Василий КУЙБИДА: «Львов — очень ревнивый город»

 Он любит гулять по Львову пешком и сокращать путь проходными дворами. А еще он очень интересный собеседник. Обещанное часовое интервью уже давно перевалило на третий час, когда я (нужно же иметь совесть, восемь часов вечера, воскресенье) с искренним журналистским сожалением начал прощаться. 

Но за красивые глаза и умение плести байки в насквозь скептическом Львове второй раз подряд на должность мэра не выбирают. Да еще и тремя четвертями голосов. Не все так просто. При его правлении приводились в порядок целые кварталы старой части города и разрушались исторические памятники. Решалась транспортная проблема и осталась нерешенной проблема водоснабжения. В конце концов, повезло ли Львову с городским головой конца 90-х, мы узнаем потом. Точки над «i», как всегда, расставит время. Сегодня же мы просто говорили о прошлом, отслеживали, как модно стало говорить, генезу Василия Куйбиды, чтобы узнать, кто он и откуда. И сознательно избегали разговоров о работе и планах. Об этом как-то в другой раз.

СНЕГА

— Василий Степанович, у вас достаточно оригинальная и далеко не галицкая фамилия. Не пробовали докопаться до ее происхождения?

— Как утверждают семейные сказания, Куйбида появился на Прикарпатье с войсками Богдана Хмельницкого. Была война. И раненый казак остался здесь. Остальные вернулись, а ему, по-видимому, пришлась по сердцу какая-то галицкая красавица.

— И с тех пор все Куйбиды влюбляются в наших красавиц? Как познакомились ваши родители, например?

— Встретились они в Коми АССР, в шахтерском городке Интe. Хотя оба родом с Ивано-Франковщины. Мать из небольшого села Сукиль на Долинщине, отец из села Довжка около Калуша. Родители были осуждены военным трибуналом. Сначала отец, немного позже — мать. Отбыли свой срок от звонка до звонка: тюрьмы, лагеря, ссылки. Отец участвовал в движении Сопротивления. Когда его арестовали, ему было всего 18 лет. Мать была осуждена по той же причине.

— Чем занимались ваши родители там, на Севере?

— Отец и в лагерях, и в ссылке был шахтером, другой профессии там не было. Мать также работала на шахте. Маму сделали инвалидом в тюрьме. А отец стал инвалидом уже в ссылке. На шахте, где он работал, произошел обвал. Вся смена погибла, кроме него. Для него, как и для всех других уже приготовили гроб. Больше месяца он ждал его, пока он не пришел в себя. Но выжил.

— У вас остались какие-то яркие воспоминания о Севере? Все-таки все раннее детство прошло там.

— Я не могу сказать, что я его хорошо помню, но есть несколько очень четких воспоминаний. Помню, как мы с родителями ходили вскапывать огород. Любопытная натура у украинцев: даже среди вечной мерзлоты ищут лоскуток земли, чтобы в ней поковыряться. Хорошо помню и этот длиннющий барак, в котором мы жили. Зимой наносило так много снега, что засыпало до самой крыши. Прорубали ходы, расчищали настоящие улицы среди снега.

РОДИНА

— Как вас встретила Украина? Вы вернулись, кажется, в 63-м?

— Я возвращался с матерью. Отцу еще нельзя было сюда. Приехали в Украину вчетвером: бабушка, мать, я и младший брат. Старший брат Алексей умер по дороге из Москвы, на станции Навля, где и похоронен. Поселились сначала в мамином селе Сукиль. Нас нигде не хотели прописывать, нигде не давали возможности жить, в каждое село часто наведывалась милиция и пыталась спровадить. В конце концов, мать прописали, но теперь не прописывали вернувшегося отца. Несколько раз приходили милиционеры, выносили его из избы и требовали, чтобы он уезжал. В конце концов, перебрались в Болехов, небольшой городок на Долинщине. Купили разрушенную колхозную контору. Хорошо, что это лето было: до зимы сделали что-то похожее на избу. Жили очень бедно. Мать — инвалид, отец — инвалид, немощная бабушка и двое детей. Пенсия мизерная. Приходилось есть и лебеду, и крапиву, потому что даже на хлеб не всегда хватало денег. Бывало и такое, что мать, скажем, хотела купить капусту, а продавец заявлял, что «врагам народа» продавать капусту не будет.

— Неужели даже в Галичине к репрессированным было подобное отношение?

— Было по-разному. Все, очевидно, зависит от человека. Кто мы такие, знали, наверное, все. И поэтому, скажем, тот, кто боялся за свою репутацию и будущее, старался нас обходить. Но тоже не все. Например, моя учительница математики, классная руководительница, член райкома партии, убежденная коммунистка, приходила к нам, приглашала меня к себе, давала книги. Были и другие учителя. Другая классная руководительница оставляла меня после уроков, расспрашивала, кто к нам приходит, что говорят...

— Хотела сделать из вас этакого Павлика Морозова...

— Ну, я же понимал суть вопросов и для чего их задают. В нашу избу очень часто съезжались вышедшие из лагерей, сидевшие вместе с моими родителями. На все праздники они приезжали к нам или мы к ним. Кстати, мать моей жены сидела в лагерях вместе с моей матерью. Их нары были рядом.

— А милиция не разгоняла эти «подозрительные сборища»?

— К нам милиция очень часто наведывалась. И даже когда в области что-то случалось с соответствующей политической окраской, например, в Ямнице под Франковском появился сине-желтый флаг, то обыск сначала делали у нас. Отец имел неугомонный нрав, да и до сих пор имеет. Человек огромной силы воли. Инвалид, который вообще не мог двигаться — открытая форма туберкулеза легких. Но каждое утро он с нами делал зарядку. Отец — в кровати, а мы с братом — рядом. Со временем и туберкулез отступил, отец отбросил костыли, и, когда мы оканчивали школу, то на перекладине он делал все то же, что и мы. А тогда его, инвалида, арестовывали, держали несколько суток, затем опять отпускали. Работу, даже самую простую, найти он не мог.

— Павликa Морозова из вас, говорите, не вышло. А хотя бы пионером были?

— Отец запретил вступать. Но в школе, естественно, все были пионерами. Психологически тяжело было маленькому человеку противостоять учителям. Меня приняли. Хотя сначала, насколько мне известно, были сомнения. Когда я окончил школу, также возникли сомнения: давать или не давать Куйбиде золотую медаль. И решался этот вопрос на бюро райкома партии. Кто-то накануне написал донос, что я занимаюсь антисоветской пропагандой. И еще у меня был один минус: в десятом классе мы заполняли анкету, где спрашивали о вере в Бога. Изо всей школы неатеистами оказались двое, и одним из них был я.

— Тем не менее, золотую медаль дали?

— Дали. Ко мне учителя вообще хорошо относились. Я, возможно, немного чудаковатым был. Скажем, в восьмом классе я взял институтский учебник по биохимии и выучил биохимию. Но перед этим я прочел учебники по химии, биологии за 9—10 классы. Учительница химии очень удивлялась, зачем мне это нужно. А меня тогда это интересовало. Математический анализ я проштудировал в девятом классе. Учитель физики спрашивал: «Василий, зачем это вам?» (ко мне он обращался на «вы»). «Вы поступите в институт, будете это изучать на третьем курсе». А мне это также тогда было интересно.

— Вас это интересовало больше, чем обычные юношеские развлечения?

— Их у меня не было. По разным причинам. Я не мог себе позволить, скажем, купить за рубль 10 абонементных билетов в кино. Просто у нас этого рубля не было. В школу я ходил в латаных штанах, зимой — в валенках. В десятом классе мне купили военные ботинки — я уже почувствовал себя несколько иначе. Первую свою рубашку я приобрел уже тогда, когда учился в университете, когда заработал немного денег в Тюмени. А так мать просто покупала полотно и шила для нас всех — так было дешевле.

Спиртное я не употреблял и не употребляю до сих пор. Я хотел заниматься спортом. В школе у меня были проблемы со здоровьем, меня даже освободили от уроков не только физкультуры, но и труда. Но имея перед собой пример отца, я за несколько лет избавился от этого. В 9-м классе я 37 раз подтягивался на перекладине. И руку мне пережать уже никто в школе не мог. Начал заниматься борьбой и все время был чемпионом. И позже 10 раз становился чемпионом университета по вольной и классической борьбе, был кандидатом в мастера спорта.

— А ваши знаменитые усы тогда уже были?

— Сколько себя помню.

— И что, ни разу не брили?

— Ни разу.

ЛЬВОВ

— Золотая медаль — это, конечно, плюс. Но и анкета у вас была по тем временам, мягко говоря, не из лучших. И все же, вы попали во Львовский университет.

— Я был победителем различных олимпиад и получил приглашение от ректората Львовского университета на факультет прикладной математики и механики. Очевидно, не знали, кому посылают приглашение. Мне тогда больше хотелось на исторический или филологический. Та же учительница математики, которую я вспоминал, сказала: «Василий, я тебе советую идти на математический. Там всегда два плюс два было четыре».

— Для родителей и ваша золотая медаль, и поступление в университет были незаурядным подарком?

— Мать всегда хотела видеть меня образованным. В нашей семье книгу почитали всегда. Мать, я уже рассказывал, писала хорошие стихи. Ее самообразование (а закончила она только четыре класса) позволяло ориентироваться во многих вещах. Она первой читала купленные мной книги, а уже потом давала их мне и говорила: «Вот это обязательно прочти». На 20-летие мать подарила мне 50-томник Франко. И первая прочла все 50 томов.

— А не стояла перед вами дилемма: ехать или не ехать? Родители же бедствовали и, вероятно, надеялись, что вы будете зарабатывать на жизнь.

— Я зарабатывал на себя с

8-го класса. Одна из моих первых профессий — трубоукладчик гончарного дренажа, которую освоил на каникулах в восьмом классе. Работал в строительно-монтажном управлении или просто разгружал грузы. Работы я не боялся. А дилемму решила мать: «Иди, Василий, учись дальше. Мы как-нибудь продержимся». Вы знаете, я до сих пор помню, как она меня провожала зимой на областную школьную олимпиаду в Ивано-Франковск. Нужно было выезжать в четыре часа ночи, чтобы приехать туда заблаговременно. Мать с утра прочистила тропинку к дороге, вывела на дорогу, благословила, и я видел слезы на ее лице. Этот взгляд сопровождает меня всю жизнь.

— У вас математический склад ума. Это помогает руководить городом?

— Знаете, при любой работе любой ум — если он есть — это уже хорошо.

— А писать стихи?

— Во всяком случае, не вредит. Между математикой и поэзией много общего. Они являются квинтэссенцией — то ли чувств, то ли природы. И обе не терпят лишнего. Это сжатая, голая правда.

— Хорошо, и как же вам удалось защитить вашу «голую правду»?

— Непросто. Я закончил аспирантуру, подал на защиту диссертацию. Кафедра подала ходатайство, чтобы меня оставили работать преподавателем. Но совершенно иные соображения были в 1-м отделе. Кто-то решил, что мое происхождение и научная деятельность — вещи несовместимые. Дальше — больше. Серьезные проблемы начались и у моего научного руководителя, профессора Мартыновича. Представляете, ученого с мировым именем пропесочивают на различных парткомах, портрет его снимают с институтской Доски почета. Я пытался встретиться с ректором, убедить его, что профессор Мартынович ничего не знал. Но ректор даже не захотел разговаривать со мной.

— Вы работали во многих местах. Можете ли вы хотя бы для себя определить, где работа приносила наибольшее удовлетворение?

— С точки зрения того, что удалось сделать, лучше всего мне работалось все-таки в первые годы работы в горсовете. А вообще, я от любого труда получаю удовлетворение. Даже когда подрабатывал грузчиком, был в хорошем настроении, когда работа была сделана.

— Вас можно назвать трудоголиком?

— Видимо, да.

— А как же семья? Неужели их устраивает, что вы, например, сегодня, в воскресенье, сидите на работе?

— Конечно, нет. Но у меня очень добрая, очень мудрая жена. Она, кстати, также родилась в Инти. Видите, наши родители отсидели по 10 лет, чтобы у нас была надежда на нормальную жизнь. А нам теперь нужно только работать. Это не самая большая жертва.

СЕМЬЯ

— Итак, вы познакомились с женой еще в детстве, в Интe?

— Нет, в Интe подружились наши родители. Потом, после освобождения, семья моей будущей жены часто приезжала к нам.

— Брак после длительного знакомства предполагает хорошее взаимопонимание людей...

— Знаете, моя жена — человек, на которого можно положиться. Она меня понимает и не ропщет, что у меня не хватает времени на семью. Когда я собирался поехать на учебу в Киев в Академию государственного управления, у нас только что родился сын. Жена с матерью провели своеобразный «женский совет» и решили: поезжай. Я учился год, приезжал во Львов редко, очень редко, а жена с матерью-инвалидом вдвоем подняли ребенка.

— Имя сыну выбирали сами?

— Да оно как-то само собой вышло, долго не думали. Дед Степан, вот и сына назвали Степаном.

— А со старшей дочерью как? Дает о себе знать конфликт поколений?

— Дочь только что окончила школу. До серьезных конфликтов не доходит. Иногда вдвоем с сыном пытаются противостоять отцу, отстаивать, так сказать, свои права. Но это так, в мелочах.

— Следовательно, времени даже на собственную семью, как я понял, маловато. Но это в будни. А отдыхаете хотя бы вместе?

— Вместе. Я очень люблю наши Карпаты, поэтому все последние годы старался всей семьей отдыхать в Трускавце. Ходили в пешие походы, с палаткой, костром — все, как положено. А в этом году больше двух недель провели в Ялте. День Конституции отпраздновали с пятилетним сыном покорением Ай-Петри. Прошли 10 километров вверх. Красивая Ялта. Но отдыхать лучше все-таки в Карпатах.

— От Карпат и до родительского дома ближе. Часто наведываетесь? Я припоминаю, во львовской прессе промелькнуло сообщение, что Василий Куйбида в отпуск поехал домой сено косить.

— Было такое, перед самой Ялтой. Провел несколько дней с косой в руках. Раньше я действительно частенько ездил к отцу. Но сейчас похвастаться не могу. Отец еще и никогда не попросит о помощи, старается все делать сам. Если я предупреждаю, что приеду навестить и помочь, то к моему приезду все уже сделано. Приходится ехать без предупреждения.

ДРУЗЬЯ

— У городского головы есть или, точнее говоря, остались друзья?

— У меня очень добрые друзья. В основном, университетские. Мы вместе уже много лет. Много было товарищей старших — друзья моего отца становились моими друзьями. В литературу меня, например, ввел известный переводчик Григорий Кочур, могу назвать этого человека своим другом и учителем. К сожалению, многих из них уже нет.

— А для тех, которые остались, время у вас находится?

— Они друзья, поэтому понимают, что времени у меня нет. Я знаю, что они придут, когда мне будет тяжело.

— Возможно, не нужно ждать, когда будет тяжело. Возможно, они могли бы помочь уже сейчас.

— Никто не сделает за тебя работу, которую ты должен сделать сам. И нельзя даже на самых близких перекладывать собственную ответственность.

— А не тяжело все бремя ответственности нести самому?

— Вероятно, мне помогает внутреннее ощущение, что мое дело — правое. Я никогда не делюсь неприятностями даже с матерью и женой. Никогда не перекладываю свои эмоции на них. Лучше возьму, перечитаю какую-нибудь книгу по философии. Это восстанавливает равновесие.

— Похоже, что, кроме философов, самые близкие друзья для вас — жена и мать.

— Наверное, да. В конце концов, я живу с ними.

— Кстати, о жилище. Я знаю, что вы живете с семьей в двухкомнатной квартире в обычном высотном доме.

— Кстати, это моя первая собственная квартира — до этого слонялся по общежитиям. У меня были только книги. Друзья принесли мебель. Тот принес стулья, тот сервант — так и поселился. А столы на кухне и в комнате, стеллажи для книг я сделал собственными руками.

РАТУША

— В 90-м, когда на волне национального возрождения в городской Совет пришли новые люди, вы заняли относительно скромную должность председателя комитета народного контроля. На следующих выборах, в 94-м, вы уже баллотировались на должность городского головы и победили. Аппетит, так сказать, пришел во время еды, или амбиции относительно высшего городского кресла у вас были уже восемь лет назад?

— Тогда у меня не было амбиций и относительно председателя КНК. Меня убедили, что я должен им стать. А уже работая в народном контроле, я воочию убедился, насколько вредной была старая система управления. Система просто перемалывала людей и ресурсы, а нам выбрасывала изувеченные ею жертвы. Я видел: то, что делается, является злом, но не знал, как можно сделать иначе. И поэтому сложил с себя полномочия и снова поехал варить макароны в общежитии в Киеве. В Академии государственного управления собралось много достойных людей, среди них и бывшие управленцы, которых также интересовал вопрос «как?». Кое-кто прошел стажировку при правительствах различных государств. Словом, год в Академии дал мне очень много, и я считал, что могу предложить свои услуги обществу. Но и тогда, в 94-м, в мои планы не входило кресло председателя. Я собирался закончить докторскую, а дальнейшие мои планы касались, скажем так, не Львова. Но сложилось так, что довольно разные политические силы, едва ли не впервые объединившись, сошлись на моей кандидатуре. А дальше вы знаете.

— Да, как и о том, что некоторые из них затем отказались поддерживать вас. Но джина уже выпустили на свободу. Вас легко вывести из равновесия?

— По-разному бывает. Я не имею права руководствоваться эмоциями. Но иногда вырывается. Слава Богу, не слишком часто. А отрицательных эмоций вне работы у меня нет.

— Вы едва ли не первый на памяти нынешнего поколения городской голова, имидж которого продуцируется ну просто на американском уровне. Предвыборный прыжок с парашютом, снимки в прессе: Василий Куйбида косит траву... Это вы сами придумываете, или работает команда имиджмейкеров?

— Знаете, я ведь недаром учился в Академии. И «паблик рилейшн» нас обучали хорошие преподаватели. Это обычная профессиональная работа. А траву косил — чтобы помочь отцу, а не для газетных публикаций. В конце концов, как и все остальное.

— На Востоке, когда хотят узнать о человеке, спрашивают: «Где твое сердце?».

— Для меня робота чрезвычайно много значит. Я здесь ежедневно с семи утра до 10 — 11 вечера. В воскресенье позволяю себе прийти домой после обеда. Но я действительно очень люблю своих детей, люблю общаться с сыном, просто прийти домой, надеть боксерские перчатки и часик с ним потолкаться.

— Так что, ваше сердце разорвано пополам?

— Просто в нем, по-видимому, хватает места и для работы, и для семьи. А вообще, наш город очень ревнив и любит, чтобы ему отдавались полностью.

Справка Дня

Василий Куйбида родился 8 мая 1958 года в городе Инта (Республика Коми, Россия) в семье репрессированных. Закончил факультет прикладной математики и механики Львовского государственного университета имени Ивана Франко, аспирантуру при инженерно-строительном факультете Львовского политехнического института, юридический факультет Львовского госуниверситета, Академию государственного управления и самоуправления при Кабинете Министров. Работал во Львовском политехническом институте, в институте «Укргражданпроект». В 1990 году как представитель демократических сил был избран депутатом Львовского горсовета. В этом же году избран председателем комитета народного контроля Львова. Василий Куйбида — доктор философии, естественных наук, кандидат физико-математических наук, автор более 40 научных трудов в области математики, экономики, строительства, теории управления. Член-корреспондент Международной академии управления, академик Академии строительства Украины, член правления Ассоциации городов Украины, член координационного Совета по вопросам местного самоуправления при Президенте Украины, председатель украинской делегации в Конгрессе местных и региональных властей Европы. Увлечение — поэзия. Является членом Союза писателей, издал несколько поэтических сборников. Женат. Имеет дочь и сына. В 1994 году 60% львовян поддержали его кандидатуру на выборах городского головы. В 1998 году уже три четверти львовян, принявших участие в выборах, отдали свой голос за действующего мэра.