Вероника МАКОВИЙ: «Это не страшно — остаться без государственной опеки за спиной»

Навстречу мне из-за стола привстает молодая женщина и приглашает садиться. «Правда, это не мой стол, а моего коллеги, — словно оправдывается она, — а мой — вот». И показывает на соседний, плотно заставленный аккуратными стопами коробок с пленками. Этими большими и маленькими коробами, коробками, коробочками серого цвета уставлены, кажется, все свободные горизонтальные поверхности в большом кабинете. Но в этом нет ничего странного, ведь музыка и шумы составляют пространство радиоэфира, словно одевая голос ведущего.

ГОЛОС

Он был не тот. Я внимательно смотрела на Веронику, слышала знакомые интонации, а голоса не узнавала. Где тот низкий, богатый оттенками, обольстительный голос? Со мной разговаривали обычным, «бытовым» голосом, словно спрятав тот, «для выхода», в шкаф. На мое удивление Вероника рассмеялась:

— Микрофон нуждается в работе. Я хорошо помню, какой эффект на меня произвел мой голос, когда я его услышала впервые. Это был испуг на всю жизнь. Я — музыкант, кое-что понимаю в интонациях. Кроме того, всю жизнь влюблена в Юрского, который так умеет вымолвить, что за каждым словом услышишь миллион подтекстов. Телевизионщиков воспринимают полноценнее: и визуально, и на слух. Радийщиков же слушательское общество в лицо не знает, на улицах не узнает и представляет себе произвольно, вслушиваясь в то, как звучит их главный инструмент — голос. Голос, который выпестовала себе Маковий, принадлежит фатальной женщине острого ума и с дьявольским чувством юмора. Один из сотрудников сравнил ее слуховой образ с имиджем Шерон Стоун в картине «Основной инстинкт»: стерва, но красивая стерва. Мужчин этот голос манит скрытой провокацией. А женщин? Также — только в плане обмена опытом.

ОБМАНЧИВАЯ ЛЕГКОСТЬ ЭФИРА

На Крещатик, 26 она пришла на работу в 1982 году после консерватории и попала в элитную на то время редакцию Всесоюзного радио. В конце 80-х вместе с Николаем Амосовым, Александрой Венедиктовой, Олегом Горским, Александром Васильевым и Татьяной Диденко начала вести «прямые эфиры». В кабинете Николая Амосова под настенными календарями еще до сих пор висит уже пожелтевший листок — график первого месяца работы группы. Николай открывает его каждый раз тогда, когда команду посещают сомнения и нетвердость духа.

Тогдашний «Промінь» поднял рейтинг второй кнопки кухонного «брехунца». Кроме метких комментариев ведущих, актуальных встреч перед микрофоном, изысканного подбора музыки он привлекал своим культурным и эстетическим уровнем, надолго закрепив за собой высоту планки качества информационно-музыкального радио.

— Вероника, не обращались ли к вам с просьбой «сделать» новую радиостанцию?

— Несколько раз подходили с таким предложением, — после небольшой паузы отвечает она. — Сначала мне было трудно вообразить себя не на государственном радио. А теперь я уже понимаю, как это возможно, как это не страшно остаться без государства за спиной. Но мне не очень хочется идти в чужую компанию, потому что я знаю, что не могу отвечать только за свои два часа в эфире. Я отвечаю за все, что происходит от нулевого часа. Канал — это я. Так должно быть. И радиоэфир — весь — он должен быть стильным. У него должно быть лицо. И я хочу, чтобы это было мое лицо.

АРИСТОКРАТИЧЕСКИЙ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ

Дипломная работа будущего музыковеда Вероники Маковий была посвящена нечистой силе в славянской мифологии и отображению ее в музыке. Уже выбор темы демонстрирует ее человеческую смелость. И — настоящее журналистское качество — «нюх» на то, что будет иметь аудиторию. Была возможность пойти в науку. Но именно это — потребность в аудитории — и решило дальнейший ее путь. — И я подумала тогда: а сколько людей прочитают мою диссертацию? — пересказывает она свои мысли. — Такого таланта, чтобы сделать из нее блестящую беллетристику, нет. Зачем она тогда, — чтобы вспомнить когда-то в библиографии?! В том, что ученый становится журналистом, Вероника не видит нонсенса: во времена безразличия к академическому искусству кто-то же должен рассказать людям, что они теряют. И она делает это, выпуская вместе с Николаем Халамейдой еженедельную передачу о музыке и ее творцах «Вариации на тему». — Я умею делать все, — заявляет она, имея в виду радио. — Вот почему и от сотрудников могу требовать по максимуму.

— А с кем вы любите больше всего работать?

— На самом деле я люблю работать одна. Поэтому меня ничто не может удовлетворить. Речь идет, конечно, об идеальных условиях. Но до сих пор качество радиопрограмм зависит от умения работать в команде. И Вероника имеет такую «свою» команду, умея четко определить цель, донести ее до коллег и, стимулируя их поиск, достичь максимального результата. Удостовериться в этом, кроме слушателей «Проміня», могли и зрители Первого канала телевидения, где прошли телепоказы «Женщина под звездами» и сериал «Червона рута», к работе над которыми Вероника была приглашена режиссером Вадимом Кастелли.

Андрей БАТЬКОВСКИЙ — музыкальный комментатор и продюсер «Проміня».

— В Украине рынка радиожурналистов, как известно, не существует, т.е. подавляющее большинство тех, кто работает на радио, или любители, или бездарные люди. А Вероника входит в десятку специалистов, составляющих счастливое исключение. Она является представителем авторской журналистики. Во всем она очаровательная женщина, но есть в ней одна мужская черта: если она чего-то не знает, то спрашивает, очень быстро усваивает и вплетает в ткань своей авторской концепции.

Юрий ШЕВЧУК, лидер рок- группы «ДДТ», после часового эфира с Маковий сказал, что ему во второй раз в жизни было интересно выступать по радио из-за того, что собеседник в совершенстве знал предмет разговора.

— Вероника, работа в режиме прямого эфира повлияла на ваше ощущение времени?

— Сначала мне было очень трудно приспособиться к 25 минутам. Теперь я знаю разницу между минутами, я их ощущаю каждую. Знаю, что такое два часа эфира, как они растягиваются, как сжимаются. Эфирное пространство все время двигается, не стоит на месте.

— Влияет ли это на ваши привычки?

— Конечно. Я двигаюсь, как поезд. Как только я где-то торможу не по своей вине, а по вине окружающих — а это происходит все время, потому что наши люди отличаются своей необязательностью, — это внутренняя катастрофа для меня. Я начинаю волноваться. А если бы все это было размеренным и все выполняли свои обещания... Это так просто — вовремя прийти, вовремя что- то сделать. Это такая внутренняя организация, к которой приучает прямой эфир.

ВТОРНИК

Это ее день на канале, уже седьмой год подряд. Раньше, во время расцвета «Проміня», он состоял из утреннего, дневного и вечернего блоков. Теперь — это только «Вечірній контакт». Николай Амосов, руководитель «группы музыкальных комментаторов», уверяет, что Вероника — идеальная ведущая для вторника.

— В основу новой концепции, механизма и организации радиоэфира «Проміня» мы заложили принцип соответствия алгоритма жизни: рождение, развитие, пик, угасание и смерть. Так проходит день — это малый алгоритм. Неделя — это средний алгоритм, который выстраивался согласно психофизическому состоянию человека. Так, вторник — это день приобретения максимально эффективной формы. Среда считается наиболее производительным и наиболее активным днем. И здесь многое зависело от самой Вероники. В пятницу, например, она бы так не раскрылась.

— Понедельник приходит после выходных. Здесь все понятно. Его отдали мужественному человеку, мужчине, — рассказывает Вероника. — Почему мне вторник? Все, что взваливается на меня, происходит именно во вторник. Может, есть шанс преодолеть своеобразный фатум.

ТРЕНЕР

— Настоящий мастер велик тем, что оставляет после себя школу, учеников. Можете ли вы это сказать о себе? — спросила Вероника Маковий у Севы Новгородцева в прямом эфире. Оказалось, что кумир советской молодежи 70 — 80-х годов никогда и не задумывался над тем, чтобы передать свой опыт.

У Вероники же наоборот. Она — прирожденная учительница. Уже много лет Маковий преподает в институте журналистики. Там — академическая форма общения: преподаватель — студент, лекции — зачет. Но у нее была своя личная школа. Имя ей было «Горячий компот» — первая в Украине практическая школа ди- джеев. Эта трехчасовая программа была обожаема в среде молодых интеллектуалов, у которых существовал ритуал: собраться компанией и «послушать» передачу, как это называлось — «почаркувати» под «Компот». По мнению одного из ее авторов, Александра Рудяченко, она давала каждому массиву слушателей свой фрукт: кто любит чернику, а кто — Веронику.

Идея этого радиопродукта, этих радиохарчей принадлежит им обоим — Александру и Веронике. Рудяченко отвечал за тексты, идею. подбор музыки. А Маковий — за то, что происходило, варилось в студии, занимая почетную позицию шефа-редактора. По сути, она была имиджмейкером программы в целом и каждого из ведущих, создавая его слуховой образ с учетом его личных знаний и умений.

— Мы, — говорит Вероника, — объявили конкурс для тех, кто хочет быть ди-джеями, отобрали лучших и начали с ними работать. Оказалось, это очень тяжело — научить тому, что ты умеешь сам. Перед тобой не младенец, это сформировавшаяся личность, которая уже имеет свои привычки, свой набор слов. Она разговаривает, как на улице, но этот язык по радио не воспринимается... И эти школьники учились, в начале говоря моим голосом, моими интонациями. Тогда же был проведен всеукраинский кастинг ведущих с двумя условиями: знание украинского и способности. Желающие работать над «Компотом» приезжали в Киев и по несколько месяцев проходили «ди- джеевскую» выучку. Каждому мы находили образ, в котором ему будет удобно. По-разному сложились судьбы подопечных Вероники после закрытия проекта. Кто-то занялся собственным делом. Кто-то продолжал учиться в школе, в вузе. Некоторые остались верными этому делу, руководя делами на радио «Лидер», выходя в эфир на «Нашем радио», работая в агентстве «Луна».

МОНОЛОГ

— Роль радио в жизни огромна. Я так считаю не из-за того, что всю жизнь сознательно работаю на радио. Радио — это простейшее. В машине, в магазине — там, где ситуация непригодна для телевизора. На кухне, в поликлинике, пока записывают вашу карточку, тоже слушают радио. А кто знает, зачем он его включает, тот настраивается на определенную программу, на определенную музыку... Не понимаю разницы между эфэмовским и неэфэмовским радио. Что это значит, мне никто объяснить не может. Все рассказывают о формате, о молодежности. А что оно значит? Оно должно быть более глупым, должно быть менее интересным, не таким музыкальным, не таким разговорным? Человек — это живое существо: чем-то интересуется, чем-то — нет. Радио должно быть интересным. Если ты будешь неинтересным, то ты будешь неинтересным и там, и здесь...

Я не могу оценивать, как кто говорит в эфире — это некорректно. Это на совести каждого человека, выходящего в эфир, кем бы он ни был: журналистом или человеком, которого пригласили для разговора, или депутатом Верховной Рады. Если ему есть что сказать и он еще и умеет говорить, тогда он может рисковать выступать перед большой аудиторией. Если нет — то лучше помолчать. Государственное радио находится еще в лучшем положении, ибо там есть выучка, традиции. А то, что происходит на эфэмах, я считаю за несколькими счастливыми исключениями, «полным беспределом». Почему? Потому что я ничего не понимаю. Я знаю, что есть традиция, и одновременно люблю это разрушать. Но ведь нужно знать, ради чего? Я отношусь к эфэмовским «промовочкам» — по-русски это «болтология» — со страшной неприязнью. Я знаю, что такое темп и как его удержать, даже за гранью возможностей. В любом темпе нужно строить фразу, нужно расставлять акценты. А если все сливается в один поток «ни о чем» или и «о чем», но ты не успеваешь понять «о чем» именно, — и все это, чтобы подвести следующую песенку, чтобы вставить какую-то рекламу. Ради чего? Хорошо, что есть возможность выбирать: те кнопки и ручка, которую можно покрутить. Теперь. Раньше было принудительное радио, теперь жизнь более демократичная... Вообще у меня нет времени, чтобы самой слушать радио, но люблю «Континент» — интеллигентное радио и, конечно, «Радио Свобода», причем русскоязычное, особенно программы Померанцева.

ТРИ ПРИЧИНЫ, ПОЧЕМУ ВЕРОНИКА МАКОВИЙ МОГЛА БЫ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ГЛУБОКО НЕСЧАСТНОЙ, НО НЕ ДЕЛАЕТ ЭТОГО

— Всегда нравится в людях, когда они интересуются языками. Чувствуешь себя полным идиотом, когда человек хочет общаться, а ты не можешь слепить слова вместе. Это мое несчастье. Я понимаю английский, французский. Но разговаривать я боюсь. Нет решительности, к сожалению.

— Для меня отдых — это глубокий сон. Без мыслей, без звуков, без дрели, которая всегда, как только я засыпаю, начинает где-то включаться. Вокруг меня постоянно ремонтные работы, именно в этот момент. Причем в другой квартире, в другом доме, просто на улице.

— Я чувствую себя ужасно несчастной. Мне ни на что не хватает времени, а хочется так много! Но я никогда не могу себя остановить, и никого вокруг себя не могу остановить. Ибо все двигаются в безумном темпе.

МЕЧТА

— Есть какая-то определенная тональность, которую понимают все люди, потому что на самом деле мир чрезвычайно гармоничен. Если попадаешь в эту тональность — как это ни лирически и идеалистически звучит — но тогда все начинают понимать друг друга.

— Не боитесь ли, что кто-то может использовать вашу способность находить эту гармонию?

— А почему вы считаете, что этот человек не попадет в ту самую гармонию?