Волшебница из музея

Остановить прекрасное мгновение умеют художники, поэты, музыканты. И, конечно, музейные мастера. Человек музея — хранитель времени — способен на чудо: поймать улыбку мира, лучезарную или печальную, но всегда настоящую, и сохранить ее живой. Какими словами рассказать о Кире Николаевне Питоевой, известном деятеле культуры, научном руководителе Литературно-мемориального музея Михаила Булгакова (в этом году музей отмечает 20-летие)? Высокий профессионализм и азарт творчества, самозабвенное служение и бесконечная душевная щедрость, талант понимания, чуткость, благородство. А еще — удивительное человеческое обаяние, свет улыбки, магия голоса и редчайшее чувство юмора.

ДОМА МАСТЕРА

Кира Николаевна — родом из прославленной театральной династии Питоевых, многие представители которой посвятили жизнь сцене. Ее прадед-меценат построил в Тифлисе здание Театра им. Руставели, Театральный проезд и Театральную библиотеку, помогал строить Оперу, где его брат был режиссером. Двоюродный дед — выдающийся артист и режиссер парижского «Картеля четырех» Жорж Питоев, его сын Саша был известным актером французского театра и кино. Отец Киры Николаевны работал помощником режиссера в Театре им. Леси Украинки, мама была актрисой.

В детстве Кира мечтала стать астрономом, отлично успевала в точных науках и собиралась поступать на мехмат. Звездочет — не эта ли мечта сегодня прочитывается в звездном небе, которое, изумляя посетителей Музея Булгакова, возникает в старинном зеркале. Таков финал экскурсии и финал романа, помните: «Все пройдет,... а вот звезды останутся... Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них?»

Окончив школу, Питоева работала в радиоцехе Русской драмы и училась на театроведческом факультете. В 1963 г. она пришла в Театральный музей младшим научным сотрудником, осталась на 26 лет (уходила с должности заместителя директора по научной работе). Кира Николаевна создала легендарные выставки «Курбас и театр», «Украинская сценография», была соавтором экспозиции советского театра.

В 1989 г. Питоева приходит в Музей Булгакова и становится научным руководителем союза творчески одержимых людей, влюбленных в литературу и в Киев (первый директор музея Анатолий Кончаковский, Татьяна Рогозовская, Светлана Бурмистренко, Светлана Пноженко). Они по крупицам собирают редчайшие экспонаты, ведут поиск в архивах, восстанавливая «с чистого листа» неизвестную прежде киевскую биографию Мастера. Музей, который начинался при отсутствии коллекции, сегодня называют одним из лучших литературно-мемориальных музеев мира. Кира Николаевна — автор этой уникальной, всемирно известной экспозиции, а ее труд «Научная концепция экспозиции Литературно-мемориального музея Михаила Булгакова» защищен авторскими правами.

Среди знаковых событий летописи музея — Булгаковские конференции во Франции, Венгрии, Эстонии, Польше. Издание книг, которые получали первые премии на международных книжных ярмарках. И незабываемые выставки, которые сразу становились легендами булгаковедения.

У Киры Николаевны есть еще одно призвание — учитель, она преподает «Театрально-декорационное искусство и сценографию» в Национальном университете театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого.

Своим главным учителем называет Киру Николаевну директор музея Булгакова Людмила Губианури: «Кира Николаевна смогла создать в музее ситуацию, которую все называют Домом. Дом дал необыкновенные возможности: утром я из своего дома иду не на работу — домой, и это удивительное счастье».

А какие красивые праздники происходят здесь: музыкальные журфиксы, «Времена года. Сбор винограда», «Никогда не разговаривайте с неизвестными», День рождения Булгакова и первой булгаковской экскурсии, праздник Белого рояля, детское Рождество и Пасха. Музей-театр, музей-книга, придя в который каждый отыщет то, что ему близко — в личности и судьбе писателя, в жизни семей Булгаковых и Турбиных. И в Городе над Днепром, цветущем белоснежными садами — может быть, отсюда эти пронзительные весенние аккорды белого цвета в экспозиции?

Интересно, что даже интернет-поколение, отвечая на вопросы друзей, едущих в Киев: «Что посмотреть в вашем городе?» первым называет Музей Булгакова...

— Кира Николаевна, заканчивая театроведческий факультет, каким представляли свое будущее?

— Тогда театроведение для меня было первой ступенью, а мечтала я быть завлитом. Это правая рука главного режиссера, человек, который формирует репертуар. А я с детства — и по сегодняшний день — обожаю читать пьесы. Я сама воспринимаю мир как пьесу, как театр.

— Наверное, повлияло то, что вы воспитывались в семье актеров, выросли в театральной среде.

— Да, и я застала настоящую театральную культуру — она же категорически отличалась от той, которая сейчас. Я не хочу сказать, что ее нет — она другая. Мир другой, потребность в театре другая, актеры другие. Мне повезло встречаться с настоящей театральной аристократией. Это были люди того поколения, которые уходили в театр не за деньги, а по любви. Люди, в которых артистический инстинкт был природный. Что такое артистический инстинкт — играть! За «без денег», за три спектакля в день, за одну репетицию — играть, играть, играть!

А жизнь была такая, что все были бедны. И все друг друга поддерживали. Например, Владимир Александрович Нелли, самый интеллектуальный режиссер, очень любил моего отца. А мы жили по соседству с театром в крошечном деревянном домике, на месте которого сейчас кафе «Бергонье»...

В своей передаче о Пушкинской улице я рассказывала, как воспринимала ее ребенком: дом Русской драмы, напротив — дом Оперного театра, а в следующем квартале хореографическое училище (ныне — Дом композиторов). И как роскошно одетые люди огромного роста медленно выгуливали друг друга и своих собак, как они встречались, как они кланялись. Шла яркая толпа, как в фильме Феллини идут к источнику. Вот они входят в Русскую драму — медленно, чинно. И был такой трепет перед артистами, такое почтение, толпы поклонников и поклонниц в 12 ночи подходили с цветами к любимым артистам. Киев ведь был очень театральным городом. Сейчас этого мира не существует. Тогда, если шла Мария Павловна Стрелкова, ей все кланялись, как королеве на балу...

Закончилась эта эпоха в 60-е годы, после оттепели, когда начался брежневский зажим, и к власти пришли люди, которые ненавидели культуру за то, что она культура.

СТАРИННЫЕ «ПОДРОБНОСТИ»

— Когда вы оказались в Театральном музее, у кого получили первые уроки?

— У меня был потрясающий учитель — Аркадий Матвеевич Драк, искусствовед, театровед. Он был — настоящий экспозиционер, и именно он влюбил меня в эту профессию.

Я всегда любила старинные «подробности»: веера, шкатулки, коробки, общалась со старыми артистами, записывала их, получала в дар предметы для музея. Тогда я многого не знала — спрашивала, слушала, училась. И стала настоящим музейщиком. Уловила то, что мне очень в музее нравилось: я получала историю из живых рук. И теперь, если кто-то не знал, что это за предмет, приходили ко мне. А я говорила: «Это растяжка для перчаток. А сюда нужно вставить такую штучку, потому что здесь не хватает двух винтиков — и получится затвор для старинного альбома...» Так ненавязчиво, не по книгам освоила материальную культуру и даже читала в Институте марксизма «Историю украшений». Вот чем был мне интересен музей — предметным миром, когда можно подать один предмет, чтобы выразить всю эпоху.

— Вы — создатель научной концепции музея, а что означает это слово?

— Знаю точно момент, когда я впервые поняла, что такое концепция. Это случилось в 1967 году в Праге в Музее Cметаны. Это было похоже на чудо. Я пришла, а в музее был выходной, но меня пустили. Стала подниматься по лестнице, а господин, который взялся меня опекать, сказал: «Пожалуйста, спуститесь вниз». Я никак не могла понять, почему вниз. Спустилась, стою, жду, и вдруг начинает звучать «Влтава». Подключают музыку и — помните начало? — поет вода. И когда поднимаешься по лестнице и в огромное окно видишь эту Влтаву, ты уже не понимаешь, что слышишь — музыку Сметаны или голос реки. Музейщики были страшно довольны, что я это уловила, потому что, оказывается, они в мэрии взяли специальное разрешение поставить порог под своими окнами, чтобы был тот звук, который им нужен. И тогда я осмыслила, что концепция — не внутри самого музея, когда ты плавно переходишь из одной части в другую. Поняла, что этот мир можно выстроить. Это случилось в одночасье, и я просто заболела.

— Как будто заново вы обрели профессию?

— Я привязалась к музею пожизненно. Это был резкий перелом, у меня стали получаться выставки, и все — с концепциями. Апогеем был 1987 год — не только потому, что сделала выставку Курбаса, а потому что вокруг Курбаса велась великая борьба. Целый год мы с группой энтузиастов тайно ее готовили, пока не получили разрешение. Главная идея, очень красивая, пластическая — эскадра, которая заканчивается спектаклем Курбаса «Гибель эскадры» и его собственной гибелью. Все витрины с парусами, и прибавлялось к этой эскадре все больше и больше корабликов. А сверхзадача была — показать, что в этом городе должен быть Музей Курбаса, потому что мы нашли его квартиру и 500 экспонатов собрали в одном зале. Вот тогда мне стало понятно, что я — концепционер литературно-мемориальных музеев, и с этим багажом перешла в Музей Булгакова.

— У Булгаковского музея очень сильное поле притяжения...

— Сейчас, когда нас все любят и посещают, можно услышать: «А какие же тут были трудности? Булгаков сам хотел, чтобы так было». Но вначале моя идея проходила с огромным скрипом, мы три года осваивали экспозицию. А я уверена, что музей может позволить себе воплотить сложную идею, чтобы человек ушел с желанием понять: «А почему они это так сделали? Нужно, наверное, еще раз прийти». И к нам все время приходят по несколько раз, потому что у нас совершенно иной Булгаков.

— Какой же?

— Не знаю, какой... У меня есть проверка такая: «Мастер и Маргарита» — самое любимое всеми произведение. Спрашиваю — какая фраза романа запомнилась вам больше всего? Кого ни спросишь, чаще всего отвечают: «Рукописи не горят». А у меня любимая фраза: «Навсегда! Это надо осмыслить»... Вот такой Булгаков — серьезно-несерьезный, необыкновенный, фантастический, игровой, причем игровой в самом разном смысле слова. Он не просто юморист — он сатирик, это очень определяет его склад мысли. У него удивительный склад мышления — научный и художественный, он историк, он медик, человек науки, — и при этом ему так свойственно игровое начало, музыкальное. На меня огромное впечатление произвело определение Замятина: «Литература — это живопись плюс архитектура плюс музыка». Эту формулу можно отнести и к музею, в связи с тем человеком, которому мы служим. И здесь я бы музыку на первое место поставила. Музыкальность, звук — а это было трудно воплотить в экспозиции. У нас все звучит, начиная от паркета. Как мне дороги были эти шаги по паркету, как я это внедряла...

ВМЕСТЕ С ЛИДЕРОМ

— Кира Николаевна, ваше имя неотделимо от имени Даниила Даниловича Лидера (выдающийся театральный художник и великий философ, которого называли «Последний аристократ в искусстве»). Вы прожили с ним вместе 32 года, наполненных совместным творчеством. А какова была роль Лидера в создании экспозиции музея?

— Это самый трудный для меня вопрос. Олег Ефремов сказал, придя к нам: «Что же удивляться, что такой музей? Сразу видно руку мастера». А Лидер не принимал никакого участия, он просто меня слушал и поддерживал, как мог. Был «тяжелой артиллерией» — когда мне не удавалось что-то пробить, он «запускался», как человек, который умеет убеждать. У него каждое слово было — золото. Но после ухода из этой жизни Лидера я стала понимать то, чего раньше не понимала: его участие было больше чем формальное. Это его участие и в нашей жизни вообще, и в моей жизни. Я знаю, как помнят его разговоры в музее, и, конечно, он здесь витает.

Вы же понимаете, что самое главное свойство его человеческого таланта — это то, что он учитель. И его дар учительства я сполна... почуяла. Его теория жизни настолько легкая, что выполнить ее практически невозможно. А мне удалось ее выполнять только потому, что он вкладывал это в меня не как учитель, а собственной жизнью. Поэтому он называл меня лучшей ученицей.

— Расскажите, пожалуйста, о вашей семейной жизни? Что такое счастливая семья?

— Счастливая семья — когда ты этого не замечаешь. Ты просто все время этим живешь. Основой было то, что мне всегда было с ним интересно. Лидер был человеком какого-то длительного общения. Понимаете, он чувствовал, что проживет долго, и был неспешным, он позволял себе роскошь жить только творческой жизнью. И был настолько нетребовательным ко всему остальному...

Я делала концепцию музея, сидела часами. А это было время очередей, когда нельзя было ничего легко купить. И вдруг смотрю — уже вечер, а я же не покормила мужа. Выхожу на кухню — ничего, шаром покати и темень на улице. Что делать? И я выдаю: «Картопля з оліей чи олія з картоплею?» и он отвечает: «Найдешь луковицу — сделаем банкет»! Лидер жил только творчеством, а это заразительно. Есть какое-то чувство стыда — ты не можешь жить ниже ступенью рядом с таким человеком, ты не можешь, чтобы быт тебя каким-то образом заставил подчиниться.

Мою роль он определил сразу, когда впервые пришел ко мне на лекцию. Подошел знакомиться и заявил с веселой улыбкой: «Вот кто мне скажет правду о моих работах». Я ему всю жизнь говорила правду, хотя было нелегко, потому что не каждый человек это любит, но он принимал. Среди картинок, которые остались у Лидера, видно, какие он переделывал. Безумное количество дома юмористических картинок, записок, которые он мне оставлял — огромный архив, очень смешной. А я ему писала стихи на день рождения и обязательно к каждой премьере.

Он всегда умел рассказывать истории о жизни, а я всегда умела подсматривать сюжеты, они меня преследовали. И мы не могли дождаться, чтобы дома встретиться и рассказывать — каждый вечер бежали друг к другу на работу, он ко мне в музей или я к нему.

20 МГНОВЕНИЙ НА АНДРЕЕВСКОМ СПУСКЕ

— О ваших праздниках и проектах по Киеву ходят легенды, билеты на журфиксы раскупают за месяц до начала. А что ждет посетителей в этом году, юбилейном для музея?

— Готовимся 15 мая у памятника «отчитаться» Булгакову — почитать ему что-то. Он же сидит и слушает, как его слово звучит. А к 21 ноября надеемся открыть выставку «Мастер и Маргарита», или «Весь Булгаков». Стационарная экспозиция заканчивается 1919 годом, а это будет продолжение — до 1940-го. Вся концепция уже придумана, и она с фокусом. А наша новая сотрудница Светлана Пугач готовит проект Булгаковской синематеки под названием «С наступлением вечера».

— На ваш взгляд, какие самые главные события произошли за 20 лет жизни Булгаковского музея?

— Как в хорошей семье — выросли хорошие дети. Это Людмила Губианури, Ирина Воробьева, Ирина Сиренко, Валентина Дерид. Они поняли сверхзадачу и продолжают все, что было задумано, только в своем исполнении, которое мне страшно нравится. И я ими любуюсь... Нам удалось на Андреевском спуске в доме Булгакова создать свое маленькое государство. В одной статье нас даже назвали «Музей партизанской славы», потому что мы тихо работаем, ничего не просим, сами зарабатываем. И это вызывает нарекания, никому в голову не приходит, что в музей мы приносим свое. Для меня лестно, что музей проникнут уважением и любовью к музейной профессии. А это прекрасная профессия, одна из лучших.