Этноистория Украины в отображении западных источников раннего нового времени

Эта история берет начало со времен Киевской Руси, с тех пор, как начинается процесс самоосознания русов, как стойкой общности людей, племенного союза или народности. А это также означает перерастание проблемы этногенезы народа в проблему его этноистории. Как давно уже установлено, Русью или русами называли в то время восточнославянское население среднего Приднепровья с центром в Киеве, а территорию его расселения — Русью.

С появлением быстро расширяющегося Киевского государства, покорившего другие восточнославянские союзы, это государственное образование тоже начали называть Русью. Так возникли два значения слова «Русь», широкое и узкое, государственно-политическое и локально-этническое, что зафиксировано в древнерусских летописях. В них Русь в широком значении — это все Киевское государство, но в то же время это слово употребляется и в названном этнолокальном смысле. Например, в первой Новгородской летописи очень часто говорится о поездках новгородцев «на Русь», т.е. в Киев, Чернигов или Переяслав; так же «ездили на Русь» из Суздаля, Владимира, Полоцка и других городов и княжеств Северной и Западной Руси.

Однако образование Киевского государства, на которое распространилось название «Русь», не означает появление «древнерусской народности» и ее корреляции в сфере этноисторической. Единая «древнерусская народность» — это мифема с вполне выразительным политико-идеологическим направлением, зачатки которой относятся к рубежу XV—XVI вв., когда Великое княжество Московское провозгласило себя «собирателем русских земель»; впоследствии она лелеялась царской и советской империями, ныне лелеется русскими великодержавниками. Суть ее в том, что в Киевском государстве сложилась на ее огромных пространствах «древнерусская народность», распавшаяся в послемонгольский период вследствие того, что разные части Руси оказались в разных государствах.

Во всем этом прежде всего бросается в глаза специфический этатизм, т.е. избыточное преувеличение роли государственного фактора в этноисторических процессах. Но ведь формирование этноса и государственно-политическая история — это различные процессы, которые далеко не всегда совпадают, тем более в средневековье. Наряду с этим в названной мифоидеологеме имеем механический перенос этнополитических и этнокультурных функций и возможностей государства нового и новейшего времени на средневековье с присущим ему типом государственности, как собрание феодальных владений, в известной степени, а нередко только номинально, зависимых от центра. Этноформирующее действие этих государственных образований, к которым относится и Киевское государство, было минимальным, если не сводилось к нулю; к тому же в Киевском государстве уже со второй половины ХI в. центробежные силы берут верх над центростремительными, что ведет к образованию региональных центров (Владимир, Новгород, Галич, Полоцк и т.д.), к которым переходит определяющая роль в различных сферах жизни.

Словом, научная ценность усиленно культивируемой в СССР концепции «древнерусской народности», производной (и компромиссной по своему характеру) от концепции «единого русского народа», сомнительна. Не разделяется она и многими российскими учеными (А.Шахматовым, М.Приселковым и другими), которые тоже придерживаются точки зрения, что разделение славян на племена со своими диалектами началось во второй половине I тысячелетия, в VIII— IX вв. создаются три группы этих племен — восточная, западная и южная и начинается формирование трех восточнославянских народностей и их языков. Следовательно, формирование восточнославянского этноса — это имманентный (внутренне присущий по существу) процесс, начавшийся до Киевского государства, продолжавшийся в эпоху его существования и продолжавшийся после его исчезновения. Формировались эти этносы на основе различных племен и племенных групп, что же касается этноса украинского, то такой его основой являются, бесспорно, «русы» и «Русь» в указанном выше этнолокальном смысле.

Киевское государство под названием Руси в ХI—ХII вв. становится широко известно и в Европе. Оно входит в систему европейских государств и играет в ней активную роль. Но на эту тему написано у нас очень много, и я не буду на ней задерживаться. Отмечу только, что это присутствие Руси в Европе отражено в разнородных западноевропейских памятниках — хрониках, космографиях, героическом эпосе, рыцарских романах и т.д. Замечу еще, что в большинстве этих памятников Русь — это прежде всего «Киевская земля», «Lant zu Kiewen» по этнониму из немецкой «Песни о Нибелунгах». Название «Русь» закрепляется за украинскими землями и этнонациональной общностью в следующих веках, после распада Киевского государства и монголо-татарского нашествия, причем это наблюдаем как в восточнославянском мире, так и в Европе. Как зафиксировано в «Истории русской этнографии» О.Пыпина, в XV в. в восточнославянском мире основные регионы обозначались таким образом: Москва, т.е. Великое Московское княжество, Новгород, Литва (Беларусь) и Русь (Украина). С XVI в. это название украинских земель в России выходит из обихода, но в Польско-Литовском государстве и всей Европе оно закрепилось надолго и доминировало по крайней мере до второй половины XVIII в. Сам украинский народ, начиная с «пробуждения» конца XVI — начала XVII вв., самоосознается как «русский народ», «Русь», отличный как от католической Польши, так и от единоверной Москвы.

Ясное дело, для нас в данном случае принципиально важны не эти этнонимы сами по себе, а то этноисторическое содержание, которое стоит за ними, а именно рецепция Украины как отдельной этноисторической реальности. Это содержание, зафиксированное в письменных западноевропейских источниках раннего нового времени XV—XVIII вв., преимущественно игнорировалось историками как царской, так и советской империй.

В западных источниках XV — начала ХVI вв. украинские земли часто называют Русью или «нижней Русью» (например, Russia bassa в итальянских источниках), а Россию — «Московия», или «верхней Русью» (Russia alta в тех же источниках). Но уже в середине XVI в. омонимы «нижняя Русь» и «верхняя Русь» из западных источников исчезают и за украинскими землями закрепляется название «Русь», а за российскими «Московия», что находим в разнородных памятках, от космографии до художественных произведений*. Впрочем, были и некоторые исключения, например, Д.Флетчер, который в 1588—1589 гг. побывал английским послом в Москве, в заглавие своей книги вынес официальное название государства (On the Russae Common Welth.., 1591), но в подзаглавие ввел характерное уточнение, важное для ориентации своих читателей, знавших это государство и ее правителя под другим названием («...или способ правления русского царя, которого обычно называют московским царем»).

Для выяснения этноистории Украины, как она представлялась в Европе раннего нового времени, важны экскурсы в историю Киевской Руси в тогдашних западных источниках. Изучение их позволяет внести существенные коррективы в схему знакомства Запада с Киевской Русью, которая была выработана в историографии царской России и перенесена в советскую историографию. По этой схеме, заинтересованность Киевской Русью на Западе и начало ее познания были полностью связаны с растущим интересом к Российскому государству, которое в XVI в. выходит на европейскую арену и начинает играть значительную роль в европейской политике. Но ведь в западных памятках XVI—XVII вв., содержавших описания Восточной Европы, экскурсы в историю Киевской Руси появлялись преимущественно не в разделах про «Московию», а в разделах про «Русь», как в них по установившейся ономастической традиции называлась Украина! Зачастую эти экскурсы должны были объяснять вероисповедание и национально-культурную отдельность Руси (Украины) в Речи Посполитой и в то же время ее отличие от Московии (России).

Словом, в тогдашних западных источниках констатируется прямая и непосредственная связь Украины с Киевской Русью, а во многих из них, от «Описания Украины» (1650) Г.Боплана до «Анналов Малороссии» (1788) Ж.-Б.Шерера отмечается наследственная связь Киевского государства и казацкой Украины.

Этноисторическая парадигма Украины, сложившаяся в рецепции Запада, в XVII в. усложняется с выходом на историческую арену казачества, с переходом к нему определяющей роли в жизни украинского народа. Особую заинтересованность вызывают в Европе его военно-политическая активность, войны с турками и татарами и шляхетской Польшей. Следствием всего этого было то, что интерес к Украине приобретает на Западе казакоцентрический характер, значительное внимание привлекает вопрос происхождения и этнической принадлежности казаков. Он не всегда получал правильное освещение, возникают представления о них как об отдельном народе, даже татарского происхождения (по этимологии слова «казак»). Однако уже в середине XVII в. стабилизируется понимание того, что казачество является органичным порождением Руси (Украины), сформировавшимся из беглецов из «русских земель» — с Волыни, Подолья, Галичины и других — на необжитые и опасные земли Приднепровья. Этот взгляд нашел подробное отображение во многочисленных памятках середины XVII в., в частности в книгах «Трактат о Польском королевстве» (1648) Ж.Лабурьера, «Описание Украины» Боплана, «История гражданских войн в Польше» (1653) М.Бизаччиони, «Новый Флорус, или войны Яна-Казимира» (1666) Э.Франциска и других.

Интерес к Украине особенно обострила Освободительная война середины XVII в., имевшая широчайший резонанс на континенте. В некоторых трудах наших историков высказывалось мнение, что под ее влиянием в западных источниках стабилизировалось название «Украина», распространившееся на все украинские земли. На самом же деле «Украиной» в этих источниках называется только Приднепровье, «Казацкая земля», что же касается всей совокупности украинских земель, то ее западные источники продолжали называть этнонимом «Русь», а народ, соответственно, «русами» или «рутенцами».

Принципы и интенции подхода к этноистории Украины, определившиеся в ХVIII в., в основном хранятся и в западных источниках XVIII в., особенно первой его половины. В подавляющем их большинстве Украина трактуется как этноисторическая реальность, отличная и от Польши, и от России. Но уже в памятках первой половины XVIII в. этноним «Русь» все чаще заменяется этнонимом «Украина», которым охватывается как Левобережная, так и Правобережная Украина. Что же касается названия «Малороссия», то она на Западе входит в обиход с последней трети XVIII в. Западноевропейская украиника XVIII в. обозначена усилением этнологических интересов, их расширением и углублением. В этнографических описаниях четче обрисовывается своеобразие быта и обычаев, жизненного уклада и ментальности украинского народа.

Наряду с этим в последней трети XVIII в. на трактовку этноистории Украины западными авторами все более значительное влияние оказывает русская имперская идеологема, отрицавшая само существование украинского народа, провозглашая его ответвлением российского народа. Наиболее полно это влияние проявилось в «Истории России» (1782) Ш.Левека, где об украинских казаках и народе в целом говорится: «Они те же русские по происхождению, у них та же религия, что и у русских, они говорят на том же языке, только их произношение имеет что-то от польского». В свой многотомный труд Левек включил только разрозненные эпизоды из прошлого Украины, отказавшись рассматривать его как национальный исторический процесс и распылив его в имперской истории.

Однако такой подход к этноистории Украине не был доминирующим на Западе в последнюю треть ХVIII в., скорее наоборот. Так, Н.Леклерк, выступая во многих аспектах оппонентом Левека, в своей «Истории древней России» (1783) отводит истории Украины отдельный большой раздел и трактует ее как имманентный этноисторический процесс. Но самое последовательное выражение этот подход к Украине получил у Ж.-Б.Шерера в его «Истории коммерции в России» (1778) и «Анналах Малоросии» (1788). В отличие от Левека, сливавшего Украину с Россией, а Киевское государство трактовавшего как первый этап Российского государства, Шерер следовал диаметрально противоположной точке зрения. «Украина, — писал он, — имела когда-то своих правителей, их резиденцией был Киев, и их власть простиралась тогда на Великороссию». Словом, в Киевском государстве он однозначно видел государство украинское. Подробнее всего история Украины как определенного этноисторического образования освещается в «Истории Украины и украинских казаков» (1795) Й.-Х.Энгеля, которую М.Грушевский справедливо квалифицировал как первый научный труд по украинской истории, который близок к требованиям современной исторической науки.

Ситуация радикально изменилась в ХIХ в., когда Украина как этнополитическая и этноисторическая реальность окончательно исчезает из сознания европейцев. Имперское правительство, проводя в Украине политику денационализации и русификации, собственно говоря, политику этноцида, не жалело усилий и с тем, чтобы укоренить в сознании европейцев стереотип представлений об Украине как российской провинции, отмеченной разве что некой этнографической своеобразностью. Если в европейской рецепции раннего Нового времени, в ХVI — ХVIII вв. четко различались «Русь» и «Московия», т.е. Украина и Россия, то в поздние времена в Европе об этом забыли, идентифицировав, при активнейшем участии имперской политики и исторической науки, «Русь» и «Россию» уже со времен Киевской Руси, и в этой идентификации была потеряна Украина как этноисторическая реальность. Точнее говоря, в ХIХ — ХХ вв. эта ассимиляция была некритически воспринята в Европе и, как писал И.Лысяк-Рудницкий, «нам еще долго придется против этих закоренелых взглядов (или пересудов) бороться».

*Подробнее об этом можно прочесть в книге Наливайко Д. Очима Заходу. Рецепція України в Західній Європі XI-XVIII ст. К., 1998, глава 2