Юрий Шевченко нацелился на «Грэмми»

В конце июня музыкальную жизнь Киева всколыхнуло необычное событие: в Национальной опере состоялась премьера балета известного современного украинского композитора Юрия Шевченко на сюжет культового произведения классика — пьесы Михаила Старицкого «За двумя зайцами». Это стало поводом для нашей встречи с мастером. Однако в ходе беседы тем для обсуждения оказалось намного больше...

— Пан Юрий! Балет в вашу жизнь ворвался практически с детства, ведь вы с женой Оксаной росли вместе, — Киевская средняя специальная музыкальная школа им. Н. Лысенко, где учились вы, и Киевское хореографическое училище, где училась она, в настоящий момент, как и тогда, составляют единый комплекс.

— Так оттуда же и моя любовь к балету!

— «За двумя зайцами» — далеко не первый ваш балет. В 1993 году был создан «Перун» для канадского танцевального фольклорного ансамбля «Шумка», — поэтому для балетного композитора получается достаточно солидный стаж.

— Согласен! Прибавлю, что «Шумка» базируется в Эдмонтоне, провинция Альберта. Самолет туда летит более 20 часов. Природно-климатические условия очень похожи на киевские. В Альберте много украинцев, и «Шумка» — один из самых известных там украинских коллективов.

Именно в Эдмонтоне мы и познакомились с Виктором Литвиновым. Я знал, что в Киеве есть такой выдающийся танцовщик, а он обо мне вообще ничего не слышал. И вот именно там мы начали сотрудничать. Мои балетные университеты проходили вместе с ним.

Возвращаюсь к «Шумке». Это — солидный народный коллектив (приблизительно 60 человек на сцене), которому скоро исполнится 60 лет! У них есть школа на 200 человек, где учатся 9 лет прежде чем попасть в основной состав ансамбля. Так сложилось, что с моим появлением (впрочем, это не моя заслуга!) они взяли курс на создание целостных спектаклей. Каждые 4—5 лет они готовят отдельную программу, рассчитанную приблизительно на 2 часа.

После «Перуна» — что-то наподобие языческой «Весны священной» Игоря Стравинского (балетмейстер — известный в Канаде хореограф Браян Веб) — появилась сюита «Времена года» на фольклорной основе. Дальше был детский балет «Катруся» (хореограф — Виктор Литвинов). Эта программа из трех разнородных частей (1995 г.) шла на протяжении одного вечера. Коллектив с этим, конечно, справился, а вот зритель — нет, потому что для него это было весьма неожиданно.

— Что вы имеете в виду?

— Понимаете, нам, на нашей земле, не нужно никому доказывать, что мы украинцы (хотя, как выяснилось, все же следует это делать!). А в Канаде — очень много разных общин: китайцы, поляки, евреи, ирландцы и так далее. Везде есть свои культурные центры, церковные общины, воскресные школы, и каждая из них стремится представить свою ментальность. Поэтому от выступления украинского коллектива они ожидали показа сугубо национальной специфики. Этот стереотип нам пришлось постепенно преодолевать.

Дальше у нас был весьма успешный проект — балет «Золушка» (2000, хореографы Джон Пихлик и Виктор Литвинов), который «Шумка» показывала на протяжении 10 лет во многих странах мира. В основе — всем известный сюжет, но Золушка у нас была украинской девушкой с отцом гетманом, и принц искал ее не где-то там, а на Волыни, в Буковине и других уголках нашей страны.

Потом в 2005-ом мы написали одноактный балет «То, что принес ветер...». «Шумку» тогда пригласили выступить в Оттаве на фестивале современной хореографии, и поскольку в репертуаре ансамбля ничего подобного не было, мы написали специально это произведение на полчаса. Назвали его для себя «путь к Гопаку». Эта история рассказывает о том, как рождается ребенок, развивается, растет — и все завершается Гопаком как вершиной жизни. Поэтому у «Шумки» теперь есть Гопак (последняя из шести частей балета), которым коллектив часто заканчивает свои программы.

Последняя наша работа — балет «Кобзарь» (2016 г.). Планировался он к юбилею Тараса Шевченко, но по определенным причинам работа задержалась на год.

Это — бессюжетный балет. Он состоит из четырех частей, в центре каждой из которых — народный шлягер на стихи Тараса Шевченко. Первая часть — «Думи мої, думи», — разные взгляды на Украину, народ, который ищет свой путь. Вторая — «Садок вишневий коло хати», она более женская и посвященная важнейшим символам украинской семьи — матери, ребенку, родной земле, природе. Третья часть «Реве та стогне Дніпр широкий» — это мужское начало: казаки, лодки-чайки, которые ходят по Днепру... Четвертая — «Така її доля» — финал. Сквозные персонажи — Кобзарь, мальчик-поводырь, Мать и черные силы-тучи.

У нас были задействованы хор и оркестр Киевского муниципального театра оперы и балета для детей и юношества во главе с Алексеем Бакланом. Все получилось, я считаю, классно. Я был на премьере. Обычно бессюжетные вещи — скучные до умопомрачения, а этот сорокаминутный спектакль идет на одном дыхании, он очень интересный.

Коллектив, благодаря этой постановке, вышел на новый, высший художественный уровень. Они с большим успехом показывали ее в Торонто в одном концерте с другим очень известным диаспорным коллективом — Украинской капеллой бандуристов Северной Америки имени Тараса Шевченко из Детройта (США). Это было яркое шоу с использованием видеопроекций, световых эффектов и тому подобное.

Думаю, что через год мы покажем «Кобзаря» в Киеве. А сейчас я общаюсь по скайпу со звукорежиссером из Нью-Йорка, готовим качественную запись музыки, потому что канадцы решили выставить этот балет на премию Grammy в 2018 году. Увидим, что из этого получится.

Самое главное, что я принимал непосредственное участие в создании этих балетов. Шаг за шагом мы все вместе ставили каждый номер, эпизод. Часто на репетициях я был вместо концертмейстера. Поэтому для меня писать балет без балетмейстера и театра в целом — это какой-то абсурд.

— Выходит, что, кроме «Перуна», во всех ваших постановках принимал участие Виктор Литвинов?

— Да. Он очень яркий постановщик, который всегда ищет неординарные решения. Наши отношения длятся уже более 20 лет. Для меня лучшего балетмейстера нет. По-видимому, есть другие талантливые люди в Киеве. Но я ему полностью доверяю.

— Я так понимаю, что само знакомство с Литвиновым побудило написать балет «Буратино» для Национальной оперы в 2007 году?

— Это правда. И, как мне кажется, получился неплохой результат. Представление состоялось. Но оно прошло где-то до 10-ти раз и исчезло из репертуара театра. Очень жаль. Я не знаю, почему так случилось. Свою работу трудно оценивать. Думаю, что она была достаточно приличной. Тем более если бы у нас появлялось множество новых детских музыкальных спектаклей, то было бы понятно — конкуренция. Однако их просто нет. Но это не мое дело — разбираться.

Впрочем, вскоре, в 2009 году, появился балет «Бармалей» в Киевском театре для детей и юношества. Он очень тесно связан с «Буратино», потому что 100% основан на той же музыке. Ко мне тогда обратился дирижер Алексей Баклан, который хорошо знал музыку «Буратино», с предложением создать детский балет по сюжету «Бармалея». Я даже себе такого не мог представить! Но Алексей взялся за это дело. Он придумал либретто, совсем иначе переосмыслил музыкальные фрагменты, сам их перекомпоновал, и сделал это настолько интересно, что я удивился. Литвинов поставил абсолютно другой балет, все получилось очень органично. С тех пор этот спектакль — в постоянном репертуаре театра.

— А как возникла идея балета «За двумя зайцами»?

— Расскажу. Автор замысла — киевлянка, прекрасная характерная танцовщица Татьяна Андреева, которая в конце концов и исполнила сейчас партию Прони. Как она мне рассказывала, давно мечтала поставить произведение о Киеве рубежа ХІХ—ХХ веков. На мой 60-летний юбилей Татьяна подарила мне замечательный альбом о Киеве тех времен — дома, мода, костюмы... Потом она пришла ко мне и предложила написать музыку для балета «За двумя зайцами».

Очень важно, что Татьяна заручилась поддержкой не только театра, но и меценатов, которые финансировали всю творческую группу. Это Благотворительный фонд поддержки культурного и исторического наследия города Переяслава и Продюсерского центра «Современный театр». Среди меценатов был и известный деятель украинской культуры Леонид Мужук. Без этой базы ничего не состоялось бы. Сам театр без такой поддержки постановку не осилил бы.

А дальше начались поиски творческой группы — сценографа, художника по костюмам и так далее. Хочу рассказать об одной детали, которая привнесла в эту историю немного мистики. Я только начал писать балет, и было еще не понятно, кто у нас будет художником по костюмам. Возникло имя Анны Ипатьевой. Наши пути когда-то пересекались в работе с канадцами, но я не сохранил никаких ее координат, однако пообещал Тане Андреевой разыскать их через знакомых.

Обычно днем я выхожу на улицу, чтобы немножко походить. Однажды встретил знакомого художника Виктора Гукайло, с которым мы работали над спектаклями в кукольном театре. Он решил прогуляться со мной. Я ему начал рассказывать, что работаю над «Зайцами», рассказывал, что уже сделал и что собираюсь делать. Вот, мы разговариваем уже где-то 30 минут, и тут я у него спрашиваю: «Витя, а, кстати, ты не знаешь случайно такую Аню Ипатьеву, ну, хотя бы ее телефон?» — «Знаю, — отвечает он, — это моя дочь!» Так к нам присоединилась Анна.

Сергей Маслобойщиков — тоже киевлянин. Мы вообще собрались все киевляне. Поэтому любовь к городу была заложена в концепцию нашей работы от начала. С Сергеем мы раньше работали над спектаклем «Дон Жуан» в Молодом театре, за который потом получили «Киевскую пектораль».

Таким образом мы объединились не случайно — компания старых друзей и единомышленников, которые хорошо понимали друг друга.

— Персонажей и сюжет «За двумя зайцами» все знают наизусть. Кое-кто еще до премьеры балета говорил мне, что не представляет себе такой спектакль без слов, потому что там они невероятно колоритные: каждая фраза, речевой оборот — шедевр, который сразу запоминается!

— В настоящий момент я уже удивляюсь, что на такой суперизвестный сюжет до сих пор никто не додумался сделать балет. Во-первых, его персонажи на самом деле чрезвычайно популярны. Это такой плюс, когда не нужно разъяснять, кто есть кто — их уже любят. Но в то же время в этом кроется большая опасность остаться заангажированными теми штампами, которые все знают, и избежать этого было очень трудно.

— То есть вам пришлось балансировать на какой-то тонкой грани, чтобы не попасть впросак.

— Я ставлю в плюс, что все мы — и музыка, и хореография, и сценография — работали сами по себе, а затем, когда сложилось все вместе, то появилось какое-то новое качество, которого у каждого из нас, взятого отдельно, не было. Это как коктейль: каждый ингредиент несет что-то свое, а после смешивания получается что-то новое, и мне это нравится.

— Музыка Гомоляки из знаменитого фильма давно уже стала народной...

— Конечно, с начала работы над балетом появился вопрос брать его или не брать. Но я не спешил, потом залез в интернет и увидел, что там несколько тысяч скачиваний даже сейчас. И тогда понял: что бы я ни написал — тему Голохвастова — люди будут ждать именно этого. И как бы музыковеды ни анализировали — интересная мелодия или нет, а она уже есть. Это как камни: они здесь лежат, и ты ничего с этим не сделаешь. Поэтому я принял решение по-своему использовать музыку Гомоляки.

— Мне оно кажется оптимальным. К тому же это не прямое цитирование. В музыке балета вообще нет прямых цитат. Есть лишь напоминание разных мотивов.

— На первый взгляд кажется, что моя музыка простая. Но был такой период, когда я не знал, как воспроизвести нужную интонацию. Музыка должна была быть легкой и ироничной. Не такой, знаете, глуповатой и веселой, а именно ироничной. А вот как этого добиться? Или, например, какими сделать фольклорные танцы на рынке? Это же мог быть такой себе ансамбль Вирского. А мне нужно было, чтобы оно было народным, но не совсем... Я увидел ироничность в том, что ты как будто смеешься, музыка будто веселая, а заканчивается немного грустно. Или она грустная-грустная и даже трагическая, а затем оказывается, что это шутка. Едва ты поверил в одно, а тебя раз — и разворачивает в другую сторону. Вот такой я нашел ход.

— Важно, что балет не получился прямым повторением Старицкого, а здесь появилась своя идея: нужно задуматься, а почему же так? Появилась проблема выбора. Мне показалось, например, что Галя здесь другая, чем в пьесе, — она была такая искренняя и лирическая в танце с Голохвастовым, что подумалось, будто она где-то и ответила на его ухаживания.

— Точно-точно! Они искренние, они любят, однако Свирид Петрович и Проню любит по-своему. Здесь была такая идея... Голохвастов вроде бы находится между небом и людьми, он такая себе волшебная подлюга, мотор, который все заводит, с его помощью жизнь обретает какой-то интерес и смысл. И когда он исчезает, то не остается ни любви, ничего. Я не знаю, насколько это получилось.

— По моему мнению, очень способствовал успеху спектакля дирижер Владимир Кожухарь.

— Когда я узнал, что будет дирижировать Тулупник, то сначала был немного смущен. Он — знаменитый дирижер. Я не был с ним лично знаком, а затем все мои страхи рассеялись — он оказался легким человеком, с юмором, с уважением к коллегам. Это мастер, которых у нас мало. Он весьма опытный, оркестр его очень уважает.

Хочу сказать отдельно и об оркестре. Музыканты чрезвычайно тепло, с душой отнеслись к музыке, представлению, рьяно играли на репетициях...

— В чем, по вашему мнению, главное отличие создания музыки балета и драматического спектакля?

— Отвечу так: если из драматического спектакля забрать музыку, то она станет беднее, но все равно будет существовать. А в балете определяющей является именно музыкальная драматургия и моя роль здесь, как композитора, так сказать, более заметная. Конечно, в драматическом спектакле без музыки может исчезнуть какая-то атмосфера, выразительный штрих... но это не будет смертельной потерей, в отличие от балета.