Отрицая саудаде

Первое, за что я бы била по рукам издателя нового сборника прозы Андрея Любки, так это за удивительный по своему пессимизму текст, вынесенный на оборот обложки. Еще печальнее от того, что текст этот, который начинается со слов «лежиш під ковдрою з головою ...» и заканчивается мечтательно-меланхоличным многоточием — отрывок из эссе «Саудаде», содержащийся в этой, кстати, одноименной книге. Он, однако, по моему мнению, абсолютно противоречит общему настроению сборника. Если бы у меня в школьные годы сложилось с пониманием математики, я бы, пожалуй, в виде красноречивой пропорции наглядно изобразила, сколько из этих шестидесяти трех коротких историй побуждают грустить и погружаться в трепетные воспоминания — Любки и личные, а сколько — пробуждают искренний восторг, любопытство, желание глубже разбираться в каких-то культурно-исторических вопросах, вызывающих улыбку. Но, пожалуй, вам придется поверить мне на слово, что последнее — в подавляющем большинстве. И вот почему.

Всегда считала, что для лучшего понимания новой книги к ней следует подходить издалека — сначала прийти на ее презентацию, послушать кусочки авторской озвучки, потрогать переплет, полюбоваться автографом. На этот раз презентация «Саудаде» на «Книжном Арсенале» оказалась без всякого намека на саудаде (это, к слову, у португальцев чувство спокойной печали, сдержанной тоски, ностальгической грусти), вместо этого полна шуток и острот от тандема Любки-Бойченко (Александр Бойченко редактировал книгу). Но это был правильный настрой: много рассуждать и записывать географические названия, а не грустить — так я бы советовала читать эту книгу. Можно сразу планировать себе маршрут на Балканы и Закарпатья, можно запивать прочитанные истории натуральной сливовицей и заедать човлент — примерно так и рекомендует автор, не так ли?

А вот в чем с автором я бы не согласилась, так это в том, что «Саудаде» — это о Балканах. Не преимущественно. По моему убеждению, она больше о парадоксах. И они заключаются в том, что, во-первых, прекрасное всегда ближе нам, чем мы этого ожидаем («...варто лише ввімкнути поворотник і від’їхати вбік»); во-вторых, мы живем в уникальной части мира, хотя сами об этом не знаем; а еще — писатели — люди тонкой душевной организации (известное) и мгновения покоя им бывают важнее, чем всемирная слава (новое). Не будем лукавить: по сравнению с предыдущими книгами Андрея Любки, «Саудаде» имеет очень красивое языковое оформление и более четкую единую атмосферную линию. Сюжетная здесь очень ломаная, на первый взгляд, даже несколько хаотичная, но во время чтения понимаешь, что разместить эмоционально нейтральное эссе «Човлент» (о традиционном, как оказалось, еврейском блюде) после трагически философского «Білосніжка серед газових камер» (о судьбе еврейской художницы Дины Готтлибовой) — хорошая мысль. Этот простой принцип сохранения общих сем производит впечатление перетекания одной истории в другую. Как Тисы в Дунай.

Обом рекам Любка уделил должное внимание по двум причинам (и в контексте двух метафор). Феномен воды и движения, по его мнению, «є найближчим людській природі: тут тобі й початок, і швидкість, і глибина, і неочікувані небезпечні пороги й повороти, і кінець»». Кроме того, Дунай — это ассоциативная привязка Украины к европейскому миру, а Тиса — главный персонаж детских впечатлений писателя. А о них и родном Закарпатье он пишет с особой теплотой. В детстве не бывает случайных людей, все — родные, соседи, знакомые, друзья кажутся важными, с ними связаны какие-то воспоминания, они определенным образом влияли на формирование мировоззрения и характера; кроме того — не бывает случайных ситуаций, потому что каждая «прокручена» выходка — повод для гордости — об этом эссе «Скнара», «Маминамама», «Різдвяний стартап», «Ратота з жаливою». Когда среди этой канители непосредственных, «домашніх» воспоминаний слышится гул Тисы и шелест ветра среди травы, и камни на замковом холме, я невольно улыбаюсь себе, потому что недавно была в Виноградове, родном городе Андрея Любки. А еще — как убедительно и красиво он описывает Ужгород в пять утра. Признаться, на карте Украины концентрация моих любимых туристических точек на Закарпатье самая большая, поэтому, читая, я словно возвращаюсь туда снова ... Однако это лишь лирическое отступление, не на него ли должна вдохновлять хорошая литература?

Взгляд автора на другую Украину — «не українську» Галичину и «не другого» Франко в рейтинге топ-трех классиков украинской художественной литературы — это именно та мысль, которую мы, в Киеве, часто не воспринимаем всерьез, не слышим тех, кто живет ближе к западным границам нашей страны, а значит — ближе к Европе. Особенно метко, по-моему, сказано о Львове: «Кити, на яких збудовано це місто — міт і дволикість. Для України Львів є уособленням Заходу, а насправді цей град дивиться Східні сни»». Стереотипы о многих вещах, которыми владеет Украина в плане исторического и интеллектуального капиталов, не стоят того, чтобы распространять их и в дальнейшем: мы срочно нуждаемся в новом понимании. Хотя бы в личностно-субъективном, как у Любки, и в то же время достаточно трезвом: «В українському літературному каноні Іван Франко посідає друге місце — між Шевченком і Лесею Українкою. Хоча заслуговує на більше: наприклад, бути самим собою».

Намек-напоминание об уникальности Украины (хотя книга якобы о Балканах) угадывается в неожиданных мелочах: човлент оказывается традиционным блюдом евреев, живших на соседней улице в Виноградове, а к ромам договариваться о сотрудничестве Любка ходил в цыганский квартал в Ужгороде и рыбачил в Овидиополе, где когда-то отбывал ссылку автор «Писем с Понта». Это ярко свидетельствует об особой мультикультурности, которая у нас прямо перед глазами остается незамеченной. Лично меня, не скрою, поразил рассказ о бачванских руснаках, которые, проживая в селе Русьский Керестур, вдали от родины, на протяжении около 270 лет смогли сохранить свой язык, религию, наладить медиа и книгоиздание, при этом остались ею, этой родиной покинуты, забыты. Именно поэтому нам, несмотря на географическую и историческую близость, до Европы еще расти и расти.

Все эссе о Балканах разоблачают в Андрее очень любопытного человека (что нисколько не удивительно для писателя, не правда ли?). Наряду с атмосферными деталями вроде невероятно вкусного вина «8 селянок», рассвета в Балчике, рыбалки, знакомств и месяцев затяжного покоя в писательской резиденции в Бухаресте, узнаем о множестве интересных вещей. Скажем, кто знает, где бы вы еще услышали о венгерском Пече, городе, который «ще не Орієнт, але ще не Захід», креативном кладбище в румынском поселке Сапенца и отнюдь не тернистом пути к Олимпу. К тому же, написано так убедительно, что мне сейчас кажется, что и я лично посетила все пункты из упомянутых автором. Хотя из них, к своему стыду, была только в Закарпатье, во Львове и Вене.

Несмотря на то, что «Саудаде» —  книга, полная остроумного (извините) эгоизма, собственно, все, даже «відсторонені», истории сводятся к чему-то очень личному. Ведь разве не так в жизни бывает, что из путешествий и похожих друг на друга дней в память врезаются не шпили соборов или контуры памятников, а случайные люди и мелочи, которые хочется не забыть, которыми хочется поделиться с другими. В эссе «Власник зйомної квартиритиры» я для себя нашла очень меткое высказывание: «Часом життя підкидає нам людей, з якими ми нібито й не мали зустрітися. А потім виявляється, що ці люди були зовсім не випадковими — а навіть відіграли якусь роль у нашому становленні». Вероятно, так бывает и с книгами. Возможно, так у меня сложилось и с «Саудаде». Единственный ее недостаток — слишком быстро закончилась. И теперь стоит начать по второму кругу: устроиться на диване с книгой в одной руке, а в другой ... со сливами и замечательным литовским вином. Хотя наши сливы этой весной все замерзли, а в Литве нет виноградников.