехавшего около меня башкирского тюря, и он сказал мне, указывая нагайкой на темную точку: «Манна аулья агач» (здесь святое дерево). Я застал уже вокруг него порядочную [толпу], с удивлением и даже (так мне казалося) с благоговением смотревшую на зеленую гостью пустыни. Вокруг деревья и на ветках его навешано набожными киргизами кусочки разноцветных материй, ленточки, пасма крашеных лошадиных волос, и самая богатая жертва — это шкура дикой кошки, крепко привязанная к ветке. Глядя на все это, я почувствовал уважение к дикарям за их невинные жертвоприношения. Я последний уехал от дерева и долго еще оглядывался, как бы не веря виденному мной чуду. Я оглянулся еще раз и остановил коня, чтобы в последний раз полюбоваться на обоготворенного зеленого великана пустыни. Подул легонький ветерок, и великан приветливо кивнул мне своей кудрявой головою. А я, в забытьи, как бы живому существу, проговорил: «Прощай» — и тихо поехал за скрывшимся в пыли транспортом». Под этим впечатлением Шевченко сделал акварель «Джангис-агач» (1848) и написал стихотворение «У Бога за дверима лежала сокира...». В стихотворении используется легенда о том, что как будто кайзак (казах) похитил у Бога топор, но этот топор вырубал все деревья. И вот среди этой пустыни осталось только одно дерево:

«Одним-єдине при долині
В стeпу край дороги
Стоїт дерево високе
Покинуте Богом.
Покинуте сокирою,
Огнем непалиме,
Шепочеться з долиною
О давній годині.
І кайзаки не минають
Дерева святого.
На долину заїзжають,
Дивуються з його
І моляться, і жертвами
Дерево благають,
Щоб парости распустило
У їх біднім краї».

Существует мнение, что при написании стихотворения Тарас Шевченко использовал аутентичную казахскую легенду. Однако эта легенда так и не была обнаружена. Вполне возможно, что ее создала художественная фантазия поэта, который опирался как на определенные легенды, так и на впечатление от своего путешествия из Орской крепости в Раим.

Это путешествие поэт довольно подробно описывает в своей повести «Близнецы». Данное описание далеко от впечатлений колониста-«цивилизатора» (что мы, например, видим в Пушкинском «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 г.»). Это, скорее, впечатление человека, который хочет познать «чужое» (как чужую для него природу, так и людей). При этом Шевченко неоднократно демонстрирует восхищение этим «чужим». Вот только одна зарисовка поэта, где он рассказывает о пожаре в степи, когда казахи жгли там сухую ботву: «Пожар был все еще впереди нас, и мы могли видеть только один дым, а пламя еще не показывалось из-за горизонта. С закатом солнца начал освещаться горизонт бледным заревом. С приближением ночи зарево краснело и к нам близилось. Из-за темной горизонтальной, чуть-чуть кое-где изогнутой линии начали показываться красные струи и язычки. В транспорте все утихло, как бы ожидая чего-то необыкновенного. И, действительно, невиданная картина представилась моим изумленным глазам. Все пространство, виденное мной днем, как бы расширилось и облилось огненными струями почти в параллельных направлениях. Чудная, неописанная картина»!

Под влиянием этих впечатлений Т. Г. Шевченко написал одну из лучших своих акварелей «Пожар в степи» (1848). При написании этой картины он также использовал свои наблюдения над жизнью казахских племен. На переднем плане этого живописного произведения изображены казахи, которые сидят около пылающего очага.

Вообще казахская тема заняла заметное место в живописи Шевченко. Во время путешествия в Раим и пребывания в Приаралье он создал около двух десятков рисунков, где изображена жизнь казахов и других народов этого региона — «Казахи в юрте», «Казахская стоянка на Косарале», «Казахский мальчик разжигает печку», «Пастух на коне» и другие. Интересным является шевченковский «Автопортрет с байгушами». Это произведение является свидетельством того, что автор не только наблюдал за жизнью «чужого» ему народа, но и определенным образом стремился вписать себя в контекст жизни казахов. Шевченко принадлежит также ряд других живописных работ более позднего периода, где он изображал не только пейзажи, но и памятники этого региона. Среди них известными являются акварель «Туркменские абы в Кара-Тау» (1857) и рисунок сепией «Молитва за умерших» (1856—1857).

Казахские впечатления нашли отражение в некоторых письмах Шевченко, но едва ли не более сильно тема жизни казахов и других мусульманских народов «казахского региона» звучит в «Дневнике» (1857— 1858). Записи «Дневника» дают основания говорить, что его автор проявлял терпимое, а то и положительное отношение к исламу. Например, в позитивном плане он говорит о мусульманских представлениях о рае. Его увлекают некоторые народные верования тюркских народов. «Туркменцы и киргизы, — читаем в «Дневнике», — святым своим (аулье) не ставят, подобно батырям, великолепных абу (гробниц), на труп святого наваливают безобразную кучу камней, набросают верблюжьих, лошадиных и бараньих костей. Остатки жертвоприношений. Ставят высокий деревянный шест, иногда увенчанный копьем, увивают этот шест разноцветными тряпками, и на том оканчиваются замогильные почести святому. Грешнику же, по мере оставленного им богатства, ставят более или менее великолепный памятник. И напротив памятника, на двух небольших изукращенных столбиках, ставят плошки, в одной по ночам ближние родственники жгут бараний жир, а в другую плошку днем наливают воду для птичек, чтобы птичка, напившись воды, помолилась Богу о душе грешного и любимого покойника. Безмолвная поэтическая молитва дикаря, в чистоте и возвышенности которой наши просвещенные архипастыри, вероятно бы, усомнились и запретили бы как языческое богохуление». Шевченко также изобразил эту «безмолвную молитву» на упоминавшемся рисунке «Молитва за умерших».

Похоже, Шевченко быстрее находил общий язык с «чужими» казахами, чем с почти «единокровными» русскими. Он негативно относился к русским староверам-раскольникам. В одном из мест «Дневника» отмечает: «Грязнее, грубее этих закоренелых раскольников я ничего не знаю. Соседи их, степные дикари киргизы, тысячу раз общительнее этих прямых потомков Стеньки Разина».

Впечатления Шевченко от знакомства с восточными культурами были настолько сильными, что он даже планировал написать поэму «Сатрап і Дервіш», действие которой должно было происходить на Востоке. Правда, отмечал он: «Не знаю только, как быть с женщинами. На Востоке женщины — безмолвные рабыни. А в моей поэме они должны играть первые роли. Их нужно провести, как они и в самом деле были, немыми, бездушными рычагами позорного действия». Однако этот замысел так и не был полностью реализован. Только позже его частично реализовал Шевченко в начатой, но незаконченной поэме «Юродивий».

Характеризуя отношение Шевченко к исламской цивилизации в целом, и к тюркскому миру в частности, можем констатировать, что оно было позитивным. Эта позитивность определялась несколькими моментами. Во-первых, Шевченко был противником имперской политики России. Считал, что исламские народы России являются такими же жертвами этой политики, как и украинцы. В этом смысле он видел в них «товарищей по несчастью». Во-вторых, Шевченко был довольно терпимым человеком. Об этом свидетельствует как его литературное творчество, так и творчество художественно-изобразительное. Он умел преодолевать «родные» мифы и стереотипы и познавать «чужое». Жизнь тюркских народов Казахстана и Средней Азии вызывала у него немалый интерес. Отсюда его многочисленные рисунки казахов, отражение «казахской темы» в поэзии и прозе.

Если сейчас, в условиях глобализации, такое отношение считается нормальным и желаемым, то этого не скажешь о ХIХ в. В тогдашней европейской культуре явно доминировал колониальный дискурс и в откровенной или скрытой форме прослеживалось негативное отношение к «нецивилизованным народам». Тарас Шевченко как раз здесь выступает как исключение.

9 февраля в Национальной филармонии Украины пройдет вечер, который закроет «Год Республики Казахстан в Украине»