Перейти к основному содержанию

«Золотое сечение» Андрея Черного

Одесский дирижер — о новом симфоническом шоу, современной классике и музыкальном образовании в Украине
16 ноября, 10:56
ФОТО C ФЕЙСБУК-СТРАНИЦЫ АНДРЕЯ ЧЕРНОГО

Наверное, каждый из нас, услышав словосочетание «классическая музыка», прежде всего представляет себе образ большого симфонического оркестра, исполняющего бессмертные произведения Баха, Моцарта или Бетховена. Для нас классика в широком понимании — это что-то стабильное, нерушимое и проверенное временем. Само понятие «классический» в переводе означает «образцовый». Современные композиторы считают таким образцом произведения классиков XVII-XIX веков, но что будут считать классикой через 100 или 200 лет? Какую музыку будут преподавать в музыкальных школах или консерваториях в будущем? Классицизм в музыке возник не на пустом месте, ведь часто основой музыкальных произведений становилась театральная драматургия, как тогдашняя, так и античная. Но в ХХ—ХХI веках понятие драмы в массовом сознании в значительной степени связано уже с кинематографом, а не с театром или оперой. И вполне закономерно, что в начале нового тысячелетия возник новый художественный стиль, сочетающий в себе современное киноискусство, камерную музыку, хореографию, хоровое пение и визуальные эффекты. И это не просто background music, которую мы можем услышать во время просмотра кинофильма, это квинтэссенция современного искусства, которое возникает на пересечении разных стилей и эпох.

Именно такое культурное событие — новое симфоническое шоу «Игра престолов II» состоится 22 ноября в Национальном дворце искусств «Украина», где в исполнении симфонического оркестра под руководством амбициозного одесского дирижера Андрея Черного гости шоу смогут услышать произведения всемирно известных композиторов современности: Ханса Циммера, Говарда Шора, Нино Рота, Рамина Джавади и др. Композиции, которые знакомы многим из нас только по кинофильмам, прозвучат в уникальной авторской аранжировке симфонического рока. О новой шоу-программе, современной классике и многом другом мы побеседовали с дирижером проекта Андреем ЧЕРНЫМ.

 

— Андрей, в одном из интервью Вы рассказали, что познакомились с музыкой еще в раннем детстве. Как это произошло и какова в этом роль Ваших родителей?

— Когда мне было 4-5 лет я был на родительском собрании и увидел моего первого будущего педагога – Витвицкую Светлану Сергеевну, я взял ее за ручку и сразу признался ей в любви, и она впоследствии стала для меня музыкальной мамой.

— Как это мило!

— Через год она предложила моим родителям попробовать отдать меня на музыку. Родители поддержали, я попробовал и до сих пор пробую (смеется). Хотя несколько раз я пытался бросить музыку, потому что этим надо заниматься, все дети гуляют – а я сижу, занимаюсь на баяне. Но у меня было строгое воспитание – если ты за что-то взялся – ты должен это дело довести до конца. Мама сказала, мол, доучишься в музыкальной школе, а потом уже что хочешь, то и делай. Я закончил пять лет (баянисты столько учатся). Семь с половиной лет я проучился в музыкальной школе и понял, что мне это нравится. Тогда я уже понимал, что буду поступать в музыкальное училище.

— Вы обучались игре на баяне и в музыкальной школе, и в консерватории? Почему именно этот инструмент?

— Мой дедушка Степан Михайлович был баянистом и даже композитором. Он написал произведение – «Платок» мне бабушка рассказывала, но ноты не остались. Потом он умер и остался баян. Мой старший брат играл, его дедушка потихонечку учил. Брат пошел на баяниста, а я играл, потому что в доме был этот инструмент. Мама играла на гитаре, еще когда была молодой, она приходила даже не переодевалась закрывалась в своей комнате и играла песни Виктора Цоя.

— Как Вы думаете, какие качества нужны ребенку, чтобы стать в будущем известным музыкантом? Что важнее – природная одаренность или терпеливость и работоспособность?

— В первую очередь, желание и все-таки какие-то задатки от природы – чувство ритма и слух, потому что потом он развивается. И, конечно, упорство родителей, чтобы они помогали ребенку. Потому что всегда хочется погулять и надо договариваться с детьми, объяснять им в строгой форме и проявлять с детства такие волевые качества. У меня было много учителей. Первая Светлана Сергеевна – это мой друг по жизни. Еще был Башмаков Петр Николаевич, который уже в музыкальном училище преподавал игру на баяне. Там были и другие педагоги, но я от них переводился. На втором курсе музыкального училища я хотел брать вторую специальность – фортепиано, мне очень нравился этот инструмент. Я занимался с Резниковой Людмилой. Когда я поступил в консерваторию учился у Власова Виктора Петровича, а по дирижированию как народник я занимался у Черноиваненко Аллы Дмитровны. Потом я поступил на композицию и занимался у Цепкаленко Кармеллы Семеновны – очень хорошая женщина и спасибо ей за терпение, потому что я в молодости был амбициозным парнем (смеется). И на органе занимался у Ефремовой Ольги Олеговны. Когда поступил на оперное симфоническое дирижирование, я занимался у Сергея Мацаяна.

— Когда Вы приняли решение получить высшее музыкальное образование, почему выбрали именно Одесскую консерваторию, а не, скажем, Киевскую?

— Я ездил в Киев, хотел поступить. Мне очень нравится этот город, но сейчас я все-таки предпочитаю более спокойные города. Я хотел поступать, но плохо сыграл на Дне открытых дверей (в консерватории). Пришлось все свои усилия направить на Донецкую консерваторию, чтобы поступить к Константину Жукову, на тот момент он год или два как занял второе место на конкурсе Клингенталь в Германии, как баянист. Я к нему очень хотел поступить, но не сложилось, потому что там были свои отношения с моим педагогом из училища. Потом я год работал в Херсоне в музыкальной школе №3, где у меня были ученики. Через год я поступил в Одессу, моя музыкальная мама Светлана Сергеевна подсказала: «Зачем тебе Киев, или Донецк – езжай в Одессу, там есть Виктор Власов». Я к нему и приехал, так и сложилась моя жизнь.

— Когда Вы впервые задумались о карьере дирижера?

— Еще в музыкальном училище. Сначала я не понимал, что такое дирижирование, но с третьего курса я понял, что мне это нравится. Понял, что мне нравится звучания оркестра. У меня как-то все срослось и когда я выпускался на четвертом курсе (1999 год) я понял, что оркестр мне очень нравится, и я уже не могу без этого. И я пообещал себе, что при удобном случае я обязательно пойду на дирижера. Очень большую роль в этом сыграла Довголенко Нина Сергеевна. Я был на четвертом курсе как баянист, она пришла и говорит: «Андрей, закончишь ты консерваторию и что дальше?». Она видела, что у меня были задатки. Дело в том, что, будучи студентами Консерватории, мы собрали свой симфонический оркестр, но репетировали тайком от всех, потому что преподаватели негативно относились к таким вещам. Нина Сергеевна предложила перевестись на другой факультет, и я перевелся, из-за чего у меня были большие проблемы (в Консерватории это не одобряется). Но я понимал, что мне мало закончить обучение на баяниста, а когда умом осознаешь, что чего-то хочешь и можешь, то почему не действовать? Поэтому все, что у меня есть на сегодняшний день в музыке и в творчестве, это заслуга Нины Сергеевны.

— Насколько сложной Вы считаете профессию дирижера в сравнении с музыкантом исполнителем? Дирижер – это кто? Нужны для этой работы особые лидерские качества?

— Конечно! В любом случае должен сказать, что у дирижера должны быть качества лидера, потому что нужно уметь со всеми договориться, со всеми найти общий язык, есть такое выражение «паршивая овца», которая портит стадо, и такое было. И когда видишь, что такое происходит в твоем коллективе, то нужно набраться смелости, взять этого человека, объяснить, в чем проблема и попросить его уйти из коллектива.

— А был такой случай?

— Да. Причем это очень неприятно делать… Но, когда ты видишь, что начинается грызня в коллективе, глупая зависть или еще что-то, это мешает работать. Был случай еще в музыкальном училище, когда я предложил одному педагогу настроить инструмент, а она говорит: «Зачем его настраивать, мы все равно выступать не будем». Я тут студентам вкладываю в мозг самое лучшее исполнение, а приходит педагог и эту планку опускает. Один раз попросил, второй раз объяснил – а ничего не меняется, партии не учатся, как звучали не чисто, так и звучат. И получается, что уже студенты играют лучше, чем она. На одной из репетиций я при всех попросил ее больше не играть. Она обиделась и до сих пор, наверное, обижается. Но по-другому, в этом случае поступить я не могу. Дирижеру нужно одновременно и любить музыкантов, и где нужно уметь их приструнить, построить, держать в тонусе. Ну и самому при этом иметь какие-то качества музыканта. Во-первых, ты должен уметь играть на каком-то инструменте, просто руками махать – это не музыка. Музыку ты ощущаешь своими пальцами и телом. У нас, у музыкантов, как и у спортсменов тело считается аппаратом, с помощью которого ты можешь воспроизвести какую-то музыку. Я каждое утро стараюсь приехать как минимум на час раньше в музыкальное училище, где я работаю, и позаниматься на фортепиано до репетиции с оркестром. На репетициях нужно обладать определенным умением, чтобы достичь хорошего звучания. Если случаются оркестровые сложности, нужно знать, как объяснить музыкантам, чтобы это звучало слажено, красиво, и чтобы это было здорово. На сцене отдаешь самое главное - свою энергию и задор, потому что музыканты увлечены нотами, своими собственными сложностями на инструменте, а у дирижера нет таких проблем. Ему нужно следить на концерте за оркестром, за тем, как он звучит, и реагировать, если вдруг что-то происходит. В Одесской филармонии, например, хорошая акустика в зале, а на сцене не очень. И музыкантам не всегда приятно и удобно играть. Ты можешь сидеть играть, но не слышать через четыре человека, кто и как играет. Тогда оркестр начинает играть не вместе – разваливаться. И здесь задача дирижера с помощью техники собрать оркестр опять воедино и подбодрить их эмоциями и энергией, чтобы они понимали, что все нормально и все хорошо, что надо играть и отдавать чувства в зал.

— Как достичь гармоничных отношений в большом  коллективе творческих людей?

— Изначально так получилось, что когда я еще был в консерватории, то собирал свой первый оркестр и вот оттуда все и тянется. Это все началось с 2003 года. Я интересовался инструментами, играя на баяне, ты же не знаешь какие возможности есть других инструментов. И я ходил, спрашивал, начал общаться с людьми. С кем-то завязались более тесные дружеские отношения, и с тех времен ребята знают кто я, какой я. Со временем некоторые бросали музыку, кто-то уезжал. А некоторые остались еще с тех времен. Я закончил консерваторию, создал оркестр, и вне зависимости от консерватории стал приглашать некоторых студентов-выпускников из своего музыкального училища. Не малую роль в этом играют человеческие взаимоотношения, потому что ты можешь быть прекрасным музыкантом, но если ты нехороший человек, то с тобой никто общаться не будет. Самое главное, когда пройдя через весь период репетиций, где в кого-то все хорошо, в кого-то – не очень, мы все вместе выходим на сцену. Тогда сами музыканты слышат, что они звучать круто и оркестр тоже. И когда зал взрывается бурей аплодисментов, то они понимают, что если где-то и были шероховатости в отношениях, то они мне прощают, я им прощаю. Так мы и дружим одной большой семьей.

— Изначально, помимо классики, Вы делали аранжировки знаменитых рок-произведений в рамках проекта «Voice of the Sympho Rock». Сейчас продолжаете экспериментировать в этом направлении и можно ли ожидать в будущем концертов на эту тематику?

— Конечно, мне это интересно. Сейчас мы готовимся к концерту 18 декабря в Оперном театре. Там будет симфо-рок, мы выбираем лучшие произведения из этого репертуара, которые мы играли в прошлые годы, так же я напишу что-то новенькое. Рок-музыка всегда интересна своей ритмической структурой, там может быть не так много самой музыки, как в классике, но там совсем другое настроение. Мне всегда это напоминало образ, когда стоишь на железнодорожном полотне, и до самого последнего момента ждешь и смотришь, как на тебя несется локомотив. Это сильная музыка, волевая и амбициозная я бы сказал. Рок он и есть рок, это протест. Такую музыку протеста мне всегда нравится писать, хотя это очень тяжело, особенно, когда сидишь за компьютером сутками. А иногда бывает неделями не можешь написать произведения. Это тяжело физически, но когда это напишешь, приносишь ноты в оркестр, слушаешь и понимаешь, что неделя прошла незря.

— Андрей, а сейчас вы пишете свою оригинальную музыку?

— Перестал писать. Раньше все время мне задавали этот вопрос, и я не мог ответить. Я говорил, что в наше время слишком засоряются библиотеки. Если раньше было такое понятие как исполнитель и теоретик. Исполнитель должен выйти на сцену, сесть за инструмент и показать высший пилотаж своей исполнительской игрой. Теоретики всегда изучали новые формы. Допустим Лист написал одну сонату - «Си минор», она идет 25 минут, и его тот период времени настолько переполняли эмоции, что он создал новую сонатную форму. Она называется двойная сонатная форма – это когда в сонате звучит еще одна соната. Теоретики этим и занимаются – берут произведения, слушают, собирают, анализируют, это их работа. В наше время процесс обучения немножечко пошел под откос. Нас тоже заставляют писать диссертации, бакалаврские, магистерские, и они остаются в библиотеках, которые таким образом засоряются. Сейчас очень много композиторов, которых я считаю неудачниками. На самом деле есть так много хорошей музыки, что мне бы не хотелось засорять библиотеку, а наоборот расшифровывать и исполнять произведения, которые уже написаны. Но на самом деле, почему я перестал писать? Этот период у меня проходил очень болезненно. Я был отрешен от мира, очень сильно уходил в себя, переживал, доходило до того, что мне было физически не очень хорошо. Это очень здорово, когда ты в голове слышишь музыку, которой еще не существует. Создавать – это здорово, но для этого нужно иметь определенный образ жизни. Потому что в наше время обычному человеку тяжело сохранять внутреннею гармонию и спокойствие, ведь всем нужно справляться с бытовыми проблемами. А будучи музыкантом-композитором нужно оставаться в каком-то своем мире, когда как будто в ракушку залазишь (у меня так проходил этот период), и я понял, что больше так не могу жить. Я понял, что я хочу почувствовать жизнь такой, как она есть, с проблемами, друзьями. У меня тогда и друзей не было, я ни с кем не общался. В жизни нужно уметь приобретать знания не только в какой-то узкой сфере. Это как лошадь – ей глаза закрыли, она идет только вперед и больше ничего не видит. Вчера как раз посмотрел интервью с олимпийской чемпионкой Лилией Подкопаевой, так даже она призналась, что уже по горло сыта легкой атлетикой и спортом. Она говорит: я хочу детей, жизни, просто поехать на природу и пожарить шашлыки. На самом деле для спортсменов еще хуже, они и есть не все могут, а музыканты и спортсмены не то, что вынуждены, а обязаны заниматься минимум по четыре часа в день. Неважно, день рождения, новый год ты должен прийти и отпахать. Потому что если не заниматься, у тебя начинают ссыхаться сухожилья, кожа ссыхается, руки не слушаются, и ты уже играешь не очень хорошо. Держать себя в форме очень тяжело. Наверное, это и есть одна из главных сложностей для исполнителей.

— Андрей, Ваш прошлогодний киевский концерт начался с «Carmina Burana» Карла Орфа, и это было просто потрясающе! Какое место в вашей творческой деятельности занимает классическая музыка?

— Так как в школе, в училище, консерватории нас выращивали на классике, то нам это очень близко и где-то сложно, потому что есть разные произведения. Классику люблю, потому что там очень крупные формы, ты выходишь и показываешь свой интеллект на 40 минут, или на час. Оперу, правда, никогда не дирижировал. Бывает оперы четыре акта, а в «Кольце Нибелунгов» вообще четыре дня длится опера. И показываешь, насколько ты грамотный музыкант и человек, насколько хорошо чувствуешь форму, насколько хорошо ты можешь преподнести тот или иной музыкальный материал. Музыка из кинофильмов мне нравится тем, что композиции небольшие, но очень насыщенные по свойству. За четыре минуты могут влюбляться, рожать, умирать, убивать и просто потом молчать... Симфо-рок нравится несущейся мощью, ритмом, звуком, и эта мощь меня привлекает.

—Можно ли считать музыкальные произведения, написанные для кинофильмов, современной классикой?

— Да. Почему нет? Если брать конкретно по стилям, - классицизм, неоклассицизм, романтизм, барокко, рококо, то музыка к кинофильмом – это отдельный жанр. Но если брать как понятие, когда, например, просят музыканта: «Ану, «Мурку» сыграй». «Ой, а я не могу». А ему говорят: «Да ты что – это ж классика!» (смеется). Казалось бы, «Мурка» или какая-то шансонная песня, ее ведь тоже сложно по общим понятием назвать классикой, но ее любят. Кому-то она может и не нравиться. Или «Чардаш» Витторио Монти - это же реально классика и где ее не сыграешь, она известна во всех странах мира. Поэтому музыку из кинофильмов уже можно считать классикой, она и технически сложная и по содержанию не глупая, и по звучанию – мощная. Она в себе несет лицо той кинокартины, которое вкладывали туда режиссер и композитор.

— Иногда ваши аранжировки довольно существенно отличаются от оригинала. Как далеко Вы можете зайти в импровизации при написании партитуры?

— Аранжировка для меня — это сложная штука, бывает, пишешь произведение, а оно не получилось, например, так у меня было с композициями Мадонны. А вот когда ты чувствуешь, что оно получается, ты насыщаешь музыку. Наверное, потому что я занимался по композиции и немножечко умею досочинить что-нибудь, придумать, сфантазировать какие-то обороты, скрасить куски. Я помню, на музыку группы «Lacuna Coil» (итальянская металл-группа. — Ред.) я сделал свою оркестровку, даже не аранжировку, так как форму произведения не менял, и придал нотки восточного звучания этой композиции. В итоге получается музыка узнаваемая, но ты ей придаешь свежести. Мне нравится этим заниматься, потому что в первую очередь это учит меня, во-вторых, когда ты пишешь все эти произведения, сам ты их выучиваешь наизусть и помнишь даже нотами, а для музыканта всегда очень важно не останавливаться.

— Ваши шоу — это не только музыка, но и визуальные эффекты, видеоряд. Вы сами режиссируете шоу-программу или сосредотачиваетесь именно на музыке. Как родилась идея создания музыкального шоу «Игра Престолов»?

— Нет, не я. Все координируют ребята из концертного агентства Art-point  — это Юрий Иванов и Юрий Титарь. Именно они создатели этой программы, проекта «Игра престолов», который людям уже нравится. Юрий Иванов со своей женой иногда спорят что и когда надо поставить, они находятся в творческом процессе, это нормально. Они когда составляют программу, я завариваю себе чашечку чая, выкуриваю сигаретку, представляю, что я обычный человек заплатил деньги и хочу получить удовольствие, сидя в зале. И начинаем выстраивать произведения. Ты их компонуешь и делаешь так, чтобы в программе обязательно было «золотое сечение», потому что если оно не выдержано, нет золотой точки в программе, то композиции могут быть классными, играть можно классно, но из-за того, что они не там стоят — будет не тот вкус.

— Андрей, опишите, что для вас музыка?

— Это жизнь. Я, наверное, музыкальный наркоман (смеется). Если я не занимаюсь музыкой, я становлюсь злым человеком, я перестаю фантазировать, куда-то исчезает душевный полет. Но, наверное, из-за того, что ты из шести лет до сегодняшнего дня проводишь время с музыкой, то ты без этого не можешь жить.

— Чем ваш новый концерт будет отличаться от прошлогоднего? Или это секрет?

— Нет, не секрет. Его, как и в прошлый раз откроет «Carmina Burana». Мы так решили с ребятами, что она будет как визитная карточка этой программы. Но только если в тот раз на сцене было 40 человек хора, то сейчас будет 60, вместе будут выступать хористы из Одессы и Киева. Это будет просто громадный хор. Также в Киеве на «Игру престолов 2» будем играть произведение «Ван Хельсинг». Когда пришла партитура, мне не очень понравилось, как она была написана, и я думаю, дай для себя сяду и сделаю ее конкретной, мощной, как граф Дракула в фильме. Так я неделю ходил весь в «Ван Хельсинге» (смеется). Ее будем играть аж девять минут. Там так много классных кусков сильных и я слушаю, думаю, и это надо взять (смеется). Еще будет потрясающее произведение «Викинги», которое у нас получилась очень хорошо (партитуру, кстати, писал я). Музыка из «Игры престолов» будет понятно, потому что проект так называется. Музыка из «Последнего самурая», «Аватара», что-то мы повторим самое помпезное и мощное.

— Когда вам нужен релакс, чем вы занимаетесь?

— Очень хороший вопрос. Если не брать сферу культуры — оставить все партитуры, ноты и где-то отдохнуть на природе. Мы каждый год ездим с родителями на Черное море в Херсонскую область либо Железный порт (раньше ездили в Крым, до аннексии), разбиваем палатку и неделю сидим возле моря, купаемся, спим прямо на берегу моря. Когда ты идешь на концерт не просто как обыватель, а когда ты в этом еще и разбираешься, много претензий к исполнителям. Бывают, когда приезжают классные дирижеры, и ты забываешь, что ты музыкант и чувствуешь, что у тебя на теле волосы дыбом стают, мурашки побежали. А бывает, мы в прошлом году с директором оркестра пошли в Оперный театр, и это такая была муть, когда музыкант играет не по тем нотам. И мы одно отделение послушали и ушли. А когда-то пошли на концерт Кати Чили — это космос. Я получил кайф от концерта. Она вводит в состояние, и ты забываешь, что ты музыкант. И с этой эйфорией находишься вместе с ней в зале, выходишь и летишь. Еще люблю посещать конкурсы. На этом одном конкурсе я пришел и слушал — выходит один пианист, второй, играют. А потом думаю, буду я слушать конкурсантов закрытыми глазами: ты же когда слышишь, то примерно понимаешь, кто играет за роялем парень или девушка, какой примерно комплекции. Я послушал, да совпадает, потому что у полных — более мягкий звук, у худощавых — «костлявенький». И тут закрываю глаза и слышу, мужик играет, причем под два метра роста, звук мощный, амбал! Открываю глаза и вижу — сидит худенькая девочка! И я думаю, вот это у нее внутри стержень — каленая сталь, что она по телосложению вообще не соответствует тому, как она играет. И как раз она и заняла первое место. Это было круто!

— Помимо своей дирижерской деятельности, вы преподаете. Что вам это дает в творческом плане?

— Сейчас в музыкальное училище поступает все меньше и меньше, если раньше были бешеные наборы, то сейчас не хватает людей. У нас в училище по программе должен быть струнный оркестр, но у нас даже его нет, потому что не хватает исполнителей. Я прошу своих друзей из консерватории, выпускников, многих других людей, которые играют в оркестрах и мы собираем симфонический оркестр, чтобы эти дети, которые выбрали свой путь музыканта, выпускаясь с училища, имели представления и понимание как должен звучать симфонический оркестр. Потому что специфика игры на струнно-смычковом инструменте в струнном оркестре и в симфоническом — очень разная. В том числе и в квартетах. Когда в симфоническом оркестре звучит медные трубы, тромбоны, туба, флейты, гобои они как загудят все. И надо совсем другое звучание струнно-смычковых инструментов. Ребята приходят и помогают нам, а эти малыши учатся играть. Я не даю возможности своим студентам быть плохими студентами. Есть еще одна проблема. Согласитесь, что нельзя терять свою национальность, культуру, искусство, их нужно продвигать. Но для этого государству нужно выделять деньги. Я работаю я вижу на чем играют наши дети. Они же играют на разбитых домрах, на разломанных контрабасах. А мы — педагоги своими деньгами сбрасываемся и ремонтируем эти инструменты, чтобы они жили и звучали. У нас в досоветское время была религия, а потом резко настал атеизм. Если бы не обычные люди, которые прятали Библии и продолжали веру, она бы умерла. Музыканты сейчас этим занимаются, мы сохраняем культуру. Например, домра — российский инструмент, а наш украинский аналог — кобза. Но самое ужасное, что домра когда-то была утеряна, ее воссоздали по рисунку, и этот инструмент прошел определенную эволюцию. Когда в оркестре домра — это звучит красиво. Но кобза не прошла эту эволюцию и деньги на нее не выделяются, чтобы мастера получали хорошее финансирование, ездили в лес. Раньше были эксперты, которые ходили с специальным молоточком и стучали по дереву. Если дерево по определенному звучит, его отправляли на музыкальные инструменты, остальное — на мебель. Сейчас берут обычное бревно сухое, даже влажное, они из него лепят инструмент, потом он по пути высыхает и приходит в негодность.

— Какие проекты вы планируете реализовать в будущем?

— 24 декабря ребята из Art-point делают Рождественский Оскар, а мы конкретно с директором Анатолием Гуртовым делаем Рождественский концерт 29 декабря, где люди услышат музыку из кинофильмов и вообще музыку, которая их приблизит к празднику Рождества и Нового года. Это будет музыка из фильмов «Один дома», «Гарри Потер», «Щелкунчик» Чайковского. Мы делаем постановки. Это самые ближайшие наши новые концерты. Если получится, есть идея сделать такую декорацию своими руками – поставить красивую елочку, которая бы в момент звучания музыки выросла из маленькой до громадной ели под самый потолок филармонии.

— Как интересно! Андрей, а вы человек настроения?

— Меня мама воспитывала: если у тебя плохое настроение – подымай его. Все люди ранимые, музыканты или люди искусства может больше. У меня всегда повышенное настроение, даже гиперактивное, я сам по себе подвижный и активный человек (смеется). Я люблю активный отпуск.

— А вы выступали в родном Херсоне? Как вам там?

— Да. Конечно! Когда-то был конкурс народных инструментов в Херсоне, взяли первое место. Так же были с симфо-роком два раза в киноконцертном зале «Юбилейный». Конкурс дирижеров был в Херсоне, будучи еще студентом как дирижер ездил туда, взял первое место и получил лауреата.

— Расскажите о ваших мечтах.

— Я когда-то мечтал играть на органе, когда мой первый педагог дала мне пластинку, и я услышал, как звучит орган. Потом появилась мечта стать дирижером, и чтобы был не один оркестр, а два. Потом, когда я уже сочинял музыку, была мечта ее исполнить. И все эти мечты сбылись не без труда, потому что под лежачий камень ничего не течет. А сейчас моя мечта — видеть людей, с которыми я общаюсь, счастливыми, студентов, с которыми мы вместе чему-то учимся, видеть, что они реализовываются и становятся личностями. Личностями, которые формируют эпоху, которая формирует целый пласт культуры. Это то, от чего я бы получил удовольствие. И, наверное, это можно назвать мечтой. Когда ты смотришь на человека, который у тебя когда-то учился, а сейчас он стоит на сцене, будучи взрослым музыкантом и показывает класс.

— С чего, по-вашему, должен начинать артист, который мечтает выступать на большой сцене?

— Мне недавно студент задал вопрос: как стать музыкантом, и зарабатывать  большие деньги... Это разные вещи — деньги и искусство. Ты можешь получить зарплату за свою работу, но рассчитывать на то, что я делаю искусство и получу за это деньги — такого не должно быть. Искусство не может быть способом для зарабатывания денег. Все-таки это полет души. Душа не летает от того, когда у нас есть много бабла или куча дорогих машин, или когда люди извращены хорошими бытовыми условиями. Она умирает от этого. Эти вещи не стоит путать. Надо сосредоточиться на том, чтобы быть хорошим, качественным и высококлассным музыкантом. Быть хорошим человеком, который в себе хранит и развивает хорошие качества человека. И если придет тот момент, когда к тебе придут деньги в помощь — хорошо, а если нет — не стоит обижаться. Например, у меня был один студент, который редко ходил и пропускал. Я его спросил раз, он мне ответил: я устроился на СТО, там карьерный рост. На что я ему сказал  — иди расти (смеется).

СПРАВКА «Дня»

Андрей Черный — одесский музыкант, дирижер и композитор, основатель проектов «Оркестр Андрея Черного», «VOICE OF THE SYMPHO ROCK». Родился 21 мая 1980 в г. Херсон. Окончил музыкальную школу в Херсоне. Впоследствии — Одесскую национальную музыкальную академию имени А. В. Неждановой (музыкальное искусство (баян), дирижирование, композиция). Сейчас успешно выступает и гастролирует с различными проектами, наиболее известным из которых является симфоническое шоу «Игра престолов».

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать