«Тю!»

— За один год вы успели издать два романа, разные по манере написания, стилистике. После длительной работы в кино и на телевидении вы рискнули стартовать в прозе...

— Риск — это когда что-то боишься потерять. Я — только приобрела. Желаю, чтобы так же произошло и с моими читателями.

— Первый роман с причудливым названием «Тю!» был дебютом, после выхода которого вас уже окрестили новым «Котляревским с Гоголем» в женском обличии. Льстит ли такое определение? Как вообще вы относитесь к отыскиванию похожести с классиками, к чему нередко прибегают литературные критики?

— Дебютом была повесть «Ой!», вышедшая еще в 1997 году в журнале «Київ», где она пролежала года три, до того отбыв такой же срок заключения в журнале «Сучасність». Это, кстати, еще один ответ на вопрос о старте в прозе. С таким началом можно просто к финишу не дойти, еще и заработать радикулит, ожидая выстрела стартового пистолета. «Ой!» — первая часть дилогии. Другая — роман «Тю!», поблуждав по издательским окольным путям, выиграла-таки свой джек- пот, встретившись с издательством «Кальварія».

Перед классиками извиняюсь за мое с ними сравнение. Но у обоих было незаурядное чувство юмора, то есть, думаю, паря на внеземных орбитах, из высот своей гениальности, не обидятся на сестру свою меньшую.

Относительно сравнений вообще — это лишний раз снять шапку перед идеальными примерами (ведь лишь бы с кем не сравнивают) с одной стороны, и дать красивый пиаровский толчок новому произведению — с другой. То есть: сравнениями горжусь, буду пытаться хоть в какой-то степени отвечать примерам. А читательскому обществу желаю обе книги («Тю!» и «Террористку») прочитать, чтобы сложить о них собственное мнение и высказать автору свою сокрушительную похвалу.

После романа «Тю!» кое-кто был готов оформить мне литературную прописку на жилплощади постмодернизма. Не знаю, то ли это —хула, — то ли комплимент. Как на мой вкус, непревзойденными постмодернистами остаются Рабле, Вольтер и наш Гоголь. Они создали правдивые литературные дворцы, храмы. Каждому автору полезно мечтать о таком. Для творческого вдохновения. В своем, значительно более скромном жилье, с портретами великих в красном углу.

— Трагикомичное — это основа украинского национального характера или признак абсурдности жизни вообще?

— В интересном вопросе — правдивый ответ. Так заведено, что в нашем отечестве самым большим читательско-зрительским спросом пользуется или смешное, или страшное. Потому что товар ликвидный, а значит человек, в той или иной степени стающий публичным в информационном пространстве, не может этим пренебрегать.

Почему так? Потому что это заложено в характере на генном уровне. В селе, где я провожу половину своей жизни, потому что там у меня дом, все процессы более наглядны, более естественны, более выразительны, лишены многих «городских» наслоений. В моем селе иногда случаются такие коллизии, такие персонажи, такое смешное и страшное, что только ой и тю.

Как вам такое: несколько дней замечаю, что на одном из соседских огородов строится балаган — навес человек на сто. Сына в армию будут провожать. Удобно: самые большие праздники в нашем селе — свадьбы и проводы в армию. Режут кабана, гонят-жарят-варят, зовут родню. А тут звонок в сельсовет: сыну дают отсрочку. На разгоряченную, замотанную приготовлениями маму — гром среди ясного неба. Какая отсрочка! Все уже приготовлено! Придумали — отсрочка!

Мама, как была, в застиранном халате, в тапочках на босу ногу, в переднике, чуть не с половником в руке — в мотоцикле-таратайке несется в сельсовет. Полет Валькирий. Вагнера — в отпуск. Вскоре возвращается, устало слезает с помела (простите, с мотоцикла), идет в дом. Не плачь, сынок, будет тебе армия.

А вы говорите — абсурдности жизни. Это — просто жизнь. Иногда страшная, чаще — смешная. Душевная.

— У нового романа «Террористка» подзаголовок «не детектив». Вы считаете, что этот жанр уже пережил свой взлет, или скомпрометирован у нас массовой культурой «российского разлива»?

— «Террористка» — не детектив. Там есть криминальная интрига, но не стоит задача так запутать читателя, чтобы до последней страницы не знал, что убийца — повар, а не слесарь. Это, скорее всего, попытка высказаться на тему: можем ли мы все поубивать друг друга и за что. И существует ли это самое «что», за которое стоит убивать. Пыталась сделать так, чтобы не отворачивались от текста и любители полистать страницы в смысле кто с кем остался и где взять яд, не оставляющий следов в организме.

Относительно взлета. Как и падение, они зависят от прихода в литературу новых авторов. Есть кому писать и удивлять, заставлять навзрыд рыдать и смеяться до слез — есть взлет. Нет — простите, перечитывайте раннюю госпожу Агату. В ожидании. Вверх-вниз — процесс перманентный, слава Богу. Нет иного совета — много писать, много издавать и сделать доступной цену на книги. И все. Из мейнстрима обязательно возникнут новые литературные острова. И детективные в частности.

А относительно «российского разлива» — есть проблема. Пример: неконкурентная, не в творчестве, а на рынке (в смысле цены и пиара), Марина Гримич, умеющая в своих романах не хуже Донцовой плести женские интриги и держать читателя в напряжении. В условиях сказанного (то есть доступная цена на книгу и популярность) вполне могла бы потеснить на украинских книжных прилавках свою раскрученную северную коллегу.

— Судя по надписи в конце «Террористки» «Продолжение следует...», тема женского терроризма вас не оставит. Вы над ней думаете. Связан ли этот новый для Украины образ женщины-террористки с распространением феминизма?

— Ой-ой-ой, чего только на нас бедных не вешали. Повесить еще и терроризм на феминизм? Я против. Или феминизм на терроризм? Все равно не согласна. Терроризм и феминизм сочетаемы только суффиксами, но не по смыслу. Терроризм (в любых проявлениях), на мой взгляд, это — ответ либо человека, либо страны, либо нации на агрессию извне. Тоже в широком смысле.

Ускоренное технологиями время помчалось быстрее, соблазненный шквалом информации о выгодах мира человек (или страна, или нация) хочет иметь все и сейчас. Не дожидаясь светлого будущего. А достичь благ таким способом можно только насилием — отобрать. Ради этого убить, изнасиловать, надуть. Террор порождают те, кто разучился зарабатывать и ждать. Все и сразу — чем не лозунг сегодняшнего дня. Насилие (информационное, социальное, бытовое) —становится надежным средством достижения цели. Задумал, спланировал, нашел способ, заработал, получил, приобрел, имеешь. Видите, какая длинная цепочка между целью и ее реализацией. Убил, отобрал, имеешь. Есть разница?

Попробовать приобщить таких извращенцев к извечным моральным ценностям, убедительно доказать, что духовное и моральное вкуснее материального, — всегда задача не из легких. Иногда кажется, что и невыполнимая. Но, как по мне, в проблеме терроризма, по-видимому, самое главное — отделять, отличать: кто берется за оружие ради добычи, а кто — защититься от добытчика. Важно не перепутать.

А феминизм... Милое женское кокетство. Не печь колупать, а ежедневно провозглашать тост: за нас, девушек неземной красоты! Пусть повылазят глаза у тех, кто видел лучших! Пусть плачут те, кому мы не достались! Пусть сгинут те, кто нас не захотел! Феминизм — знак, указывающий направление движения для конкурирующего пола в угол жизненного рынка, где расположилась лучшая часть женщин. Если бы весь терроризм мира свелся к феминизму, мы с вами счастливо жили бы в самом благословенном из миров, по изречению Панглоса из «Кандида».

«Продолжение следует» в конце «Террористки»? «Кальварія», кажется, не против того, чтобы издать «Террористку-2», которую я пообещала закончить до Нового года.

— Есть ли молодые авторы, чей стиль и язык сегодня вас особенно интересуют? А среди критиков?

Любко Дереш. В шестнадцать — первый роман «Культ». Немного повзрослел — вторая публикация в журнале «Четверг» — роман «Поклонение ящерице». Сильное впечатление от личного знакомства с ним на книжном форуме во Львове: чистый, умный, талантливый, светлый человек. Со своей темой, с собственным взглядом на жизнь и себя в ней, с очень интересным языком, органически сочетающим литературную норму и львовскую сочную и грациозную «балаку». У Дереша — большое литературное будущее (стучу по дереву).

Интересный дебют Лариса Денисенко — «Забавки з плоті та крові» (одно название чего стоит!). У меня вообще такое предчувствие, что послешестидесятницкий декаданс заканчивается.

Литературных критиков, за малым исключением, к сожалению, не знаю. Может, и были, но уехали на более богатые села. В более прибыльные сферы. Жалко, потому что литературное дело состоит из двух равноценных потоков: написание и рецензирование. Кто в этом ресторане — клиент, а кто — умелый официант, еще вопрос. Потому что, как критик должен обслуживать литературу, так и литература — критика. Осмелюсь вызвать огонь на себя, утверждая, что профессиональная литературная критика для литературы как национального явления и полнокровного процесса едва ли не важнее простого написания художественных текстов.

Что угодно может стать явлением искусства, что угодно. С единственным условием: это «что угодно» должно быть вставлено в рамку. Обрамить стихийный процесс, привести его в порядок, поставить в контекст общего развития, наконец, просто подписать: «это не корова, а утро в лесу», и тем самым привлечь внимание, заставить оценить, осмыслить, да хотя бы предложить прочитать — задача именно литературной критики.

Для меня самой дорогой рецензией была реакция на повесть «Ой!» незабываемого Сергея Набоки, с которым я имела честь и огромное удовольствие работать на телевидении и, боюсь преувеличить, но немного дружить. Прочитав «Ой!», пан Сергей подарил мне букет прекрасных роз. Они, засушены, и до сих пор стоят у меня. И будут стоять всегда, несмотря на все несущественные житейские мимолетности.