«Весь я в чем-то испанском...»
Ну что для нас — Испания? Страна за семью морями? «Зато у нас сало есть» (в поезде, случайно услышанное). Но посмотрите на Игоря Елисеева: вылитый тореро. Все зовут его «украинским испанцем». Шутили-шутили — и дошутились: в прошлом году отправился в странствие в эту самую Испании. А прибыв, пренебрежительно отозвался о «Гернике». Евгений Бобрик «отметился» в солнечной Гранаде, а для Дмитрия Корсуня Каталония открылась неожиданной гранью: местные бабы встретили наших художников песней, приветствуя их с... гм, большими «ядрами». «Я ела их горстями», — созналась Ольга Антоненко. Их — это маслины, и, ясное дело, также в Испании.
На открытии выставки Алексея Малыха «Андалузский ангел» пили красное вино, закусывали маслинами, читали Рильке — стихи, обращенные к испанской, не норвежской, танцовщице, под меланхоличное бренчание фламенко... Для Киева, где Веласкес всегда был художником-побратимом («злые языки» отрицали подлинность его «Инфанты», но на то они и «злые языки» — «страшнее пистолета»!), эта выставка никак не является игрой слепого случая. Художник не отбрасывает с порога номиналистические ассоциации. Действительно, был славный фильм Бунюэля — «Андалузский пес» (с самым жестоким кадром в истории кино: глаз, порезанный бритвой) — и Малых знает о нем, но сам он — мечтательный русич, бородачок-полевичок, скорее всего, похож на ученика-иконописца или же на монаха-расстригу, брата Жана из «Гаргантюа и Пантагрюэля», который ушел «в мир». Поэтому с поездки в Испанию вспоминает красное вино, жареные сардины. Там должен жить не пес, а ангел: «Я там сам как будто летал, порхал...» — И его «Андалузский ангел» — не падающая звезда, а красная гроздь, прибитая (гвоздями?) к небосклону.
В палитру художника проникают винная страстность, определенность контура и определенность события. Темно-желто-серая цветовая гамма, приперченная слитками крошечных комето-запятых, — время от времени еще появляется в его произведениях, но общее настроение стало ощутимо «мужественнее», каковым является мясо, которое можно разжевать только крепкими клыками, хотя извивистые волокна застревают в каверзных дуплах... Зубы у нас крепкие, глаза — стремятся к неожиданностям. Живопись Малыха предоставляет их нам сполна. Оказалось, что он не прикован к плоскости полотна. Пространственные деревянные композиции (всплеск архаики, к которой Малых всегда был неравнодушен) якобы принадлежат совсем другому художнику. Якобы — но в оформлении диптих Малыха вырывается что-то непроизвольно скульптурное, как в барокковом алтаре (где «оно» является основой), а чем как не скульптурными алтарями славится испаноязычный мир?
Достаточно параллелей. Компаративистика (сравнение черт различных культур), вероятно, одна из наиболее произвольных и наиболее странных наук. «У нас сало есть». У нас есть Малых. Чужая страна — «потемки». Чужие обычаи — рукой разведу. «Представляешь! — запыхался от радостного возбуждения коллега, посетивший как-то Мадрид. — Они работают с рассвета до трех часов дня, затем у них сиеста, а ночью они бездельничают, шатаются по барам, поют песни... Конечно, они бы могли вкалывать, как мы, но у них все есть».
Испания есть Испания, Русь есть Русь, а вместе им сойтись... Разве что на мольберте художника, мимо которого пролетел андалузский ангел.
