Женщине недостаточно слов,

«… какого черта было рождаться на свет женщиной, да еще и в Украине», — сказала устами своей героини Оксана Забужко в «Полевых исследованиях украинского секса». За всех нас сказала, ибо кто среди нас (сознаемся!) хоть раз в жизни да не воскликнул — вслух или мысленно — этих сакраментальных слов, наверное, и не подозревая, какой мощный феминистический заряд они несут.

А впрочем, это если понимать феминизм в его первичной, необезображенной сути — как право женщины на самодостаточность, а посему и общее уважение прежде всего. К тому же не то право, которое нужно отстаивать в изнурительных баталиях с противниками-мужчинами, а то, которое имманентно свойственно женщине от природы. Достаточно лишь стереть с него всяческие цивилизационные наслоения — от патриархальных догм и заскорузлых стереотипов до тех извращений нынешнего века, которые в сознании рядового украинца, как правило, ассоциируются с феминизмом — словом, которое приобрело у нас безнадежно ругательные интонации. И это не только потому, что по мнению, а скорее всего — по неосознанно- интуитивному ощущению представителей сильной половины, оно несет им потенциальную угрозу (и в первую очередь угрозу женщины-конкурента на социальном, профессиональном уровнях), но и потому, что массовое сознание еще не готово к тому, чтобы предоставить женщине положенное ей место в обществе.

Поэтому, в конечном счете, вопрос может стоять так: возможен ли у нас феминизм? Что отнюдь не предусматривает немедленного ответа, ибо это явление только приходит в Украину разве что как интеллектуальная теория, о чем свидетельствуют уже довольно популярные семинары недавно созданного при Институте литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины при финансовой поддержке Международного фонда «Відродження» Центра гендерных студий (учредители центра — литературоведы Саломея Павлычко, Вера Агеева и Нила Зборовская), общественной организации, которая занимается литературной и культурологической критикой.

Главными направлениями его деятельности являются исследования женских и мужских особенностей мышления, поведения, языка, психологии, участия в культурной традиции, введение в университетскую образовательную систему учебных курсов по гендерной проблематике, феминистической литературной критике, и все это, как декларируется учредителями, будет содействовать становлению живой формы культурологического критицизма, обновлению общественного сознания, развитию гуманитарных наук в Украине путем включения в них альтернативных подходов, женской перспективы. Итак, не так страшен черт, как его малюют… Как видим, в Украину феминизм приходит в довольно мягкой, толерантной форме, имеет в первую очередь исследовательский характер, предусматривает непременную паритетность сторон, откуда и название студий — гендерные.

Конечно, феминизм в Украине — проблема городской культуры. И как теоретическое мнение, попытка диалога с обществом, «начиненным» патриархальными стереотипами, она пока имеет довольно узкий, элитарный характер. Нужно признать, что наше общество еще не готово к такому диалогу. Хотя, если смотреть правде в глаза, то есть трезво оценивать наши реалии, то на самом деле на бытовом уровне феминизм у нас едва ли не «поголовный». Однако парадокс заключается в том, что именно женщины, которые тянут на своих плечах все бремя традиционно мужских дел и ответственности за судьбу семей, спешат вслух отмежеваться от этого якобы бранного «западного ярлыка»: «А я не феминистка!» На самом же деле речь идет о несоответствии уровня общественного сознания и житейских реалий.

Очевидно, не-феминизм может позволить себе только благополучное общество, где не является униженной прежде всего роль самого мужчины, а уже потом — и женщины.

Однако женщины еще не умеют думать о самих себе вне общественных догм, но часто еще и не готовы осознать свое равноправие. Показательным видится мне хотя бы такой пример: недавно открыто при содействии столичной госадминистрации в Киеве, в прекрасном доме по улице Артема, заведение с уродливым названием «Центр по работе с женщинами»… По аналогии — с несовершеннолетними? С правонарушителями? Или еще какими-то там неполноценными гражданами — второстепенными маргиналами в этой жизни, где кому-то кем-то отведено право «работать с женщинами» — как с несознательными или неполноценными «элементами»? По-видимому, инициаторы этого замысла и не задумались над тем, какое содержание они заложили в это неприхотливо-схематическое название. А жаль… Хорошая идея оказалась парадоксальным образом дискредитированной и, подозреваю, самими женщинами.

Феминизм — в его лучших, необезображенных примерах — предусматривает не войну полов, не агрессивное утверждение женщинами своего превосходства над мужчинами, а достойные условия для наиболее полной самореализации женщины при благоприятной общественной погоде и должном уровне массового сознания — то есть, решение комплекса социально- правовых проблем. И если ситуация в политике до сих пор вынуждает говорить о квотировании представительниц лучшей половины человечества в законодательном органе, что само по себе является признанием неравенства женщины в обществе, то в литературе и в литературоведении женщины в последнее время очень активно завоевывают позиции, представляя заметную тенденцию их феминизации.

Между прочим, один мой коллега (пенсионного уже, кстати, возраста), со значительным опозданием прочитав Оксанину книгу, когда уже, кажется, стихли дискуссионные баталии, «самым сильным» аргументом в которых была фраза: «Не читал, но всячески осуждаю», признался мне: «Начинал читать с отвращением, а закончил удивленный… как жестоко Оксана к себе отнеслась! Не смело, а жестоко».

Да, нужно иметь мужество быть жестокой к самой себе, отказавшись от такой обычной для нас жалости к самому себе, чтобы передать в слове всю ту боль, нагроможденную всеми поколениями украинских женщин, обреченных рождаться в рабстве и заниматься любовью… с рабами.

Впервые за много лет о сфере чувств так откровенно заговорили сами женщины, вызвав как шквал мужского возмущения, так и одиночную поддержку отдельных мужчин, которые подошли к этому не эгоцентрично-предвзято, а с пониманием, что без этого целостный ландшафт нашей культуры будет неполным, а значит — и неполноценным, ибо только из видения этой сферы жизни и Его, и Ее глазами, способна создаться объективная, адекватная реальности картина. Одного только опыта первых украинских литературных феминисток — как- то Наталья Кобринская, Ольга Кобылянская и Леся Украинка, которые положили начало феминистической традиции украинской литературы — для этого уже не достаточно: опыт новых поколений так же должен быть интегрирован в литературный процесс.

А впрочем, что я все о женщинах… Кажется мне, что первым феминистом в украинской литературе второй половины нашего века стал… Павло Загребельный. И это, конечно, не потому, что создал целую галерею женских образов — ведь до сих пор право мифологизировать женщину присваивали себе только мужчины. Образов, которые во всяком случае запоминаются. Созданный им своеобразный исторический триптих, по его определению, «об украинской женщине на распутьях истории», охватывающий «Евпраксию» (ХI в.), «Роксолану» (ХVI в.) и из нашей, современной уже жизни — Клеопатру Сичкарь («Голая душа») и Юлию («Юлия, или Приглашение к самоубийству»), с одной стороны, возвеличивает женщину в ее попытках найти в себе силу для протеста против роли жертвы и «вознестись над унижением, глумлением и уничтожением», с другой — показывает нашу современницу, а точнее — отвратительный тип «руководящей женщины» (Клеопатру) как «продукт» той советской системы, которая основывалась на тезисе: «Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешиваться в половую жизнь своих сочленов. Половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не препятствуя, во всем его обслуживая» (раздел «Двенадцать половых заповедей пролетариата» книги проф. А. Б. Залкинда «Революция и молодежь», 1924 г., Москва).

В те же «высокие номенклатурные двери», в которые хозяйственно входила Клеопатра, уверенно вошла и Юлия — и не спасает, как говорили в «старые застойные времена», нравственную сторону этого образа даже то, что рождался он в писательском воображении, по-видимому, в наивысшие минуты вдохновения. Женщина, которая создает собственную жизнь «очень уж по-женски» — должна расцениваться разве что как проявление дискриминации и унижение женщины в обществе, но, к сожалению, естественное для отдельных клеопатр и юлий.

Свои же феминистические настроения «засвечивает» и этим «реабилитируется» писатель образом Роксоланы, декларируя свое понимание того, как ей, женщине, тяжело в этом мире, «где ее устраняют и отстраняют от всего», «сравняться в уме с мужчиной», «когда ей запрещено превосходить мужчину».

Вот оно — запрещено! И этим все сказано. Будь-то в султанском гареме или за «высокими номенклатурными дверями», или в родном, ею же материализованном и одухотворенном доме…

«Женщина умеет располовиниваться на дух и плоть — это ее преимущество над мужчиной, над всем сущим…» («Роксолана») — признает превосходство женщины писатель. Но отражают ли эти слова настоящую природу женщины?

Кажется, подобную загадку в последние годы пытается разгадать другой известный писатель — Валерий Шевчук: что есть женщина и что несет она в этот мир? Ясное дело, мужчине. Именно образ женщины-фатума, женщины-соблазнительницы в последнее время он последовательно раскрывает в своих романах и повестях («Женщина-змея», «Женщина в голубом на снежном фоне», «Горбунка Зоя», «Закон зла («Затерянная во времени)»), пытаясь исследовать природу антагонизма, или, как он это называет, войны полов. Но в ней, убеждается автор несмотря на все свою заметную предвзятость к женскому полу и нескрываемую солидарность с сильной половиной человечества, победителей нет: женщина и мужчина обречены быть «единым союзом», который доказывает не только жизнь, но и смерть.

На самом деле женщина — это вечный стимул, раздражитель, искуситель, буксир — всю свою жизнь тянет она мужчину вперед, воодушевляя его на успехи, подвиги, свершения.

А завершить эти наблюдения хотелось бы снова таки словами Павла Загребельного — и опять же из «Роксоланы»: «Государство — это только слово, а женщине недостаточно слов. Она все хочет превратить в поступки, ибо принадлежит к миру вещей прикасательных… Государство для нее не вымышленные законы, которые никогда не применяются, не множество безымянных людей, а рожденные ею дети…»

Эта цитата — ответ народному депутату господину Сергею Терехину, который считает: «Знаете, вот это точно трезвый алкоголик — женщина-политик. Это уже Фрейд. Когда недостаточно признания матримониального или сексуального партнера, тогда женщины идут в политику. Простите, у меня в голове такой вот Домострой…» Правда, он сразу же поспешил добавить: «Между прочим, мужчины в большинстве случаев тоже по аналогичным причинам в политику идут. Но это не меня касается, нет». («Горе от ума по-украински…», «День», 14 августа 1999). И действительно горе от ума… Да еще и по-украински…

А вы против феминизма… Так где же ему зарождаться, как не в стенах высшего законодательного органа, чтобы противостоять этаким откровенно пещерным убеждением — не только же в одной голове господина Терехина «такой вот Домострой»… Может, потому, что мужчины хорошо понимают — хотя бы и подсознательно, что «женщине недостаточно слов»… Хотя и без этого известно, что «идти в политику» способны сегодня только решительные, напористые, даже агрессивные женщины — другие там просто не выживут… Это вам, господа, не гарем…

А может, чтобы наконец превратить это обильное мужское славословие, к которому мы уже привыкли, как к надоедливому осеннему дождю, в конкретные поступки и действия, стоит «десантировать» в парламент какую-то «новейшую Роксолану», чтобы таки напомнила, что государство — это не вымышленные законы, «которые никогда не применяются», и не безымянные люди, втиснутые всем скопом в новомодный термин «электорат», а вполне конкретные рожденные ею дети — дети, которым уже сегодня нужны достойные условия жизни.