«Я смотрю на то, как люди молчат»

Настоящей сенсацией последнего Одесского международного кинофестиваля стала комедия «Мои мысли тихие» — полнометражный дебют Антонио ЛУКИЧА. Ранее картину отметили специальным призом жюри конкурса «На Восток от Запада» на Карловарском фестивале. В Одессе же фильм получил приз ФИПРЕССИ и национальный Гран-при по итогам зрительского голосования.

«Мои мысли тихие» — о 25-летнем композиторе и звукорежиссере Вадиме (Андрей ЛИДАГОВСКИЙ), который, будучи довольно асоциальным, не имея определенной работы, пытается эмигрировать в Канаду. Для этого по заказу богатого диаспорного бизнесмена, запускающего компьютерную игру «Ноев ковчег», надо записать голоса закарпатских животных, а, главное, пение очень редкой птицы: раховской кряквы или кряквы суетливой. Однако в ход экспедиции вдруг вмешивается мать героя (известная украинская актриса Ирма ВИТОВСКАЯ, отмеченная «Дюком» за лучшую женскую роль).

Это комедия — причем гомерически смешная, что в нашем кино почти сенсация. Зал регулярно разрывается от хохота. Герой с неизменно серьезным лицом все время или провоцирует забавные ситуации, или вляпывается в них, иногда в буквальном смысле. Мать одержима опекой над этим непутевым гением на грани Эдипова комплекса, но сама выглядит комично в попытках обустроить свое и его счастье. Параллельно развивается сюжет с голосами животных и сказочной кряквы, вокруг которой Лукич выстраивает целую мифологию, подкрепляя ее остроумно сфальсифицированной кинохроникой о советских и немецких ученых. Не меньше достается разного рода традициям, в том числе религиозным: режиссер не склонен к антихристианской сатире, однако по возможности пускает шпильки в том направлении.

В конечном счете, похоже, не так важно, запишет ли Вадим ту птицу, как то, поймет ли он, что кряква суетливая, вечно тревожное существо — это и есть его нелепая и беззаветно любящая мать. И, отчасти, он сам.

Итак, человеческое и животное, религиозное и комическое, материнское и сыновнее: вышла работа и смешная, и не поверхностная. Достойная любых наград.

Антонио Лукич родился в 1992 в Ужгороде. В 2015 окончил КНУТКиТ им. Карпенко-Карого (мастерская Владимира ОСЕЛЕДЧИКА). Его первая работа — документальная короткометражка «Рыбы озера Байкал» (2014, Приз за лучший документальный фильм на фестивале CineRail, Париж) — трогательная история о том, как пожилая семейная пара с нашего Закарпатья едет навестить родственников в российское Забайкалье.

Следующий фильм — «Кто подставил Кима Кузина?» (2015) — стилизованная под документалистику короткометражная фантасмагория о некоем Киме Кузине, которого советская власть назначила быть 4-миллиардным ребенком, родившимся на Земле. «В Манчестере шел дождь» (2016, Приз за лучший короткометражный фильм на Одесском фестивале) — трагикомедия о неуклюжем герое (Андрей Лидаговский), столь же смешном, сколь и неустроенном в жизни.

По сути, все эти три фильма выглядят как приближение к «Моим мыслям...», которые в свою очередь безусловно войдут в историю национального кино. И уже этого вполне достаточно для основательного разговора с их автором.

ШКОЛА

— Антонио, как для вас началось кино?

— Достаточно классически: с кинообразования. И всем советую начинать так.

— Но вокруг нас много режиссеров-самоучек. Есть мнение, что формальное образование может и нивелировать талант.

— Так случилось, что мое любимое кино как раз сделано авторами, это образование имеющими. Хотя, конечно, хорошие самоучки тоже есть. Пол Томас АНДЕРСОН (известный американский режиссер. — Д.Д.), например, или наш Павел ОСТРИКОВ (талантливый украинский молодой режиссер. — Д.Д.). Но я все-таки пошел по классическому пути. Нужно было куда-то идти учиться. Родители направили меня в кинообразование. Один год я проучился в мастерской Романа ШИРМАНА в Университете культуры, затем бросил и поступил на первый курс в Национальный университет имени Карпенко-Карого на режиссуру. Там был дешевле контракт и благоприятные условия для жизни в общежитии.

— Это все понятно, но когда произошел осознанный выбор в пользу именно режиссуры?

— Откровенно, я сначала хотел стать журналистом. Но мне сказали, что профессия режиссера более объемная, прибыльная, подходящая моему темпераменту и тем организационным талантам, которые я проявил еще в школе.

— Какого рода эти таланты были?

— В десятом классе я проявлял склонность к бизнесу. Мы скупали вещи в секонд-хенде, фотографировали их и продавали через Интернет. Тогда это не было так популярно, как сейчас.

— А чисто зрительское увлечение кинематографом, обязательное в режиссерской работе?

— Когда я приехал в Киев, то не знал даже, кто такие Федерико ФЕЛЛИНИ и Майкл БЕЙ (успешный голливудский режиссер. — Д.Д.) — их имена я впервые услышал, стоя в очереди на подачу документов. До того думал, что «Феллини» — это название ужгородской пиццерии. Но за год сильно наверстал и знал гораздо больше — от Стэнли КУБРИКА до Витторио Де СИКИ. Наверстыванию сильно способствовал контракт — хотелось отработать каждую гривну, которую за мое образование заплатила мама, поэтому учился на «отлично».

— И почему именно вы научились?

— Собственно, Ширман пытался нас приучить снимать что-то, как бы это точнее сказать, неспекулятивное, легкое. На первой лекции он запретил нам лезть, пока мы еще молоды, в хосписы, снимать кино о бездомных... Подсказывал, что глубокие темы часто могут прятаться там, где их на первый взгляд не видно. Через что-то простое показывать интересные вещи, желательно с юмором. Даже намекал, что «фильм с юмором» имеет больше шансов получить хорошую оценку, чем «без юмора». Когда потом я оказался в мастерской Владимира Оселедчика, то уже столкнулся с другой системой образования, я называю ее «европейской» или «демократической». Владимир Давыдович пытался в каждом из нас разглядеть то, что нравится именно нам, и как-то это воспитать, взрастить. Конечно, на первых курсах мне по инерции нравились «фильмы с юмором», но благодаря Оселедчику в эти фильмы методично добавлялись серьезные темы. Так на стыке двух мастерских у меня резался собственный голос.

— Вы один из участников объединения СУК (Современное украинское кино). Самые интересные молодые режиссеры последних лет — Нариман АЛИЕВ, Павел Остриков, Филипп СОТНИЧЕНКО, Тарас ДРОНЬ — так или иначе начинали в СУК. Кажется, это настоящий феномен. Или вы не согласны?

— Когда мы все были студентами, Валерия СОЧИВЕЦ и Филипп Сотниченко инициировали эту группу. Ведь многие фестивали и площадки были просто недоступны для показа наших фильмов. Инициатива СУК создавалась для того, чтобы где-то наши фильмы показывать. Именно после такого показа мой дипломный фильм «В Манчестере шел дождь» заметил отборщик Одесского кинофестиваля. Если бы не это, то широкий фестивальный зритель о моей работе и не узнал бы.

А относительно феномена — я не думаю, что он сейчас состоялся. Пока это только заявка, тусовка по интересам, а не группа, формирующая собственный язык кино. Вероятно, лет через 5, когда выйдет больше фильмов, можно будет о чем-то говорить.

ИСТОРИИ

— Как появилась идея картины «Мои мысли тихие»?

— Я тогда уже год как не учился и пытался прислушиваться к тому, что мне подскажет сама жизнь. Нормально нигде не работал, делал какие-то рекламы, что-то у кого-то монтировал. Один мой друг, звукорежиссер, рассказал историю, как они с отцом путешествовали по Черкащине, записывая голоса животных. Имели такой необычный заказ. Я понял, что это хорошая основа для сценария, но комедийных ситуаций с животными будет мало. Поэтому начал разрабатывать драматическую составляющую. У меня дефицитное общение с родителями, поэтому я придумал такой повод, чтобы мои герои побыли немного времени вместе, провоцируя коровок на звуки, поговорили о смысле жизни.

— Я заметил, что во всех ваших фильмах мотив семьи очень заметен.

— Тема семьи вообще сейчас контекстная. Мы живем в мире, где внешнее играет гораздо меньшую роль, чем внутреннее. Общество полностью утратило остатки ответственности за воспитание будущих поколений, поэтому происходит обогащение интерьеров, а экстерьеры всем безразличны... Еще когда я мыслил себя режиссером документального кино и искал темы, Оселедчик мне посоветовал: «Сними обязательно о своих. О бабушке, дедушке. Потому что потом не сможешь и будешь жалеть». Это был весомый совет, ведь сейчас уже нет 90% «каста», который мне удалось снять в «Рыбах озера Байкал». Да, я пересматриваю этот фильм с нелегким сердцем. Но и с безграничной благодарностью Владимиру Давидовичу. Сейчас могу снять что угодно, но тех людей — нет. Они уже ушли. Поэтому сквозная тема творчества на этом этапе — уходящая натура.

КАДР ИЗ ФИЛЬМА «МОИ МЫСЛИ ТИХИЕ»

Еще часто думаю о том, как человек теряет управление собственной жизнью. То есть некоторые мои фильмы о героях, которые почему-то начинают жить навязанной жизнью. Будь то мама, будь то общество, которое придумывает, кто ты и под каким порядковым номером родился и как тебя должны звать. Или обстоятельства, в которых герой отпускает остатки сцепления с тем, что, как он думал, является его путем...

— В «Рыбах», хотя это только первый, пробный фильм, уже чувствуется уверенная режиссерская рука.

— Это скорее курсовой фильм. Этапный. Да, на третьем курсе я был намного увереннее, чем сейчас.

— Еще один ваш мотив — церковь, религия. Отношение к ним, как мне показалось, у вас довольно ироничное.

— Без этой темы невозможно. Для меня в жизни без веры нет смысла. Мы часто ищем то, чего нам не хватает. Может, как-то подсознательно стараюсь к этому прийти, но тем способом, каким я вижу — не очень комфортным, даже конфликтным. Ирония на религиозную тему хорошо коррелирует с высказыванием Бунюэля «Слава Богу, что я все еще атеист».

— Кстати, финал «Мыслей...» меня удивил: герой весь фильм подтрунивал над религиозностью, а в конце пришел в церковь.

— Мне кажется, что у Бога для каждого из нас свой язык. Для кого-то это дождь на стадионе, для кого-то — цунами посреди океана, для кого-то — трубы потекли дома, или перья, которые торчат из пуховика. Но Он общается с каждым из нас как может, как умеет. Иногда мне кажется, что я понимаю Его именно через такие детали, может глупые немного, но наш герой каким-то таким смешным образом, может, к Богу и пришел, кто знает?

— У вас также присутствует биология как важный компонент сюжетов, но это не биология как наука, а биология как приключение. То персонаж в «Манчестере» хочет поехать в Канаду изучать «пушную форель», то в «Мыслях моих тихих» ищут крякву суетливую. Откуда у вас это?

— Мне просто кажутся комическими научные названия этих животных. Очень красноречивые, они часто не случайны — ведь свое название животное получает путем многолетних адаптаций и изменений поведения. Подстраиваясь под климат, охотника, хищника, животное обрастает мехом, у него удлиняются ноги... «Крякву суетливую» мы срисовали с Андрея, и ее поиски для него — это попытки найти себя, и как следствие понять — кто он? Взрослый ли он? Или ребенок? Хочет жить в Канаде, нет? Эта суетливость — по-моему, главный признак его характера. И не только его — моего тоже.

— Вы охотно прибегаете к такому приему, как стилизация под документальное кино. Что это вам дает?

— Документалистика — это самый субъективный вид искусства. И что такое правда? Это для меня значительный вопрос. Это просто прием, инструментарий, когда ты видишь синхрон с говорящей головой — это правда или нет? Мне очень легко сымитировать документалистику, поэтому так.

— Некоторые режиссеры даже говорят, что документалистики как такой не существует.

— Чем сильнее автор, тем менее его фильм «документальный». Вообще «Мысли» — это итог всего, чему я научился во время студенчества. Поэтому там понемногу от каждой из моих картин. А это и документальное кино, и мокьюментари (стилизация игрового кино под неигровое. — Д.Д.). Такое что-то очень блокнотное, что я записывал в течение шести лет. Сначала наблюдения, затем сцены, потом какие-то зарисовки, эскизы, а потом уже сюжет. Это мой подход к драматургии, и он играет со мной как хорошую игру, так и плохую.

— Почему плохую?

— Потому что на монтаже нам очень не хватало целостности, чего-то одного конкретного, пришлось много выбрасывать.

РЕМЕСЛО

— Что такое режиссура для вас?

— Наблюдательность и любовь к людям, простите за пафос. Необязательно это должны быть милые комфортные фильмы, но я хочу видеть, что режиссер заодно с героями, он, условно говоря, один из них. Что он страдает вместе с ними, радуется вместе с ними. Пассивное созерцание — нет. Активно сопереживание — да. Это уже его выбор — показывать героев изнутри ситуации прыгающей камерой или извне, отстраненно, но я пойму, независимо от способа съемки, что режиссер «из одной деревни» с теми людьми, о которых он рассказывает. Милош ФОРМАН, Эмир КУСТУРИЦА... Это могут быть и довольно страшные фильмы. Например, Тод СОЛОНДЗ (американский независимый режиссер, автор черных комедий и трагикомедий. — Д.Д.) касается весьма неоднозначных тем, но я вижу, что его герои ему симпатичны. Или Мартин МАКДОНАХ (британо-ирландский режиссер. — Д.Д.). Герои его фильмов бывают последними мерзавцами, могут ненавидеть мир, и он сам может его ненавидеть, но делает это так, что понимаешь, что у этого режиссера большое сердце и он таким образом признается в любви к человечеству...

Есть, с другой стороны, режиссеры, которые спускаются в низы, добывают там тему и возвращаются к большим фестивалям и хорошим деньгам. Например, братья ДАРДЕНН (дуэт бельгийских авторов социального кино, отмечен многими наградами. — Д.Д.). Не чувствую с ними никакой связи. Вижу, как они добывают темы, констатируют факты и события, а затем возвращаются в свой комфортный Льеж. Я люблю и уважаю, когда у режиссера то, что он рассказывает, органично тому, что он за человек. Есть очень оптимистичные режиссеры, улыбаются, хайпуют, наслаждаются жизнью, а в их фильмах гибнут люди, животные, плачут дети... Это спекулянты и не более. Если я это чувствую, мне противно.

— Если говорить о ваших героях, то они, по большому счету, — неудачники, неустроенные в жизни. Поэтому ваши фильмы смешные, но в своей сути печальны, по-моему.

— Это мое собственное ощущение глубины реальности. Мир очень редко имеет конкретно одну краску — печальную или радостную. Мне сейчас 27 лет и так случилось, что я уже многое видел. Действительно редко что-то бывает одним цветом или одной эмоцией. Во всем есть подтекст.

— Кажется, лучшие комедии выходят из довольно печальных сюжетов.

— Люблю по этому поводу цитировать Иржи МЕНЦЕЛЯ (один из лидеров чешской «новой волны» 1960-х, лауреат «Оскара» за «Поезда под наблюдением» (1966). — Д.Д.), который сказал: «Снимать комедию — это вам не шутки шутить». Он довольно-таки грустный. А еще радикальный. На мастер-классе в Одессе он сказал, что фильмы Антониони невозможно смотреть более 7 минут. В зале поднялся гул сугубо нашего поэтического недовольства. В чем-то я с ним согласен, но это просто полярно иной тип кино. Да, надо делать огромное усилие, чтобы посмотреть фильм Антониони, и иногда это усилие того стоит... Иногда ты смотришь «Блоу Ап».

АКТЕРЫ

— За что вы любите Ди Каприо? Он у вас активно появляется в «Манчестере».

— Он лучший актер мира, как его можно не любить?

— Но в определенный период жизни ему не очень везло с режиссерами.

— Да. Есть какие-то глупые роли. Но есть просто блестящие.

— Чем так хорош Андрей Лидаговский?

— Как когда-то о нем написали — он очень быстро делает зрителя своим. С точностью до 99% передает мой замысел. И он — надеюсь, это заметно — всегда общается подтекстами. Для меня не было проблемой адаптировать его, русскоязычного актера, к украинской речи. Потому что он не общается ни на одном из языков. Это какой-то его язык — язык Андрея. Язык подтекста, паузы, скрытого конфликта.

— А какие актеры вам вообще нужны?

— Это и есть один из критериев. Я смотрю на то, как люди молчат. Те актеры, которые для меня в паузе были убедительны, сразу же попадали в список кандидатов. Не думаю, что это настолько уникально, все этого ищут, просто у кого-то получается, у кого-то нет. Какая-то мелочь может рассказать о человеке гораздо больше, чем огромный сюжет. Однажды я видел, как в ужгородской маршрутке бабушка вместо 4 гривен за проезд положила 1 гривну, одну конфету «Барбарис», один «Дюшес» и одни «Рачки». И эти конфеты мне рассказали о ней очень много. Может, когда-нибудь использую это в кино.

— У вас все идет в работу?

— Все, что я успеваю или запомнить, или записать.

И ФУТБОЛ

— Какое кино сейчас нужно Украине?

— Страноформирующее. С уверенным и органичным украинским языком. Нужно кино с героем. И это важный вопрос — кто является героем здесь и сейчас? Я иногда шучу, что мы снимали «Мысли...» для того, чтобы увеличить поток туристов в Закарпатье. Хотелось несколько нарушить ожидания иностранцев от того, что они хотели бы видеть здесь. Хотелось показать, что в мире этого трэша, которым их обычно развлекают, есть что-то красивое... Рассмотреть Бога в куче мусора, прошу прощения.

— Что дальше? Какие планы имеете?

— Думал снимать спортивную драму о первой украинской олимпийской чемпионке Оксане БАЮЛ, но так и не смог к ней достучаться. Я во всех интервью постоянно об этом говорю. Может, она это увидит и сама мне напишет. Ее история богата кинематографическими деталями, человеческими смыслами, драматургией. Там есть чему сопереживать. И она очень сильно резонирует в моей душе. Удивительно, что об Оксане нет ни одного фильма. Но пока пришлось отложить, может, еще надо набраться опыта.

Еще есть замысел документальной истории об украинской квашеной капусте. То есть попытка идентификации Украины через еду. Знаю людей, помешанных на квашеной капусте, делают множество ее видов. Мне эта тема показалась подходящей для того, чтобы рассказать о кино. Смотрите, как получается: у нас хороших фильмов, честно говоря, не очень много, а фестивалей более чем достаточно. Капусты хорошей очень много, а ее фестиваля нет. Хотим эту тему обыграть.

— Я знаю, что футбол является одним из ваших увлечений, это и в фильмах видно. За что вы его любите?

— Собирал наклейки, играл немного... Любовь эта скорее подсознательная. Футбол для меня до сих пор остается связью с детством. Мы с отцом жили в разных странах, и я только потом, когда его не стало, понял, что когда смотрел прямые трансляции, то он делал то же самое. Это одна из немногих вещей, которые мы делали вместе — смотрели какие-то конкретные матчи. Кроме того, футбол — это переживания, эмоции, драматургия. А чисто социально — это индекс благосостояния страны. Это имитация войны на поле. В странах, где все очень хорошо, стадионы забиты, потому что им не хватает переживаний. Нам переживаний хватает, поэтому и стадионы пустуют.

— А какой у вас любимый клуб?

— Официально «Тоттенхэм», но он мне не сильно нравится. Не могу просто отказаться, стаж идет, лет 15. А в детстве — «Реал» — тоже не сильно нравился, но отец присылал мне спортивные вещи с их символикой. Пришлось полюбить. Название команды, за которую мы болеем, часто говорит о том, с какого момента мы начали смотреть футбол. «Манчестер Юнайтед» смотрят с 1999, а вся молодежь сейчас за «Ливерпуль», потому что это зрительский футбол, ориентированный на зрелище. «Ливерпуль» — это фильмы-комиксы «Марвел», «Ювентус» остается кинематографом Лукино ВИСКОНТИ, «Реал» — пеплум (масштабный исторический фильм об античных или библейских временах. — Д.Д.) из 1940-х. А «Тоттенхэм» — это как раз кино Мартина Макдонаха!