Вадим СКУРАТОВСКИЙ: «Марксизм-ленинизм еще покажется нам идеологической идиллией на фоне нынешней массовой культуры»

— Вадим Леонтьевич, не кажется ли вам, что сейчас у нас на место идеологии марксизма-ленинизма с ее завтрашним «светлым будущим» фактически насаждается идеология сегодняшней «сладкой жизни», в основе которой — культ материального обогащения, секса, вседозволенности, садизма?

— Речь идет не о том, что сейчас так называемый марксизм-ленинизм заменила массовая культура. Марксизм-ленинизм — это абсолютно деградированный, вульгаризированный, но все-таки вариант европейского гуманизма. Определенного направления, которое возникло, можно сказать, сначала в католической церкви, потом в протестантской, а также в кабинетах ренессансных, затем барокковых интеллектуалов. Что же касается так называемой массовой культуры (с моей точки зрения, она, возможно — наибольшая опасность, которая ожидает человечество где-то в ближайшее столетие), то в данном случае необходимо говорить, особенно в нынешнем варианте, о системе каких-то антигуманных сигналов, которые уничтожают все на корню. Здесь возможен вопрос: «А почему это так страшно?» Ведь кроме жестокой, вульгарной версии массовой культуры, в которой герои обязательно подвергают друг друга пыткам или убивают, существует еще якобы иная версия, которая движется по определенным фольклорным сюжетам, накопившимся на протяжении столетий и даже тысячелетий в человеческом быту. Ну, действительно, посмотрим на индийские фильмы или на некоторую продукцию Голливуда. Это — сказки, которые рассказаны современными технологическими средствами. Казалось бы, пусть будут эти сказки. Но все хорошо на своем месте! Эти фольклорные сюжеты были определенной необходимой основой бытия тогдашнего архаического сознания, и они выполнили свою этическую, эстетическую, в конечном счете социально-консолидирующую роль. А сейчас, в нашей ситуации, эти сюжеты выглядят довольно странно. Они абсолютно не совпадают с современной моральной и социальной реальностью. И об этой реальности следовало бы говорить, прошу прощения, реальными средствами. Вот здесь, в Доме кино, недавно прошел фильм российского режиссера Алексея Германа «Хрусталев, машину!» Мне этот фильм, между нами говоря, сегодня кажется самым сильным во всем кинематографе двадцатого века. Почему? Потому, что он, этот фильм, нашел реально соответствующую эстетику для той страшной реальности, которую отображает... А, собственно говоря, сказочник от массовой культуры выстраивает какой-то параллельный мир, который действительно развлекает зрителя, слушателя, читателя, но к реальности не имеет никакого отношения. То есть и агрессивный вариант массовой культуры, и менее агрессивный, будем говорить откровенно, вредны...

Мы все в современном мире живем в ситуации демократии. Собственно она преобразовалась в планетарную систему от Тайбея до Нью-Йорка, от Лондона до Киева и, надеемся, Москвы. И в этих обстоятельствах в историю входят миллионные массы, которые, в конце концов, являются главным субъектом демократии. Во всяком случае так говорят сегодня лидеры мира. Однако массовая культура соответствующим образом воспитывает эти массы только негативно. Она действует на них в направлении определенной их моральной и эстетической деградации. Я не вижу пока что иных эффектов массовой культуры. Следовательно, огромные электоральные аудитории воспитываются в режиме, я бы сказал, антипедагогики. И, прошу прощения, как поведут себя эти массы через несколько десятков лет вследствие таких обстоятельств? Никто не знает. Но очень опасные симптомы есть уже сейчас. Я имею в виду известные примеры очень эффективного манипулирования сознанием масс с помощью СМИ в тех же России и Америке.

— Кое-кто может увидеть определенный позитив массовой культуры, в связи с потребностью эмоционально-психологической разрядки современного человека.

— Современный мир нашпигован миллионными человеческими аудиториями и им, безусловно, нужна рекреация. Сегодня мы наблюдаем такую рекреацию в Киеве во время празднования Дня города. И здесь рядом с различными вульгарными вариантами массовой культуры можно видеть и массовые формы рекреации и нормального отдыха, и человек от них не становится хуже. Но никакого позитива именно в основных пластах маскультур нет. И нужно сейчас, как говорится, бить во все колокола. Потому что лет через десять-двадцать будет поздно. Один умный педагог сказал, что когда в голливудском фильме один герой, простите, бьет морду другому, то это в течение нескольких секунд разрушает его (педагога) многолетние целенаправленные усилия.

Теперь относительно откровенности массовой культуры и так называемой порнографии или очень открытой фиксации отношений между мужчиной и женщиной. Это было всегда, на протяжении тысячелетий. Но эта открытая фиксация осуществлялась всегда в закрытом режиме! Где-то после 1968-го года под влиянием американских и европейских левых радикалов массовая культура раскрыла ворота для этой открытости. Результат может быть только негативный. Ведь на головы и сознание детей от 6 до 16 лет вдруг падает то, что раньше медленно открывалось вследствие определенной инициации (посвящение человека в данную сферу). Не случайно сначала возникало юношеское общество, потом девичье общество, были особые взаимоотношения родителей с этими детьми. Юношу и девушку специально готовили к соответствующей роли. Что такое ритуал украинской и вообще славянской свадьбы? Это — приготовление к этим самим отношениям. И вдруг разрываются все завесы над тайной, открываются все ворота! Окончательный результат всего этого может быть таким, что марксизм-ленинизм еще покажется нам идеологической идиллией на фоне этой самой массовой культуры!

Настоящая литература, она всегда была откровенной. Более целомудренной она становится только в девятнадцатом веке. А до этого и после этого она была достаточно откровенной. Но эта откровенность носила очень серьезный, специальный, я сказал бы, художественно-гносеологический характер, это была попытка понять человека. И здесь художнику необходимо позволить все. И одно, если при этих попытках — Хемингуэй и Джеймс Джойс, и совсем другое — если функционер массовой культуры продает женщину и ее обнаженное тело оптом и в розницу, направо и налево.

Сорок лет назад вышел на экраны фильм Федерико Феллини «Сладкая жизнь». Там героиня начинает снимать с себя одежду, но последнюю все-таки оставляет. Что тогда творилось! Папа Римский по этому поводу специально высказался, католическая пресса высказалась, некоторые моралисты высказались. А сегодня этот фильм (кстати, настоящее художественное произведение, классика), как сказал один из публицистов — фильм для семинаристов. Сегодня, действительно, совсем другой уровень процесса. И государство, во всяком случае, должно каким-то образом здерживать этот мутный поток. Потому что, между нами говоря, от государства ничего не останется.

Как оформлять защиту морали? Это действительно проблема, это не так просто. Да, есть риск, если появится функционер-чиновник, который вообще будет все запрещать, как в советские времена. Но все равно нужно действовать именно в этом направлении, создать соответствующий закон, применять его, корректировать. Пока что вообще ничего не делается.

— Сегодня в нашем информационном пространстве есть определенный феномен, связанный с постоянным муссированием слова «богатство» и его различных вариантов. Например, «богатая страна — богатый человек», или «только богатый человек может быть по-настоящему щедрым, потому что много имеет и отдает не сожалея!» Как, по-вашему, не является ли это вообще-то ошибочным?

— Здесь немного иное. Речь идет о том, что когда на Западе начало возникать богатое государство, появился Маркс со своими единомышленниками и вполне справедливо обратил свое внимание на отверженные слои общества. И предложил, будем откровенными, и это богатое государство, и этот зажиточный класс ликвидировать. Из этого ничего не вышло, кроме бедности. Следовательно, эта прямая марксистская стратегия не сработала. Намного умнее иное — все делать для того, чтобы гражданин входил в какой-то материальный достаток. Понимаете, это должно быть альфой и омегой современной цивилизации, это — вне сомнения.

— Я имею в виду, что «зажиточность» — это некая украинская идиома, которой определяется как раз не тот материальный достаток, который позволяет человеку и его семье вести нормальную жизнь, а чей-то всем очевидный и известный излишек уровня материального разумного достатка. Мне кажется, что фетишизация этого излишка (фактически создание материального кумира) примитивизирует сознание людей.

— Видите ли, здесь вообще следовало бы обусловить хотя бы определенный стандарт материального достатка и о нем уже говорить. Вообще-то мир, который называет себя христианским, как- то странно себя ведет. Христианство, особенно первых веков, было всегда ориентировано на абсолютную бедность. И, в конечном счете, пусть от пафоса этой бедности останется, во всяком случае, хотя бы филантропия, пусть хоть это будет. Но я этой филантропии не вижу. Недавно одна моя знакомая учительница, в классе у которой сильно заболел ребенок и ему была необходима срочная операция, зашла в ближайшее казино. Охранники оторопели, когда она вдруг всем сказала: «Дамы и господа! Умирает ребенок! Нужно помочь ему!» Она вышла оттуда с сорока гривнями, а нужно было 1000 долларов на все это. Я глубоко уверен, что до утра в этом казино спустили несколько тысяч долларов. В принципе ничего не стоило бы какому-то господину сделать благородный жест, но он его не делает, несмотря на всю свою зажиточность. Это относительно взаимосвязи между щедростью и зажиточностью. А тот же американский доллар, на котором написано «Мы верим в Бога». Извините меня! Вы верите в свой золотой запас и в стоимость своего доллара? А верите ли вы в Господа Бога? Эта проблема абсолютно не решена и до ее решения очень и очень далеко. Видите, было же сказано: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божье». А сейчас все западные цивилизации, якобы христианские по происхождению, только и говорят о богатых и о богатстве. Вот и мы имели такого богатого экс-премьер-министра. Сначала у него было столько миллионов, потом еще столько, а потом еще столько. Ну, не мог, не мог он остановиться. И это показательно.

— Сегодня, когда у нас на человека обрушивается много зла и государство не может предоставить ему надежной защиты, проблемой бытия в обществе становится тема расплаты, наказания, мести. Активно за нее борется и кинематограф.

— Я понимаю, о чем именно идет речь, но начну с... американского кино. Ведь в стране с формальным культом права, с высоким правовым сознанием населения, с достаточно эффективной судебно-полицейской системой, огромный массив кино парадоксальным образом завяз на одном сюжете, в котором государственный функционер порядка в ранге следователя или полицейского (о тысячах частных детективов и просто любителей не стоит и говорить), не достигнув своей цели легитимными средствами, берет в руки оружие, и тогда не только плачут все их законы, но и трава не растет после него, после этого мстителя. Это классическая иллюстрация того, что массовая культура подчиняется только своим собственным правилам и интересам (в данном случае — самодостаточности, самоценности насилия), и даже когда они открыто подрывают правопорядок в обществе — «тем хуже для правопорядка!». Что же касается сюжета, то он вообще типичен для маскульта, и именно через эту призму нужно смотреть на фильм члена Союза кинематографистов Украины и российского режиссера С. Говорухина «Ворошиловский стрелок».

— На премьере этого фильма в киевском Доме кино происходили странные вещи. На экране — выстрелы, кровь, крики боли, а в зале — хохот и аплодисменты. Я просмотрел почти все отзывы в прессе, и только один рецензент написал о странном явлении и квалифицировал его, как доказательство того, что «наше общество уже психологически готово к самосуду».

— Частично этот единственный рецензент где-то прав, но это же политическая оценка. А что должно делать в этих обстоятельствах искусство? Фильм Говорухина — массовая культура, там все сляпано наскоро. Фактически ставка делается на фашистский способ решения социально-этических и иных конфликтов. А что на самом деле должно делать искусство? Когда за дело берется настоящий художник, как тот же автор фильма «Хрусталев, машину!», и использует сугубо художественные средства, то они срабатывают сами по себе. В том же классическом американском фильме «Рокко и братья» также есть и изнасилования, и убийства, но это — высокое искусство, которое потрясает, поражает зрителя и, в конечном счете, он таким путем уже не пойдет, не будет таким образом действовать.

А что же делает массовая культура? Она начинает ассистировать таким фашизоидным сюжетам в массовом сознании. А массовое сознание, вообще-то говоря, беззащитно. Человек смотрит это кино и вдруг думает: «Вот как нужно делать, но ведь я и сам догадывался, что именно так нужно действовать». А результат очевиден. Я действительно видел, как публика хохочет, когда герою Пороховщикова простреливают живот. Смеются женщины, смеются дети. Но ведь именно такие провокативнные цели и ставил этот фильм. Кстати, «Ворошиловский стрелок» это еще — туда-сюда, потому что слабое кино. А вот фильмы Балабанова «Брат-1» и «Брат-2» это уже фашистское кино чрезвычайно высокого, по-своему, класса. Не эстетического класса, а суггестивного. Оно влияет на массы в полную силу. Оно врет невероятно, но влияет и влияет! И это большая проблема. Ведь, в конечном счете, мы можем получить в политике персонажей, которые поставят на «Ворошиловского стрелка» не из фильма Говорухина, а из самой уже подготовленной среды. Результат может быть невероятным по своей негативности. То есть мы входим, откровенно говоря, в какой-то квазиэстетический Чернобыль.

— Еще такой «американский» вопрос. Когда к нам оттуда пришла первая волна той низкобюджетной мистики, боевиков и триллеров, то складывалось впечатление, что все это нагромождение ужасов и насилия является только игрой воображения и результатом рационально- коммерческих выдумок не очень закомплексованных голливудских ремесленников. Но когда сегодня начинаешь знакомиться со статистикой тамошнего насилия (знаменитая психотерапевт Джанет Рейнуотер в своей книге «Это в наших силах» приводит данные, согласно которым каждый четвертый ребенок в возрасте до 15 лет в США становится жертвой сексуального насилия; ассоциация «Женщины против порнографии» считает что 38 процентов американских женщин были жертвами соответствующих атак; эпизоды же, когда очередной молодчик забегает с автоматом в школу, церковь, детский садик и начинает всех решетить, имеют такую систематическую тенденцию, что...), вдруг появляется мысль, что то ужасное кино для них — реальность бытия.

— Видите ли, мне кажется, что определенная точка отсчета конца настоящей «американской мечты» началась с убийства того президента, который был фаворитом нации. Америка до сих пор не знает, что там случилось, хотя и есть десятки различных киноверсий. Это была эмблематика того, что якобы зрелая цивилизация и демократия не срабатывают... Потом были Вьетнам, молодежный бунт с наркотическим дурманом и сексуальной революцией, Уотергейт. Именно тогда начала вставать на ноги та массовая культура. Именно тогда вдруг исчез тот герой американского кино, воплощением которого был актер Гари Купер, герой спокойный, неспособный на ненависть, уверенный в себе, в своих правах, в справедливости, в деле, за которое нужно бороться. Вместо него возник герой, которого переполняют сомнения, будничные и апокалиптические страхи, отвращение к самому себе. И это, кажется, было адекватным отображением изменения самосознания того общества, которое называется «страной неограниченной свободы»... Видите, коммунизм с лозунгом «Все для блага человека!» заковал человека ради этого лозунга в кандалы. Америка, наоборот, в своем демократическом продвижении максимально раскрепостила человека, отключила все тормоза. Сегодня идешь по американскому городу и видишь — висит на балконе зеленое знамя. То есть там проживает «семья» или «коммуна» какого- либо сексуального меньшинства. Видите, я понимаю, что, к превеликому сожалению, гомосексуализм — это биологическая участь определенных человеческих слоев. И я понимаю, что есть разница между тем, что является «защитой прав» и тем, что является «афишированием». И когда сегодня американская юриспруденция на всю мощь защищает соответствующие фильмы и печатную продукцию, которые существуют уже в невероятном количестве, то это трудно понять... Не так давно в Филадельфии я зашел в салон проката видеокассет и попросил несколько фильмов из классики шестидесятых и семидесятых. Девушка-продавец даже таких названий не знала, не было их и в каталоге. Но на стеллажах было больше 500 кассет — кич, кич, кич. Кстати, каждый год делается там десяток фильмов (совсем не таких как «Титаник»), которые имеют отношение к настоящему, серьезному кино, но все они теряются среди кича, и еще, мне кажется, что их преднамеренно теряют, чтобы никто их не увидел.

И, наблюдая за тем, как корчится сегодня гуманизм как раз в этом обществе, которое якобы специально было построено ради реализации демократии и гуманистических моделей, видишь, что и на самом деле-то оно таки вышло, как в словаре Гринченко, «наоборіт».

И, глубоко задумываясь над всем этим, начинаешь осознавать, что перед человечеством стоит какая-то проблема метафизического или теологического характера. Но здесь мне стоит остановиться, потому что это уже не является моей профессией.