Борис РАЙТШУСТЕР: «Слив» не может называться журналистикой»

По словам руководителя Московского бюро известного немецкого общественно-политического еженедельника «Focus» Бориса Райтшустера, его, как и других западных журналистов, работающих в России, часто подозревают в шпионаже — особенно представители власти. Что, впрочем, не удивительно. Он, к примеру, был наблюдателем на выборах в Чечне, во время оранжевой революции в Украине «участвовал» в демонстрациях «сине- белых», стоял в толпе митингующих против осужденного Михаила Ходорковского и т.д. Борис считает, что находясь в толпе, можно набраться таких сюжетов и жизненного материала, каких не добудешь ни у одного вышестоящего лица. Главное — уметь наблюдать. Своим мастерством наблюдения он поделился и с украинскими журналистами в ходе семинара «Хорошая разоблачительная журналистика — что это такое?», прошедшего в понедельник в Посольстве ФРГ. После скандальных публикаций о старшем сыне Президента Украины этот жанр, наверняка, станет у нас еще более популярным. А Борис Райтшустер рассказал «Дню» о специфике применения жанра в России и о своем личном опыте на этом поприще.

— Сами журналисты, скорее всего, ощущают грань между разоблачительной журналистикой и «сливной». А вот как быть читателям?

— Между этими двумя понятиями — большая разница. Разоблачительная журналистика подразумевает проведение честных журналистских расследований, с целью добиться правды. А «сливную» я даже журналистикой не называл бы. Читателю, к сожалению, достаточно трудно отличить «слив» от критики. Думаю, для простого читателя самой яркой отличительной чертой между этими двумя понятиями может быть наличие или отсутствие в критическом материале комментария того человека, которого критикуют. То есть необходимо предоставить возможность высказаться противоположной стороне. Но все зависит от журналистской этики. Жаль, конечно, что до сих пор многие журналисты «отдаются» и, таким образом, дискредитируют профессию. У нас на Западе понятия «сливной» информации не существует. Есть, конечно, попытки каких-то людей передать в прессу тот или иной критический материал о конкурентах, но поскольку все тщательно проверяется, я не припоминаю ни одного случая «сливной» информации. А то, что на постсоветском пространстве все еще пытаются практиковать «сливы» — это, я думаю, наследие советской системы, когда журналисты использовались как средство в политической борьбе. Очень надеюсь, что эти проявления вскоре уйдут в прошлое.

— В идеале объектом критики для разоблачительной журналистики должны быть публичные люди, прежде всего — политики. Но иногда складывается впечатление, что разоблачительную журналистику используют, например, для того, чтобы «мочить» оппозицию. Как тут найти баланс?

— Балансировать, думаю, трудно. Уважающий себя журналист, который достоин того, чтобы называться журналистом, не будет заниматься подобными делами. А нечистоплотные люди есть в любой сфере деятельности — в бизнесе, политике, медицине и, соответственно, в журналистике.

— Что нужно для того, чтобы быть сегодня в России журналистом-«разоблачителем» «зарубежного происхождения»?

— Вопрос в том, что разоблачать. Некоторые вещи делаются настолько неловко, что их очень легко выводить на чистую воду. Я, например, сам стал свидетелем того, как фальсифицировали прошлые выборы в Чечне. Когда мы приехали на один из избирательных участков, нам передали одни данные по посещаемости избирателей. А я, задавая многочисленные вопросы, выяснил, сколько их все- таки было на самом деле. Гораздо труднее разоблачать большие сделки в бизнесе, потому что «денежное» общество в России особой гласностью не отличается. И источники являются достаточно закрытыми. Поэтому, я думаю, в Германии, да и во всем западном обществе гораздо более привлекательные условия для работы. Я, конечно, не говорю, что эти условия идеальны. Но в России, из-за полной закрытости общества, существует достаточно большой риск стать жертвой дезинформации, которую достаточно сложно перепроверить.

— А насколько вообще эффективна, на ваш взгляд, разоблачительная журналистика в нынешних условиях — в России, Украине, Европе?

— В России — абсолютно неэффективна, в силу того, что журналистика может быть полезной лишь тогда, когда власть в этом заинтересована. А сейчас в России, скорее, все происходит наоборот. Я неоднократно сталкивался с тем, что, делая запрос, например в местную прокуратуру, никакого ответа не получал. Меня очень пугают такие явления. Это опасно. В Европе же разоблачительная журналистика очень эффективна. Если какие-то подозрения по какому-то делу появятся, к примеру в немецкой прессе, тамошняя прокуратура обязательно будет проводить расследование. И в результате виновник будет наказан. А в Украине, судя по информации, которой я располагаю, после революции те явления, которые напоминают о бывшей системе, стали открыто обсуждаться. Есть дискуссия в обществе. И это обнадеживает. Таким образом, пресса ограничивает и держит в определенных рамках проявления советского чиновничества, произвола и коррупции. Тут для Украины журналистика играет чуть ли не решающую роль.

— Некоторые ваши взгляды на ситуацию с масс-медиа в Украине кажутся несколько идеалистичными... А стало ли после оранжевой революции в Украине вызывать сопротивление в российском обществе ограничение свободы прессы?

— Относительно слабо, к сожалению. В России действует государственная пропаганда, которая внушает, что в Украине все куплено. Но, должен заметить, что в российском обществе после украинской революции были посеяны семена некоего сомнения — люди задумались. Поэтому есть надежда, что их сомнение когда-нибудь принесет свои плоды.

— Вы сказали, что в России разоблачительная журналистика неэффективна. Так стоит ли заниматься неэффективной работой?

— Разоблачительная журналистика неэффективна для России. Тем не менее она очень эффективна для Запада, который формирует свое мнение о России. На Западе за последнее время очень сильно изменилось мнение о российском правительстве. Я думаю, что во многом тут сыграли свою роль именно иностранные журналисты, работающие в России. Их деятельность не проходит бесследно, ведь они формируют мнение Запада.

— А бывали ли в вашей практике случаи, когда лучше было бы не задавать «неудобные» вопросы?

— У нас в Германии часто говорят, что не бывает глупых вопросов, а бывают лишь глупые ответы. И я так считаю. Если мне, к примеру, говорят, что это «священная корова», об этом спрашивать нельзя, я наоборот задам тот или иной «неудобный вопрос». Не следует бояться табу. Был ряд случаев с известными политиками и даже с президентом РФ, когда они достаточно грубо отвечали на «неудобные» вопросы журналистов. Я думаю, это является лишь знаком качества журналистов, задающих такие вопросы.

— В одной из ваших статей «Здесь витает страх», вы писали о том, что после убийства журналиста Пола Хлебникова все иностранные корреспонденты стали бояться. И вы сами неоднократно, как известно, получали угрозы в свой адрес. Посещали ли вас мысли уехать из России?

— Конечно. Но пока эти угрозы имеют сравнительно сдержанный характер. Серьезных угроз, которые стоило бы принять близко к сердцу, к счастью, не было. Тем не менее угрозы, звучавшие в мой адрес, воздействовали на меня психологически. Я теперь несколько раз подумаю, прежде чем что-то написать. Но мои коллеги, рисковавшие гораздо большим, чем я, все равно остались искренними и продолжают говорить то, что думают. И мне было бы стыдно, если бы я перестал писать о том, что вижу. Мне пришлось бы поменять профессию...

— Показалась бы вам интересной в нынешних условиях возможность работать в Украине?

— Да, но к сожалению, предложений не поступало. Мне сейчас очень нравится здешняя атмосфера. Чувствуется, что люди менее зажаты в политическом плане. Все обсуждается. В Украине есть политическая жизнь, которой так не достает сейчас в России, где вместо нее создается имитация. Поэтому Россия нуждается в еще более пристальном внимании мирового сообщества, нежели Украина. И в заключение, хотел бы отметить, что, на мой взгляд, России сейчас нужны независимые источники информации больше, нежели Украине, где уже виден определенный прогресс.