Александр МОСКАЛЕЦ: «Новый канал» – это попытка социальной терапии»

Как известно, сейчас «Новый канал» переживает сложные времена. Вместо планируемого перехода от вещания только в формате студий прямого эфира к полноценному производству программ — пришлось сократить даже объем эфира студий. Тем не менее на канале остаются люди, которые либо верят, что все изменится к лучшему, либо им просто интересно работать именно в этой команде. Одно из таких «лиц» канала — Александр Москалец.

В детстве Александр Москалец мечтал стать водителем троллейбуса. И правда, что может быть увлекательней и романтичней путешествия по улицам Киева?! Только музыка, — решил он чуть позже. «Одна, но пламенная страсть» не помешала ему, окончив музыкальную школу (за два года вместо четырех) и музыкальное училище им. Глиэра (за три вместо семи), пройти полный курс обучения в Университете культуры по специальности библиографа, а затем углубиться в изучение языков и литературы стран западной Европы, Америки и Австралии в аспирантуре при Институте литературы Академии наук. На загадочную в нашем телепространстве территорию 52-дециметрового ТВ-канала он «десантировался» с радио «Континент», где вел программу о классической музыке в прямом эфире.

— С проектом такой передачи на ТВ я обошел почти все телестудии города, — вспоминает Александр. — Везде соглашались: зритель истосковался по серьезной музыке и... называли цифры, в которые обойдется одна передача. В сетке «Нового канала» программа также не предусматривалась, но мне предложили попробоваться ведущим новостей и авторских программ. А недавно все же появилась реальная возможность в дневных получасовых выходах по выходным делать то, о чем мечтал.

— Концепцию «Нового канала» когда-то определяли как «Пространство для импровизации»...

— Наверное, поэтому я и остался. Прямой эфир, импровизация, эффектная, яркая, — именно в таком режиме я и способен существовать в кадре наиболее органично и продуктивно. Тут уж необходим полный внутренний арсенал, присутствие некой вербальной доминанты.

— И что же в таком случае важнее: способность «заговорить» зрителя или быть прежде всего личностью?

— В идеале и то, и другое, хотя без умения «ткать» речевую нить просто личность вряд ли проломит дорогу на ТВ, тем более — прямого эфира. Натуры стремительные, живые, импульсивные (попутно замечу, что таков и сам собеседник. — Авт. ) всегда привлекали меня.

— Но в стремительном языковом потоке у тебя подчас теряется сама мысль...

— Думаю, сей недостаток вполне исправим. Зато дуэт ведущих с разным темпом говорения можно строить по принципу контраста: он хорошо воспринимается аудиторией. Да и невозможен живой эфир без единой «помарки», ведь своей непредсказуемостью он как раз и интересен. Примеров тому множество. Однажды оканчивается один сюжет, а что за ним — полный мрак. Ассистенты мечутся, монтажный лист на подходе, и надо к чему-то подводить зрителя. Тут меня осеняет, и я изрекаю такую фразу: «Геометрия бывает эвклидова и неэвклидова. В первой кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая. Ну а во второй расстояние между вами и тем, что вы сейчас увидите, будет сокращено самым неожиданным образом». Данное умозаключение пришлось развивать до появления нового сюжета, как оказалось, о выставке.

— Студия, на которой ты работаешь, похоже, избегает острой, проблемной тематики, как бы убаюкивая телезрителя. Не безнравственно ли это на фоне наших бед?

— Вопрос, скорее, к руководителям канала. Что касается моего мнения, такая попытка своеобразной социальной терапии имеет право на существование. В ней тоже — новизна и непохожесть студии: все начинают день с одних и тех же событий, официоза, а мы с рассказа о природе, искусстве, киевлянах, тирах в Таиланде... Впрочем, в семичасовых вечерних выпусках о главных и злободневных событиях дня наш зритель узнает непременно.

— А как относятся родители к твоей работе в прямом эфире?

— Никак. В «ящик» они почти не заглядывают. Лет десять у нас вообще не было телевизора. И не потому, что мои родные отличаются какими-то особыми взглядами, они обычные, нормальные люди: мама — врач, папа — инженер.

— Александр, ты неплохо владеешь украинским, и все же родной язык — русский?

— Говорят, родной — тот, на котором видишь сны. У меня случались сны на французском, польском и испанском. Одолеть те семь-восемь языков, на которых я могу общаться, мне помогла поэзия. Запоминая слова в ритмических конструкциях, познаешь живые формы языков. Знание их важно для меня, как дополнительные возможности в жизни, свобода в общении.

— А как часто ты общаешься с друзьями?

— С ужасом должен признать, что в этом смысле я выгляжу, как Диоген. Эмоционально и энергетически подпитываюсь посредством общения с поэзией, а главное — с музыкой. Она для меня важнее всего на свете. Любимый автор — Чайковский. Обожаю музыку Моцарта, Баха, Вагнера. Сотрудничаю с солистами Национальной оперы в качестве пианиста.

— Кого ты считаешь своим духовным наставником?

— В силу моей веры таковым я могу назвать духовного предводителя мусульман Украины Шейха Ахмеда Тамима. Не афишируя данный факт, ислам я принял лет шесть назад, мучаясь жаждой познать этот мир и разрешить проблему идолопоклонства, которую я усматриваю претит мне в православии. Здесь нет никакого оригинальничания, в заповедях обеих религий много общего...

— Представим, что у тебя собственная музыкальная программа. Кого бы ты хотел видеть среди первых гостей студии?

— Святослава Рихтера. Жаль, что это уже невозможно. Но есть много других личностей. Надеюсь, мне удастся с ними встретиться, как удалось недавно беседовать с кумиром моего детства, скрипачом Гидоном Кремером.