Марксист, который хотел остаться украинцем
Не везет Владимиру Винниченко с юбилеями! В последние дни 1949 г., за какой-то год и два месяца до смерти, он написал в одном из писем: «Хотя я и работаю уже больше 50 лет и в политике и в литературе, а до сих пор еще нигде ни одного моего юбилея никто не отметил. Но я бы сам, то сидя по тюрьмам, то находясь в эмиграциях и занимаясь важнейшими делами, не имел ни времени, и даже памяти на такие вещи...»
Досадно, но и теперь, когда украинский Исторический календарь зафиксировал 28 июля этого года 120-летие выдающегося писателя и политического деятеля, председателя первого правительства Украинской Народной Республики, юбилей В. Винниченко отмечался только общественностью, без участия государства. Не было постановления Кабинета Министров, не было традиционных в таких случаях «оргкомитетов», созданных органами государственной власти... Хотя соответствующие инициативы со стороны ряда учреждений и госадминистраций были. Но — все проекты «утонули» в высоких кабинетах, хозяева которых часто меняются, и каждый новый считает все, что было до него, недействительным... Что же, придется подождать еще пять лет...
А тем временем — образ и судьба Владимира Винниченко открываются современным исследователям с помощью архивов, в том числе и американских...
Эмиграционный архив В. Винниченко попал в США вскоре после смерти писателя. Профессор Григорий Костюк (которому теперь, не сглазить бы, — 98 лет!) сумел убедить вдову Винниченко Розалию Яковлевну, что будет лучше, если литературное наследство покойного, его рукописи и библиотека будут храниться за океаном. Так и появилось завещание Розалии Яковлевны, согласно которому архив В. Винниченко передается Украинской Свободный Академии Наук в США — вплоть до того времени, пока Украина получит государственную независимость. Когда же такое произойдет, то место ему — в Академии наук Украины...
Одна из ценнейших для науки частей архива — корреспонденция Винниченко. К счастью, Владимир Кириллович оставлял у себя копии личных писем. Корреспондентов у него было много — от друзей времен молодости, с которыми вместе «делали революцию», от женщин, которым он иногда адресовал тайные и нетайные послания, до таких политиков, как Сталин, Рузвельт, Масарик, Даладье, Раковский, Скрыпник... Эпистолярий Винниченко, который хранится в архиве Колумбийского университета, — это более 30 лет его жизни (1920-1951 гг.). Именно столько времени В.Винниченко был оторван от Украины — до самой смерти в городке Мужен на юге Франции...
МЕЖДУ БОЛЬШЕВИЗМОМ И НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕЙ
После неудачных переговоров с большевиками в 1920 г., когда Винниченко окончательно понял, что «облачить большевизм в украинскую одежду» ему не удастся, вчерашний премьер УНР уехал за границу. Желание «отряхнуться от политики» и сосредоточиться на литературной работе было очень сильным, однако и политика настигала, не давала покоя. Речь шла же о судьбе Украины. Он продолжал верить, что процесс возрождения нации — постоянный, что «в той или иной государственной форме этот процесс зафиксируется-таки когда-то» (из письма Евгению Чикаленко в последние дни 1919 г. из Вены). Правда, при этом уточнял: «быстрее всего и легче может существовать такая наша государственность, которая отвечает основе нашей нации — крестьянству и рабочему классу — то есть крестьянско-рабочая государственность, иными словами — большевистская, советская». В этих словах — ключ к пониманию Винниченко-политика. Всю свою жизнь он будет пытаться сочетать одно и другое — социалистическую идею с национальной, будет стремиться быть и украинцем, и коммунистом, — и именно поэтому не раз будет оказываться «между двух сил».
Некоторое время Винниченко жили в Чехословакии, однако вскоре поселились под Берлином. В 1925 г. переехали в Париж, а в 1934-м стали жителями городка Мужен неподалеку от Средиземного моря, где и встретили конец дней своих. И все это время, целых три десятилетия Винниченко не покидала мечта его молодости — свободная Украина «без холопа и господина»; мечта, которая определяла весьма специфическое положение этого политика и писателя в кругах украинской политической эмиграции, а также сложные взаимоотношения с большевистской властью. Для большей части украинских политэмигрантов он был импульсивным пробольшевистски настроенным политиком-неудачником, для большевиков — националистом и контрреволюционером. V Всеукраинский съезд Советов в 1921 г. объявил Винниченко «врагом народа». Произошло это после того, как Винниченко, разочаровавшись в большевистской власти, выпустил памфлет «Революція в небезпеці», в котором подверг резкой критике Российскую компартию. Конечно — за «единонедилимство», за измену революционных идеалов, «единоличие» в партии, в органах власти, управления и хозяйства, «упадок идейности», появление «новой буржуазии» из числа партийных чиновников.
В начале 1920-х в Украине существовали две Компартии — КП(б)У и УКП. Если первая была, по сути, «областной организацией РКП», то вторая отстаивала идею национал-коммунизма, украинской государственности. В.Винниченко инициировал создание Заграничной Группы УКП. Однако 11 марта 1921 г. ЦК УКП отрекся от Заграничной Группы. Через полгода самоликвидировалась и сама Группа. Винниченко получил возможность сосредоточиться на творчестве. Однако активный литературный труд не утолил его гражданский темперамент. Вместе с Никитой Шаповалом он учреждает общественно-политический журнал «Нова Україна», в первом (сдвоенном) номере которого помещена программная статья В.Винниченко «Единий революційно-демократичний фронт». В ней он камня на камне не оставил от централизаторской политики «московского большевизма». «Революция не только гибнет, костенеет, а уже погибла, уже превращается в свою противоположность», — писал Винниченко. Только что созданное СССР — не что иное, как прикрытие для новых «собирателей земли русской» и их намерений зафиксировать «отношения метрополии к своим колониям». Как точно замечено у Винниченко: «у большевизма есть еще такая сила, как мнение почти всей российской общественности, начиная от социалистической демократии и кончая монархизмом. В этом вопросе почти все российские политические течения образовали непровозглашенный, но ... единодушный, «единый национальный фронт».
Это ему, Винниченко, принадлежат афористические слова о том, что российская демократия заканчивается на украинском вопросе...
Централизаторской политике «московского большевизма» Винниченко предлагал в 1923 г. противопоставить «единый фронт украинской трудовой демократии», целью которого было бы «освобождение украинского народа от национального и политического гнета московской деспотической оккупации в форме украинского самостоятельного демократического государства». Правда, монархистам (сторонникам П. Скоропадского) и «отаманцам» (сторонникам С. Петлюры) он места в этом «едином фронте» не оставлял, хотя и понимал, что разъединенность украинства — на руку большевикам... Распыленность различных украинских политических групп, игра амбиций их лидеров не дали возможности реализовать винниченковский план. Подобные ситуации будут возникать еще не раз...
А в целом Винниченко-политик смыслом своей жизни считал участие в строительстве социализма. И когда V Всеукраинский съезд Советов объявлял его «врагом народа», то, как это ни парадоксально, речь шла о человеке, безгранично преданном идее «светлого будущего»! Это же Винниченко писал наркому образования УССР Николаю Скрыпнику: «Чего я в конце концов хочу? Только одного: возможности быть полезным в меру сил моих делу построения социализма». И не имеет значения, что эти слова датированы ноябрем 1931 года: точь-в- точь так же Винниченко мог сказать о себе и в начале века, и в 1917 г. «Всю свою сознательную жизнь я был марксистом и революционером-социалистом», — это из того же письма к Скрыпнику...
Странный, однако, это был марксист. Уже в 1926 г. он (раньше многих!) постиг, что «из красного большевистского яйца вылупляется фашизм», упрекал Ленина и его режим за маккиавелизм, за «нечестность с собой». И, конечно, вечным камнем преткновения были принципиально иные представления о национальной политике: Винниченко хотел, чтобы Украина была Украиной, и очень болезненно и резко реагировал на любое проявление великодержавного шовинизма, пусть и в большевистской оболочке...
«ВЫЕДУ В АФРИКУ...»
«Отряхнуться» от политики В.Винниченко так и не удастся. Он постоянно будет разрываться между литературным творчеством и зовом своего гражданского «Я». Но, собственно, и романы, и повести Винниченко широко «раскрывал» для политико-философских идей. Об этом — немного позже, а пока поразмыслим над тем, как жил этот человек, какой была повседневность супругов Винниченко, как, наконец, удавалось им решать проблему «презренного металла»...
Что касается средств на жизнь, то у В. Винниченко, кажется, было два источника. Первый — гонорары. В 1919 г. он даже собирался отдать старые долги своему «крестному отцу» Евгению Чикаленко, который, начиная с 1902 г., не раз выручал своего неприкаянного «крестника». Вместе с Ю.Тищенко Винниченко учредил в Вене издательство «Дзвін», где вышло его собрание сочинений и где увидели свет воспоминания в 3-х томах «Відродження нації».
До начала 1930-го Винниченко многократно издавали в УССР (харьковское кооперативное издательство «Рух» отважилось даже на 24-томник его сочинений!). Пьесы украинского писателя ставились на сценах театров Европы... Все это приносило заработок. Часть своих литературных гонораров Винниченко просил харьковских и киевских издателей пересылать его родным — отцу (мать умерла еще в 1913 г.), братьям, сестре... Второй источник, без которого жизнь таких политэмигрантов, как В.Винниченко, была бы материально нестерпимой, — это стипендии, которые чехословацкое правительство предоставило сотням украинцев (среди них был и Винниченко) после катастрофы УНР в 1920 г. Нужно отдать должное Винниченко: он лично обращался за поддержкой к президенту Чехословакии Т. Масарику, ставя вопрос: «Может ли украинская демократия надеяться на помощь чешской демократии в борьбе с царящим на Украине и в России произволом и деспотизмом господствующей олигархии?» Ответ Т.Масарика был утвердительным и действенным. Украинской политической эмиграции были предоставлены широкие возможности для обустройства своей жизни.
Интересно, что Винниченко все же отдал преимущество не Чехословакии, а Германии, а потом Франции. На то была весьма весомая причина. Весной 1918 г., после падения Центральной Рады, Винниченко отправился не в Каменец-Подольский, на запад, а в Бердянск, на восток. Тем самым он дистанцировался от тех политиков УНР, которые были сориентированы на поддержку Антанты. То есть — буржуазных, с точки зрения социалиста Винниченко, стран. Он опять хочет быть в стороне от кругов украинской эмиграции, настроенных на борьбу с большевистской властью. Этот парадокс Винниченко имеет простое объяснение: его устраивали социальные программы большевиков, он также мечтал о социализме, стремился видеть Украину социалистической, однако... независимой; он все еще надеялся, что в УССР что-то изменится, верх возьмут такие политики, как Н. Скрыпник, и тогда он, Винниченко, станет нужен своей социалистической Украине. Когда КП(б)У провозгласила политику украинизации, Владимир Кириллович встрепенулся, начал писать письма тому же Н. Скрыпнику, В.Чубарю, заявляя о своей готовности вернуться в Украину. «Семь лет я изолирую себя от всякого соприкосновения с антисоветскими элементами и живу почти уединенно, — писал он Н. Скрыпнику в ноябре 1931 г., — семь лет я отклоняю всякие предложения сотрудничества в буржуазной чужой прессе...» Винниченко все еще надеется, что будет нужен Украине, поэтому и пытается пристально следить за ходом событий в СССР, не забывая безжалостно критиковать при этом большевиков за измену идеалов. Такая позиция имела немало уязвимых мест. Она предопределяла вечные винниченковские шатания, противоречивость характеристик режима в СССР, импульсивность некоторых шагов... Хотя нужно признать, что в главном — «Я за социализм, но и за свободную Украину» — Винниченко все-таки был последовательным...
А в Украину его так и не пустили. От отчаяния он спасался работой... Поселившись в 1925 году в Париже, Винниченко через некоторое время взялся строить «хату- рабітню». Для этого пришлось брать кредиты и израсходовать все гонорары. С этим своим домом он будет иметь впоследствии много хлопот и даже неприятностей. «Хорошие люди» из числа французских украинцев обманут писателя, спроектируют не то, что нужно, а потом к этому всему прибавится еще и судебная волокита. Винниченко, уже живя в Мужене, будет пытаться продать этот дом, но безуспешно...
А в начале 1930-х к Винниченко пришли настоящие трудности. Издание произведений в УССР прекратилось, гонорары перестали поступать. Винниченко засыпает Скрыпника письмами: «... возможно, покину не только Францию, но и Европу, и буду жить в таких условиях, что никакого почтового сообщения со мной не будет... Выеду в Африку, где есть возможность найти работу, которая даст мне возможность существовать ». Безысходность заставила Владимира Кирилловича вспомнить о кисти художника: он берется за рисование с надеждой, что сможет пересылать свои картины знакомым украинцам в США, и за вырученные там деньги они с Розалией Яковлевной как-то будут жить. Ничего из этой затеи не выйдет. Зато в США окажется большая (около сотни работ) коллекция картин Винниченко — тех самых, которые 8 мая 2000 г. в посольстве Украины в Вашингтоне президент УСАН Олекса Биланюк будет вручать премьер-министру Виктору Ющенко...
И здесь следует вспомнить об истории одной странной дружбы — дружбы Владимира Винниченко с художником Николаем Глущенко, которая началась еще в Германии. В архиве Колумбийского университета есть несколько писем Винниченко к Глущенко, датированных 1934 — 1935 годами. Это поразительные человеческие документы! Заметив, что отношение Глущенко к Розалии Яковлевне и Владимиру Кирилловичу резко изменилось (после того, как в советской прессе поднялась новая волна разносной критики в адрес Винниченко), бескомпромиссный в своей «честности с собой», писатель предлагает недавним друзьям порвать всякие взаимоотношения. «Мы понимаем, что у Вас есть определенный интерес, вызывающий это изменение...» Значили ли эти слова Винниченко, что он о чем-то начал догадываться? Ведь это только спустя много- много лет станет известно: Глущенко был советским разведчиком, и, вне всяких сомнений, ему приходилось информировать своих «шефов» и о действиях, обстоятельствах жизни политэмигранта с Украины, который когда-то возглавлял правительство УНР...
В 1935 р. М. Глущенко вернулся в СССР. Точнее было бы сказать: его отозвали... А 19 июля 1935 г. Винниченко пишет своему недавнему другу очень резкое письмо, в котором есть такие слова: «Ваша религия, Николай Петрович, Ваше самое дорогое и «святое», — это материальный интерес... Я пишу Вам по-русски. Пишу так, потому что в глубине души, я не считаю Вас настоящим украинцем. Называете Вы себя украинцем не всегда, не везде, не так, как должен называть себя член угнетенного коллектива, а только тогда и там, где это Вам выгодно..... У Вас никаких убеждений и идейных установок не было никогда и нет теперь...» Возможно, что Владимир Кириллович так до конца и не «разгадал» художника Николая Петровича Глущенко, который в недавно изданной книге бывшего сотрудника КГБ назван выдающимся разведчиком масштаба Р. Зорге...
МЕЧТЫ НА ФОНЕ ВОЙНЫ
В Африку В.Винниченко не выехал, однако и в Париже в начале 1930-х ему стало неуютно. Больше всего донимало безденежье. Возникала даже мысль «с торгов продавать дом». Сдерживало то, что после этого можно было остаться «и без дома, и без денег». Непросто складывались взаимоотношения с кругами украинской эмиграции. В 1920-е Владимир Кириллович и Розалия Яковлевна часто выезжали на лето на юг, к морю, а теперь решили поселиться там навсегда. Купили старый дом с 1,5 га. земли в местечке Мужен, оформили в соседнем Грасси (где жил И.Бунин) необходимые документы, — и с октября 1934 г. начался последний, муженский период в жизни писателя.
В письмах той поры можно найти довольно детальные «репортажи» о том, как Винниченко обживались на новом месте. С большим трудом удалось привести в порядок усадьбу, отремонтировать дом. С каким вкусом, азартом писал об этом Винниченко! Он мечтал о порядке, красоте, гармонии, — некоем оазисе счастья, не иначе. «Кончаю вычищать из старой провансальской крестьянской усадьбы грязь и мусор, накопленные веками, — рассказывал он корреспонденту одной украинской газеты. — Какие мои дальнейшие планы и намерения? Очень широкие: вычистить эту часть земли, которая прилегает к дому, истребить в ней вековую сельскую запущенность, сделать ее плодородной».
Ежедневная жизнь супругов была очень простой, непритязательной, приближенным к природе, — и это был принцип! Уже где- то с 1928 г. Винниченко начинает разрабатывать свою «философию счастья» (конкордизм), которая предусматривала строгое соблюдение нескольких правил. О некоторых из них он писал в письмах к друзьям. «Что касается совета, как не болеть, то он очень прост: не есть ни мяса, ни рыбы, ни даже вареного ничего. Только одни фрукты, орехи и сырые овощи. Пить и курить Вы (Ю.Тищенко. — В.П. ) бросили, и этим уже очень приблизились к этому способу жизни. Мы так живем уже пятый год и никогда не болеем».
Тема счастья, путей его достижения становится главной в жизни писателя. Из Парижа он еще успел отправить Н. Скрыпнику рукопись трактата «Щастя» с надеждой, что нарком сумеет «благословить» этот труд и он будет издан в УССР. Ничего не вышло. Летом 1933-го Скрыпник застрелился. Винниченко стало окончательно ясно, что худшие его прогнозы относительно развития событий в СССР сбываются...
В 1936 г. он уже не сомневается в том, что Европу ожидает большая война. И тогда у этого странного жителя Мужена появляется еще один проект: он пишет письмо Сталину на 14 страницах, в котором пытается убедить советского вождя в необходимости... дать Украине независимость! Точнее, речь шла о протекторате нескольких европейских стран над Украиной. Винниченко понимал, что его родина станет разменной картой в большой игре, и именно поэтому настаивал: взяв Украину под общее «крыло», можно помешать планам Гитлера... Аналогичные послания Винниченко адресовал не только Сталину, но и руководителям еще нескольких крупных стран Европы. Утопия? Или, может, соломинка, за которую хватался бывший премьер УНР?
В одном из писем Сталину Винниченко советовал заняться «организацией духовного фактора самообороны», одним из средств которого он считал «использование громадной, стихийной и созидательной силы национального чувства народа». Это было маленькой хитростью Винниченко: национальное чувство действительно является фактором самообороны (и его Сталину таки придется вскоре, когда война начнется, мобилизовывать, «эксплуатируя» историческую память народа и элементарные национальные инстинкты), — но в замысле Владимира Кирилловича было и то, о чем он не говорил открытым текстом. Винниченко понимал, что разбуженное национальное чувство украинцев рано или поздно выльется в могучее желание свободы, государственной свободы... Перехитрить, убедить Сталина не удалось... Интересно, что в 1930-е годы Винниченко не раз вспоминает и Троцкого, читает его «Бюллетень оппозиции» и даже пишет в редакцию этого издания. Никаких иллюзий относительно симпатий Льва Давыдовича к Украине у него не было, однако Троцкий вызвал у него интерес как жесткий критик сталинизма (правда, с предостережением: «я не вижу, по сути, особой разницы в поведении Сталина и поведении Ленина или Троцкого с начала даже октябрьской революции»). А кроме того, некоторые из оценок и прогнозов этого политизгнанника интересовали Владимира Кирилловича с точки зрения его личных проектов возможного передела Европы: «Когда такие политики, как Л.Троцкий, которые охотнее замалчивают вес украинского вопроса, чем его поднимают, публично признают, что украинский вопрос будет играть едва ли не решающую роль в судьбе всей Европы, а то и целого мира, то нам, украинцам, не следует этого веса недооценивать. Поэтому отнимать украинские силы для какой-нибудь иной акции — поступок безрассудный». Это — февраль 1940 г.; Винниченко реагирует на предложение Шульгина инициировать организацию добровольцев — украинцев Франции — на поддержку Финляндии, с которой начал войну Сталин.
Когда немцы придут во Францию, они разыщут в Мужене Владимира Винниченко и предложат ему возглавить «украинское правительство». Но он откажется, не желая быть марионеткой в руках гитлеровцев, и поплатится за это несколькими неделями концентрационного лагеря...
Писем В.Винниченко времен войны в архиве нет. Есть другие, написанные уже впоследствии, — в них попадаются упоминания о пяти полуголодных годах, прожитых в условиях оккупации. «Мы за все годы войны ничего не зарабатывали и едва держались тяжелой физической работой, чтобы не умереть с голода». Жить оставалось недолго, всего несколько лет. Именно на них Винниченко возлагал особые надежды, надеясь, что ему удастся таки осуществить свою миссию...
МИССИЯ
Несколько лет после войны, вплоть до самой смерти, Винниченко будет пытаться покинуть Европу и переехать в Америку. Французского подданства Владимир Кириллович и Розалия Яковлевна не принимали по принципиальным соображениям, — желали быть только гражданами Украины. Поэтому имели они на руках так называемые «Апатриды», бывшие «нансеновские» паспорта. Люди без родины, изгнанники.
В мае 1945 г. Винниченко объявляет, что начинает «всечеловеческую акцию». Уже много лет он обдумывал, писал, воплощал в жизнь свой «Конкордизм», философию счастья, и теперь наступил тот момент, когда появилось ощущение своей учительской миссии. Быть полезным человечеству — этот императив издавна двигал Винниченко, определяя размах его проектов. Конкордизм — это то, к чему он шел всю жизнь, начиная, возможно, с 1905 года, когда ему открылась картина страшной дисгармонии: несовершенные люди, несовершенное общество, несовершенное, противоречивое, готовое к самоуничтожению человечество...
Как преодолеть дисгармонию и построить счастье? Это вопрос вопросов в художественных произведениях В.Винниченко, написанных как до революции, так уже и в последний период его жизни. Что же касается трактата «Конкордизм», то писался он как универсальное учение, которое следует проповедовать, а изложенные в нем правила — строго соблюдать. Винниченко сформулировал 13 таких правил, считая их ступеньками к счастью.
1. Во всех сферах жизни твоей освобождайся от гипноза религии и будь простой частицей природы.
2. Будь в согласии с другими, не вредными тебе живыми существами на земле и по возможности находись в движении, на воздухе, в ближайшем контакте с солнцем, растением.
3. Не питайся ничем, не присущим природе человека, то есть ничем, что не приготовлено на кухне матери-природы.
4. Будь целостным, иными словами: делай так, чтобы каждое твое действие была проявлением согласования всех, или подавляющего большинства главных сил (инстинктов, подинстинктов, ума, чувства, подсознания, воли).
5. Будь честным с собой...
6. Согласуй слова и дела, то есть: что признаешь на словах, то выполняй на деле. Что проповедуешь другим, то делай сам в своей личной жизни.
7. Будь последовательным до конца.
8. Не пытайся любить ближних без личной оценки и не претендуй на их любовь, не будучи ценным для них.
9. Всегда помни, что все люди и ты сам больны страшной болезнью дискордизма. Борись с ней не догмой, не ненавистью, не наказанием, а пониманием, жалостью, помощью.
10. Живи только собственным трудом.
11. Люби того, кто мил тебе, но семью создавай только с тем человеком, которого ты всей душой и всем телом твоим хотел бы (хотела бы) видеть матерью (или отцом) детей твоих.
12. Не господствуй и не подчиняйся господству.
13. Будь ни над коллективом, ни под ним, ни вне его, а только активной преданной клеткой его. И тогда даже страдания за него будет тебе высшей радостью.
В Винниченко проснулся проповедник, миссионер. Его новый проект в том и состоял, чтобы переселиться в Америку и оттуда начать «акцию конкордизма». Расчет был на поддержку «Товариства ім. В.Винниченка» в Детройте, других сторонников из числа американских украинцев, а также на деньги, вырученные за продажу дома в Париже и «угла» в Мужене. По замыслу, Владимир Кириллович должен издать «Конкордизм» (а это большой том страниц на 500), заняться чтением платных лекций и литературным трудом, который давал бы для него с Розалией Яковлевной средства на жизнь.
В послевоенной Франции супруги чувствовали себя, как в тюрьме. «В той сфере, где мы можем быть полезными, разбираемся в ней, мы во Франции не можем найти работы», — жаловался Винниченко Никифору Григориву 14 ноября 1947 г.
А вот упреки уже и не на обстоятельства, а на нацию, которой он всю жизнь служил так. «Мне не по себе и даже стыдно сознаваться, когда меня спрашивают люди, немного знакомые с украинским движением, на самом ли деле меня считают в украинстве как неплохого писателя и что я когда-то был председателем украинского революционного правительства, первого правительства первого нормально организованного (до некоторой степени) украинского государства. Сам я никогда не говорю никому об этом, одной и то не малой причиной этого является стыд за украинскую нацию и за себя: никто здесь не может понимать, как могут культурные члены украинской нации, хотя бы в эмиграции, объяснить тот факт, что ее «крупный писатель» и первый председатель правительства возрожденного государства вынужден жить так, как он живет...»
Уже и теперь, на склоне жизни, почти 70-летний Винниченко оставался политическим противником для большей части украинской эмиграции, не говоря уже об официальных кругах в УССР. Оставалось разве что по-философски погрустить по поводу традиционного «украинского безразличия ко всему родному вообще, а к писательству в частности» (как писал по подобному поводу П.Грабовский), а также утешится надеждой на более благодарных, чем современники, потомков...
В Америку В.Винниченко так и не попал. Друзья из Детройта почему-то приглашали его одного, без жены, — он отказался. Возникли еще и проблемы с визой: кто-то из парижских украинцев «настучал» в посольстве США во Франции, что Винниченко — это коммунист, его не стоит пускать в Америку...
«Всечеловеческая акция» проваливалась. Возможно, в какой-то вечер в своем «уголке» в Мужене Владимир Кириллович листал эти же папиросные листы — копии своих писем, написанных в эмиграции. Сколько надежд, проектов, сколько страсти вложено было в них! Письма к Анри Барбюсу, которому Винниченко пересылал свою рукопись «Щастя», а потом радовался, когда Барбюс ответил: «Это такая революционная книга, что очень трудно будет во Франции найти для нее издателя. Это книга нового человека...» К американскому президенту Рузвельту и главе канадского правительства, которым муженский мечтатель предлагал в 1937 г. идею всемирного плебисцита: надвигалась мировая война, и Винниченко надеялся остановить ее с помощью опроса граждан всей планеты — пусть скажут, войны или мира они хотят... К Андре Жиду, автору книги-памфлета «Возвращение из СССР»: Винниченко просил его ознакомиться с романом «Вічний імператив» и написать, по мере сил, предисловие...
К Сталину — со странной надеждой, что тот заинтересуется идеей конкордизма («Как счастливы были бы все сторонники конкордизма, если бы Вы, Иосиф Виссарионович, согласились оказать ему поддержку и помощь...»)
Все это уже более полувека находится в архивных коробках, которые время от времени просматривают некоторые исследователи из Украины. Архив ждет. Ждет возвращения домой, как и было завещано вдовой писателя. Миссия возвращения наследства Владимира Винниченко должна быть осуществлена — руководством Украинской Свободной Академии Наук в США и украинским правительством. Было бы только взаимное желание...
«Вы с определенным чувством и выражением заметили, что я претендую на роль пророка, — писал В.Винниченко в одном из писем 23 июля 1941 г. — ... Теперь отвечаю вам: да, всей душой всем разумом и чувством своими хотел бы быть пророком учения, могущего дать людям облегчение от их страданий. Быть пророком жизни, полной радости, силы, согласованности сил, то есть того, что мы называем счастьем. Это, мне кажется, настолько высокая и прекрасная цель, что каждый, кто только чем-нибудь может ее осуществлять, должен не только не стыдиться хотеть быть пророком, проповедником такого учения, но и всеми силами стремиться к нему».
Винниченко был из породы одержимых людей. Его миссионерские проекты иногда напоминают великие утопии. При благоприятных обстоятельствах он мог бы закончить какой-нибудь конкордистской коммуной наподобие тех, которые устраиваются в различных уголках планеты современными Учителями и Пророками. Кто знает, может, это был бы далеко не худший украинский проект — проект поиска людьми дороги к храму?
Впрочем, судить можем о том, что состоялось. А состоялся прежде всего Винниченко-писатель. В эмиграции он много написал. Хотя многое из того, что было создано, на много лет останется без движения в ящиках. Вспомним хотя бы самое главное. Романы «Сонячна машина», «Поклади золота», «Вічний імператив», «Лепрозорій», «Нова заповідь», «Слово за тобою, Сталіне!», пьесы «Пророк», «Над», «Ательє щастя», «Пісня Ізраеля», книга рассказов «Намисто», начало эпопеи «Хмельниччина»...
Он был мечтателем и выдающимся писателем — при всех «перепадах уровней» в своем творчестве. А так — ничем, казалось бы, не отличался от других. Рост — 174 см и 42 размер обуви...
По материалам
архива Владимира Винниченко
в Колумбийском
университете (США)
