Запретная любовь – еще одна правда

Личность украинского гетмана Ивана Мазепы стала предметом художественного исследования драматурга Анатолия Крыма. Воплотить его историческую драму «Последняя любовь Гетмана» взялись в Полтавском муздрамтеатре им. Н. Гоголя, пригласив херсонского режиссера Сергея Павлюка, который создал и музыкальное оформление спектакля.

Иван Мазепа — личность в украинской истории неоднозначная,    противоречивая, с не до конца разгаданными мотивациями судьбоносных для страны поступков и решений. И до сих пор ломаются копья в спорах ученых, историков, сторонников и оппонентов версии жизни славного гетмана. Всем хочется докопаться до истины, найти историческую правду. У исследователей нет права на фантазию, только художник властен над правдой, только он в состоянии переплавлять события конкретной жизни в феерию художественного вымысла. Анатолий Крым получил такое право своей драматургией и прозой, а Сергей Павлюк доказал его многочисленными достойными театральными постановками, поэтому на сценический продукт такого творческого тандема было смотреть довольно интересно.

Из событий жизни И.Мазепы А.Крым выделил, пожалуй, самую главную эмоциональную линию — любовь к крестнице Мотре, что вынесено в название драмы. И все же эта запретная любовь, исполненная необъяснимых тайн, становится лишь поводом для рассказа о последних годах жизни Гетмана.

В соответствии с масштабом темы С.Павлюк строит спектакль как грандиозное многоплановое действо. В оркестре величественного исторического массива событий тема любви «зазвучит» нежной целомудренной мелодией.

Поражает зрелищная сценография (Ирина Клименченко), которая насыщает пространство ощущением национального духа. Здесь характерные военные казацкие атрибуты, длинные белые полотнища, напоминающие рушники, деревянные колеса — миниатюрные подобия вечного круговорота бытия, которые способны стать бременем судьбы. Широкими движениями полотнищами заматывают персонажей, делая из них большие куклы-мотанки, только на лицах вместо сакральных крестов появляются маски. В целом, на сцене царит мир поэтической Украины, певческой, задумчивой, непокоренной, правдивой.

Круг сцены режиссер использует в качестве возможности показа всех событий словно на кинопленке. Под тоскливую песню казака Мамая, прозрачные старинные канты начнется вращение круга, на котором мизансценами-картинами застынут: Мазепа с девочкой-крестницей под яблоней с блестящими красными яблоками на фоне изображения персон первородного греха — Адама и Евы, деревянного коня, который вот-вот загарцует под воином-казаком, и маленькая лошадка-игрушка, царь Петр I со свитой, который все время только и думает о войне и захвате других стран, царский шут, который насмехается над местом Украины на карте империи. Кадры-картины будут повторяться, в стиле теневого театра на фоне внутреннего занавеса, который представляет собой карту Украины времен Мазепы, даже и в обратной ретроспективе. Так события возвращаются к своим истокам, красноречиво выглядит этот театральный прием.

Сергей Павлюк — мастер театральной метафоры, ими наполнено пространство этого спектакля, который можно отнести к образцам украинского поэтического театра. Роженицы — обобщенный образ трех беременных женщин (Людмила Повар, Алина Зинченко, Алина Жмурко), которые у Павлюка выступают вещуньями, они — олицетворение тех сверхестественных сил, которые способны вмешиваться в судьбу, творить новую реальность, комментировать события. Что и делают Роженицы в выразительных украинских песнопениях, неожиданно появляясь на сцене и проходя ею словно мимо действия, через действие, параллельно с ним. Роженицы, словно три шекспировских ведьмы, и «замесят» спектакль, начнут его странным магическим ритуалом. В железное корыто одна высыплет из горшка землю, две другие нальют воды. Что может образоваться из такой смеси? Грязь. В это корыто опустит ноги Мазепа (Василий Голубь) и обратится к Богу с просьбой простить грехи. Его тело обмотают теми же белыми полотнищами, наденут на лицо маску. Выразительная ассоциация — кукла в руках провидения!

Позже в то же корыто Мазепе будет сыпать червонцы судья Кочубей. Яркая гипербола продажности суда, корыто же здесь — символ власти.

Визуально спектакль выдержан в тонком эстетическом стиле, дополняют картину и вид аутентичных костюмов. Замысловатый пластичный рисунок (Юрий Бусс) усиливает ощущение притчевости, обрядности, красоты национальных традиций, масштабности сценического рассказа. Звукоряд пронизан украинской мелодикой, небанальной, живой аутентикой звучания. Присутствующие в партитуре грохот грома и молнии усиливают эмоциональные пики ключевых картин.

Ненавязчиво, но четко через спектакль проходит тема отношений Украины  и России, делается акцент на исторической преемственности существующих расхождений. Выразительные фразы наподобие: «Украина — самоцвет в короне российского царства», «Язык можно сломать об это хохляцкое наречие!», «Ты для него кум и брат... младший!» иллюстрируют общий фон украино-российских противоречий, которые сейчас приобрели особую актуальность.

На центральном образе Мазепы лежит основная эмоционально— психологическая нагрузка. Из его ключевого высказывания: «Двух я любил — Мотрю и Украину!», режиссер делает определяющей любовь к родине. Поэтому и получается Мазепа у В.Голуба прежде всего общественным деятелем. В нем бурлит подспудная могучая сила воли, он — харизматичная личность, думает только о судьбе народа, страны. Умело маневрирует в разговорах с Петром, как личную трагедию воспринимает измену Кочубея  (Сергей Козырь). В сценах любви с Мотрей (Александра Галатченко) Мазепа-Голубь смущен, он хочет любви, но понимает всю глубину ее греховности. Решение спектакля, впрочем, исключает наличие каких-либо сексуальных мотивов между Мазепой и Мотрей.

Весьма убедительны в своих чувствах к Гетману еще две женщины. Любе, жене Кочубея (Маргарита Томм), придется сыграть трагедию женщины, которая узнает, что ее соперницей в любви становится собственная дочь. Обольстительность, искушение, похотливость — Люба-Томм настойчива в своем напоре, но Мазепа невозмутим. Также не получает желаемого и графиня Анна Дольская. Наталья Сизова в образе гордой полячки проводит виртуозную, изысканную сцену обольщения. Как грациозно выглядит она в темном плаще на деревянном коне!

Еще один выразительный образ проходит через весь спектакль — клубки красной шерсти. Их плетут, разматывают, набрасывают на шею Мазепе. Многозначительная метафора нити жизни, запутанности ситуации, плетения интриг. Кровавой струйкой вьется нить по белой сорочке, но как поется в песне: «Червоне — то любов...»

Драматург, режиссер и все творцы спектакля создали образ своего Мазепы, своеобразный и убедительный.  Его страсть и душевная драма переплавились в любовь к родине, ради нее он отказал себе в мужском счастье. Спектакль, в котором филигранно сбалансированы драматургические линии, психологические смыслы, где сюжет в финале приобретает логическое завершение вращения круга жизни, позволяет говорить о сегодняшнем романтичном театральном взгляде на величие фигуры Мазепы. Да, он достойный государственный муж, и все же в глубине души остается искреннее сожаление за последней любовью гетмана, которой не суждено было быть...