«Театр — храм, но какой?»

С трудом верится, что обаятельная актриса, сочетающая на сцене яркую индивидуальность с умением работать в ансамбле, отметила 30-летие творческой деятельности.

— Нина Георгиевна, вы учились у знаменитого педагога Олега Павловича Табакова. Поехали учиться в Москву потому что вас не приняли в Киевский театральный институт?

— Да. Причем интересно, что в Москве я с ходу поступила практически во все вузы... Прошло какое-то время, и я поняла, что каждый педагог заранее формирует свой курс. Видимо тот киевский курс тоже был заранее сформирован: сколько мальчиков, сколько девочек. А для Табакова то был первый курс и первые ученики. Олег Павлович набирал ребят по всей стране. Вначале нас было 46 человек. Отсеивали немилосердно, но учиться было интересно, хотя и очень сложно. Я должна отдать должное всем педагогам, которые у нас преподавали: Авангарду Леонтьеву, Константину Райкину и Валерию Фокину. Мы репетировали ежечасно, ежедневно, еженощно...

«КИЕВ СДЕЛАЛ ВИД, ЧТО НЕ ЗАМЕТИЛ...»

— Со своим будущим мужем Виктором Сарайкиным вы познакомились в студенческие годы?

— Даже чуть раньше, при поступлении. Как муж, он состоялся гораздо позже. Это был чистой воды студенческий брак. Я благодарна Олегу Павловичу за то, что когда я ждала сына, он дал мне возможность учиться, не уходя в академотпуск. Я считаю, что все браки совершаются на небесах. Но не могу сказать, что у нас все в жизни было безоблачно (людей связывает не только любовь, но и то, что еще более важно, — взаимоуважение).

— Театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра, в который вы пришли работать после возвращения из Москвы, был близок вам атмосферой?

— Театру было всего два года и он только-только становился на ноги. Мы получили дипломы в 1980 году (год Олимпийских игр в Москве). Вернулись в Киев потому, что возникли серьезные сложности с пропиской в тогдашней столице СССР. Виктор тогда уже репетировал на Малой Бронной — Эфрос вводил его в свои спектакли, а я должна была туда идти работать осенью, после возвращения театра с гастролей... Но мы поехали в Киев. Театр на Левом берегу Днепра был по духу нам близок. В те годы там работала одна из сильнейших трупп в Украине.

— Говорят, вашей ролью Маши в чеховской «Чайке» восхищался Анатолий Смелянский.

— С ним лично я не разговаривала, но на десятилетии театра Олега Павловича Табакова мне сказали, что Смелянский рассказывал, что «видел в Киеве гениальный спектакль «Чайка» с гениальной Машей, но Киев сделал вид, что этого не заметил...» С Киевом такое случается... А ролью Маши я очень гордилась. Этот спектакль — один из моих любимых. Мы долго думали, какая же Маша? Как-то тривиально, уже все привыкли, что Маша — печальная, мрачная. У нас Маша была другой — светлой. Все актрисы, играя эту роль, символизировали ее с концом XIX века, а Маша была началом ХХ. Возможно, Смелянский именно это оценил в моей работе.

«В КИНО МНЕ ХОЧЕТСЯ НАВЕРСТАТЬ УПУЩЕННОЕ»

— Почему вы ушли из Театра на Левом берегу Днепра?

— Там я проработала 15 сезонов... Изначально у нас с Михаилом Юрьевичем Резниковичем был договор, что мы с Виктором идем на роли в Русскую драму. Из своего театра мы не уходили. Ведь это очень престижно, когда актеров приглашают играть в спектаклях Театра им. Леси Украинки, — театра с великим прошлым и большой надеждой на будущее. Потом обстоятельства сложились так, что мы стали работать в труппе Русской драмы. Я еще ни разу не пожалела об этом.

— Переход в Театр им. Леси Украинки совпал и с вашим переходом в категорию иных возрастных ролей.

— Действительно, те работы, которые начали мне предлагать, — это мой личный переход в иную возрастную категорию. Естественно, это связано с определенными трудностям, волнениями. Всегда кажется, что на большой сцене можно дольше сохранить свою молодость. И, тем не менее, я попыталась с этим справиться. Мне кажется, пока у меня это получается!

— Как вы сочетаете работу в театре со съемками в кино?

— Свой звездный час в кинематографе я, наверное, упустила. В период учебы в Москве я очень много отказывалась от ролей в кино. Хотя мои сокурсники, соглашавшиеся сниматься, изначально состоялись именно в кинематографе. Их имена зазвучали на весь бывший Союз. Я была достаточно занята в студенческие годы, в Театре драмы и комедии меня задействовали во многих спектаклях текущего репертуара. Было некогда заниматься кино. А может быть, те роли, которые мне предлагали, не вызывали у меня острого интереса. Сейчас мне хочется хоть немного наверстать упущенное. Поскольку пока еще драматурги и сценаристы не пишут сценарии на актрис после 30 с большим-большим хвостом, то те роли, которые предлагают, невелики, и потому не влияют на мою занятость в репертуаре.

— У вас есть роль, о которой вы мечтаете?

— Как таковой, любимой, желанной роли нет, потому что в каждой работе сейчас начинаешь замечать намного больше, чем мог предположить изначально. Любая пьеса, любая работа в ней перемалывается внутренне и осмысливается тобой. А результат зависит от того, что ты накопил в своей душе на сегодняшний день. То, что артист вкладывает в роль, меняет ее настолько, что порой возникают такие планы, о которых не предполагал и автор. У нас такой феномен произошел с пьесой «Пизанская башня». Мягко говоря, пьеса гораздо проще, чем спектакль. Благодаря совместным усилиям режиссера Надежды Батуриной и моих коллег, занятых в этом спектакле, в частности, и Виктору Сарайкину, мы в этой пьесе нашли столько глубоких вещей... Получается так, что в этом спектакле мы между словами говорим гораздо о большем, чем в ней изначально заложено.

Но... Если быть до конца откровенной, может, и хочется себя попробовать в каком-то большом репертуаре. Сейчас я репетирую Ключницу у Михаила Юрьевича Резниковича в «Дон- Кихоте» Булгакова — этакую хозяйку дома. Я внутренне ощущаю постоянно параллель с Вассой Железновой. Я бы хотела попробовать сыграть эту роль...

«СЦЕНА ОБЛАДАЕТ СВОИМ ХАРАКТЕРОМ»

— А какую роль вы бы не согласились играть никогда?

— Макбет я играть не хотела бы, хотя в свое время предлагали. Тема, которая в пьесе заложена, — убийство своих детей. К подобному относиться надо очень осторожно, поскольку репертуар такого рода вреден человеку. Никогда ни в коем случае в работу нельзя закладывать негатив! Потом это оборачивается против людей, занятых в работе, да и зритель чувствует себя дискомфортно. Всегда должно быть что-то светлое.

— Вы верите в театральную мистику?

— Ну так, чтобы совсем, нет. А, например, пока мы «Девичник» репетировали, то постоянно говорили о том, что героини больны, им постоянно плохо, трудно. И у нас начались болячки! Видимо, слишком глубоко погрузились в эту стихию. Не зря говорят, что театр — вещь мистическая и сцена обладает своим характером. Не потому ли актеры старшего поколения вообще очень трепетно относились к сцене. Это уже притча во языцех, что, когда выходишь на сцену, температура повышенная падает и выздоравливаешь. За эти несколько часов с человеком происходят удивительные метаморфозы.

Театр — это святое место, храм, но вот какой, я не знаю...

— Что вас волнует в театре?

— В театре меня волнует человек. А если у человека есть еще и совесть, то он становится интересней во сто крат. Наступает определенный возраст, когда ты должен считаться со своей совестью... Во время ситуации в театре, которая будоражила нас целый сезон, я видела, что происходит с людьми, — они становились сплоченнее, внимательней и добрее друг к другу. Это здорово, потому что, к сожалению, очень часто театр — категория, где настоящие друзья крайне редки, тем они и дороже.

СПРАВКА «Дня»

Нина Георгиевна Нижерадзе — заслуженная артистка Украины. В 1976—1980 годах училась на актерском факультете Государственного института театрального искусства им. Луначарского (г. Москва, мастерская Олега Табакова). После окончания вуза работала в Киевском государственном академическом театре драмы и комедии (1981—1995). Уже более десяти лет является ведущей актрисой Национального академического театра Русской драмы им. Леси Украинки.

За 30-летие творческой деятельности Нина Нижерадзе сыграла много ярких ролей (как главных, так и второго плана) драматической и комедийной направленности в спектаклях по произведениям русской и зарубежной классики, современной драматургии. Среди них такие: Манон Леско («Манон Леско» Незвала), Настасья Филипповна («Настасья Филипповна», пьеса по роману Федора Достоевского «Идиот»), Елейн Наваццо («Последний пылко влюбленный» Ника Саймона), Евдокия Антоновна («Любовь студента» Леонида Андреева), Мей («Кошка на раскаленной крыше» Теннеси Уильямса), Жена («Пизанская башня» Надежды Птушкиной), Ассунта («Месть по-итальянски» Луиджи Пиранделло) и другие.