Над Кодаком

Построенная на высоком берегу Днепра в 1635 году французским инженером Бопланом по заказу польского правительства, она не раз была атакована казаками, показывавшими, кто на самом деле хозяин на этой земле, а окончательно уничтожена была по Прутскому договору 1711 года. В советское время крепостные стены были на две трети съедены гранитным карьером. Ну не виноват Кодак, что именно здесь проходит украинский кристаллический щит...

Да, судьба не была благосклонна к Кодаку. Соседство с индустриальным Днепропетровском только негативно отразилось на достопримечательности («гранит давай!» — и никаких сентиментов). А разговоры о создании исторического заповедника так и оставалась разговорами, несмотря на слабые протесты здешней интеллигенции, к которой прислушались только во времена хмельной перестройки, двадцать лет назад, и наконец закрыли карьер-монстр.

Но на смену беде давней пришла сегодняшняя: настойчиво окружают крепость нововозведенные особняки, уродуя исторический пейзаж удивительной красоты. Тут ведь начинались Днепровские пороги, здесь «ревел Ревучий». У порогов мечтал быть похороненным Тарас... А индустриальный центр с его бесчисленными торговыми центрами и пальцем не ударил, чтобы создать привлекательный для посетителей исторический объект с хоть какой-нибудь инфраструктурой...

«Світе тихий, краю милий...»

Четырнадцать лет назад нашелся человек, который без лишних слов сделал то, что мог, что велел ему голос совести. Директор местного клуба Нина Протопопенко в 1996 году открыла в своем не очень просторном кабинете музей Старых Кодаков. Когда приходишь сюда, в памяти всплывают строки Лины Костенко:
«І в цьому днів круговороті,
Де все минати поспіша,
Як та пташиночка на дроті,
Спочине стомлена душа...»

Да, несмотря на всю скромность сельского музея, отдыхает здесь душа. И в то же время, это то место, куда не стыдно привезти гостей. Скольких привозил сюда и я, зная, что безотказная Нина Алексеевна или ее сын всегда откроют музей. Всегда рады гостям. Приезжали мы сюда и с «Молодою січчю», и с Литовским культурным центром, и бог знает с кем еще... Летом прошлого года, например, пожаловал сюда из далекого Эдмонтона доктор Зенон Когут, профессор истории Канадского института украинских студий. Привез его на Кодак основатель Международной общественной организации «Институт украиники» Алексей Лазько, который проводит на Кодаке живописные праздники. И не могли скрыть профессор и его жена восторга от того, что увидели и почувствовали.

Здесь, у порогов, струится удивительная энергия. Даже в сухих геологических дефинициях случайно прорывается немного лирики: «Кристаллические породы в пределах украинского кристаллического массива выступают выше базиса эрозии, временами как живописные скалы и пороги (так называемый гранитный пейзаж)...». Как-то мы привезли сюда еще одну землячку из Канады. Возле монумента, установленного сто лет назад по инициативе неутомимого Дмитрия Яворницкого в честь воинов-победителей Богдана Хмельницкого, стоял молодой мужчина. Разговорились. Он назвался бизнесменом средней руки. В крепость приезжает, как он утверждает, после изнурительной работы, чтобы восстановить нервы, для «подпитки». Значит, и вправду здесь может отдохнуть утомленная душа...

Эта удивительная смесь энергии порогов и истории не могла не вдохновлять и писателей. Мать Леси Украинки Олена Пчилка привозила сюда своих детей. Слово Олене Пчилке:

«Мені доводилось колись раніш, як я була в Катеринославі з дітьми, бачити перший поріг Дніпровський, Кодак, що лежить верстов за 8 чи 10 від Катеринослава. Година була теж неспокійна, але зовсім інша і надзвичайно гарна. То було літом, гарного сонячного дня. Ми приїхали з Катеринослава до Кам’янки (мова про Лоцманську Кам’янку. — Н. Ч.), а звідти до Кодака кіньми. Але ж якраз, коли підійшли ближче, стояли й дивились на місце давньої козацької твердині та на Кодацький поріг, що крутив і шумував хвилі впоперек усієї річки, встала грізна година: гриміла громота, замиготіли блискавки, заходили клубки синіх та сивих хмар. Вся картина була така велична й гарна, що здавалась якоюсь дивною декорацією, утвореною рукою невидимого чарівника!

Більше я не бачила порогів; але та Кодацька картина загодила (прихилила до себе. — Н.Ч.) мене повік».

Вот такая она, непостижимая магия Кодака. А сколько мастеров слова обращалось к его славному казацкому прошлому! Назову только несколько имен. Теодор Микитин написал историческую повесть «Над Кодаком» (вышла во Львове в 1970 году), Валентин Чемерис — роман «Фортеця на Борисфені» (Днепропетровск, 1993 г.). А еще раньше была напечатана в Торонто историческая повесть о казацких временах Володара Буженко «Іван Сулима» (1961). Володар Буженко — псевдоним отца-василиянина Василия Зинько... Его заинтересовал образ казацкого вожака Ивана Сулимы, который первым разрушил польскую твердыню. А 360 лет назад вышла книга строителя крепости Кодак Гийома Левассера де Боплана «Опис України» (1650). Книгу эту читали члены Французской академии, была она и в библиотеках Декарта и Вольтера, Людовика ХIV и Наполеона... Для нас она ценна тем, что 360 лет назад мир узнал об Украине. Не о «кресах», не о Малороссии — а об Украине.

Вот такой он, многомерный Кодак. Но вернемся к старокодакскому музею и его основательнице. Создавать музей помогали Нине Протопопенко всем миром. Покойный художник-любитель Владимир Панченко оказался в селе случайно: купил дом для матери, которая стала работать библиотекарем при клубе. Предложил музею свои картины. Вот на одной из них стоит над Днепром красавица-крепость. Созданная воображением художника, она могла быть и такой, и другой. Но художественная реконструкция интересна и показывает наглядно для неспециалиста чудо-достопримечательность над Кодакским порогом. На еще одной картине — прекрасная старокодакская казацкая деревянная церковь, от которой не оставило и следа безбожное время. А она ведь помнила и Дмитрия Яворницкого, и Василия Тарновского, которого историк привозил в село. Еще одна картина Владимира Панченко показывает днепровских лоцманов в работе. Адский труд: плоты по порогам нужно было сплавить вниз по Днепру. В соседней Лоц-Каменке музей лоцманства создал покойный учитель-пенсионер Григорий Омельченко. Он же благословил и старокодакский музей.

Вспоминаю тут подвижников, чьи уставшие души уже отлетели в мир иной. Сложили они крест-накрест свои неутомимые рученьки, и энергия сотворенного ими осталась с нами. И это ценнее эфемерного золота-серебра, которое они могли бы оставить своим потомкам. И вспоминают их благодарные посетители и будут вспоминать. Спасибо вам за эстафету неравнодушия.

На днях я перечитал в музее текст лоцманской присяги далекого 1910 года. Много в ней о верности царю-батюшке, но есть там и вечные моральные категории. Потому пусть и потомки лоцманские читают. А вот огромный казак, вырезанный из дерева и подаренный музею щедрым местным умельцем Юрием Шковырой. Четверть века назад они с женой поселились в Старих Кодаках. Геолог, кандидат геолого-минералогических наук и в прошлом преподаватель университета Юрий Демидович Шковыра, поклонник Котляревского, создал в Кодаках свою поэтическую «Нову Енеїду» и другие свои книги, за которые был принят к Национальный союз писателей Украины. А дом свой украсил смешными персонажами-барельефами из «Енеїди» Котляревского. Пролетают мимо дома машины и поневоле замедляют скорость.

Не обделил Бог талантами и саму Нину Протопопенко. Она и директор клуба, и основательница музея, и берегиня местной памяти. Но это не все. Несколько лет назад она стояла у истоков фольклорного коллектива «Кодачаночка». Сейчас группа из четырнадцати певиц успешно выступает, приглашали ее и на День независимости в Днепропетровск, и в мемориальный музей-усадьбу Дмитрия Яворницкого... В репертуаре полсотни песен. В апреле этого года коллективу должны присвоить звание народного. Охотно поет в нем и сестра Нины — Тамара. В Старых Кодаках сестры живут с 1964 года, когда их отца Алексея перевели сюда работать заведующим отделением. С тех пор и стало родным живописное село над порогами с такой насыщенной историей. Что им напыщенный Днепропетровск? На месте мегаполиса еще росла степная ковыль-трава, а Кодаки уже существовали.

Нина Протопопенко — мастерица на все руки: шьет костюмы, плахты и шаровары... Все горит в ее руках. В большом зале перед музеем-кабинетом можно увидеть еще и ее собственные картины! Надо же, чтобы творчество так било через край. Сама рисует под впечатлением от народных песен и стихов. И, конечно, песней душа живет. В последний раз нам с Лесей Степовичкой спели с сестрой «Пісню про матір» на слова Бориса Олийныка («Посіяла людям літа свої літечка житом, Прибрала планету, послала стежкам споришу, Навчила дітей, як на світі по совісті жити, Зітхнула полегко — і тихо пішла за межу»). Рассказали сестры, как наплакались, пока разучили песню... Ведь сами рано потеряли маму. Поэтому песня легла на душу, как своя.

Несколько месяцев не был я в музее и вижу новое пополнение — старые наивные картины на полстены.

— Откуда это у вас?

— Люди несут...

Действительно, односельчане передают музею свои раритеты с открытой душой. (Пригородное село специфическое: из-за своей живописности в значительной мере заселено уже дачниками.) Запасников в сельском музее нет, и все подаренное сразу выставляется на общий обзор, не прячется от людских глаз. Как контрастирует эта извечная открытость нашего народа с грубостью современного мира, где ограбить беспомощный сельский музей стало обычным спортом... Только не читайте этого, мастера грабежа.

Народному музею давно тесно в директорском кабинетике. А ведь какой шикарный музей мог бы создать тут богатый город, который выстреливает расточительными петардами тысячи и тысячи в небо... Опустевшие души ссылаются на пустые бюджеты. И стонет наша история придорожной попрошайкой, чайкой, которая вывела своих птенцов к битой дороге... И началось все едва ли не в 1934-м, когда разобрали «на винбарь» (по-здешнему говоря) деревянную казацкую церковь — предвестницу запорожского собора в Самаре-Новомосковске. И стала «різьбить печаль свої дереворити»...

И все же пугливой пташкой влетает в музей утомленная душа и отогревается здесь.