«На первом плане – человек, его ощущения и история...»

Ольга Калиновская начинала с военной журналистики — работала в центральном печатном органе Минобороны — газете «Народна армія». Дальше была работа в информагентствах, радио, прессе и, наконец, — на телевидении. С 2008 года — на «5 канале». Однако в прошлом году ей пришлось вспомнить о своей первой специализации — 14 октября, на Покров, Ольга Калиновская дебютировала как автор и ведущая программы «Невигадані історії» (в эфире — по вторникам в 22.30). Тематика передачи — жизнь людей в зоне вооруженного конфликта на востоке Украины. Однако в отличие от новостных выпусков, посвященных, разумеется, прежде всего последним событиям и, в частности, боевым столкновениям, программа Ольги Калиновской рассказывает о войне сквозь призму человеческих историй. Вместе со своей отчаянной командой журналистка ездит в самые «горячие точки». Так, в частности, в одной из последних передач зрители имели возможность увидеть, как наши военные встречали 9 мая в поселке Пески, что неподалеку от Донецка. Передвигаясь вдоль линии фронта, в каждом населенном пункте Ольга общается с украинскими бойцами и местными жителями. О сложностях, с которыми сталкивается, новой солидарности медийщиков в зоне АТО, а также о том, каким она видит завершение этого вооруженного конфликта, журналистка рассказала в интервью «Дню».

— Ольга, как у вас возникла идея «Невигаданих історій»?

— Замысел создать такую программу появился у меня летом, когда я как журналист начала ездить на Восток. Работала тогда редактором программы «Час. Підсумки дня». Начиная с Майдана, в связи с большим количеством событий, к журналистской работе начали привлекать весь отдел, в частности и редакторов. Для меня это был интересный опыт. Когда началась АТО, я сама попросилась туда. Считала, что вместо того, чтобы читать новости в интернете, должна увидеть все собственными глазами. После нескольких командировок поняла, что вместо того, чтобы просто освещать события, хочу рассказывать истории людей. Прежде всего, военных, добровольцев и «добровольно мобилизованных» — тех, кто не скрывался от военкомата. И, кроме того, — о людях, которые живут часто в ужасных условиях с детьми на первой линии обороны. В двухминутном сюжете для этого просто не хватает времени. Для каждого синхрона нужно было выбрать самые важные 20 секунд. Как это сделать, когда человек выливает тебе душу? В программе «Невигадані історії» я не слишком углубляюсь в освещение хода военных действий. На первом плане — человек, его ощущения, история. После выхода в эфир первых выпусков стало понятно, что зрителям такой формат интересен.

— В своей программе вы фактически показываете другую реальность — недоступную тем, кто живет в мирных городах. Почему, с вашей точки зрения, это важно? Какой видите сверхзадачу, социальную функцию программы?

— Раньше, особенно в первые месяцы конфликта, приходилось слышать, что военных оскорбляет отношение населения мирных городов, прежде всего, столицы. В Днепропетровске и Харькове они все-таки чувствуют больше поддержки, по крайней мере, психологической. Как рассказывал мне знакомый боец: «Там люди понимают, что это война, что мы воюем за них. Здесь — не всегда». В частности, и эти слова стали для меня стимулом показать зрителям тот мир, показать людей, которые взяли в руки оружие. Вторая важная тема — волонтеры. Их работа вызывает у меня восхищение. Недавно мы писали о Наталье Воронковой — вспоминали события в Дебальцево. Когда эта красивая женщина рассказывает, как они под обстрелами везли шестимесячного ребенка, как выпрашивали у Минобороны бензин, а у КГГА — автобусы, невольно задумываешься над тем, что сам ты так, наверное, не смог бы. Общество должно видеть таких людей. Зрители должны знать, что наше государство — это не только коррумпированные чиновники, но и очень большое количество граждан, которыми можно гордиться и с которых нужно брать пример. Они создают Украину сейчас.

«ВСЕГДА РАБОТАЮ С ЛЮДЬМИ, В КОТОРЫХ УВЕРЕНА»

— Почему-то очень часто именно журналистки-женщины работают в зоне боевых действий...

— Для меня такое решение многих редакций — понятно. Сама как-то пыталась убедить наше руководство, что женщин отправлять нужно. Снять социальный сюжет, раскрыть жизненную историю героя программы лучше всего удается именно женщинам. Для многих бойцов психологически проще общаться с журналисткой-женщиной, ведь им не хватает женского внимания. На первой линии обороны военные из женщин могут увидеть лишь старенькую бабушку. Когда приезжает девушка-журналист в бронежилете, у них сразу улучшается настроение. Начинают смеяться, шутить, легче идут на контакт. Ей они готовы рассказать о себе значительно больше, чем мужчине. Журналисты-мужчины нужны там, где идут активные боевые действия, где нужно оперативно и профессионально информировать общество о ходе событий. Человеческие же истории бойцов, переселенцев лучше всего удается рассказывать именно женщинам.

— Что самое сложное в вашей работе?

— Не могу сказать, что на передовой работать просто, но там я как женщина доверяю мужчинам. В опасных ситуациях всегда работаю с людьми, в которых уверена. Скажем, в Песках ночью под обстрелами с нами были знакомые добровольцы. Они провели нас по своим позициям. С ними страшно не было. Самое сложное — слушать, когда бойцы с болью рассказывают тебе об отношении государства, граждан. Ты понимаешь, что сам никак не можешь помочь — пытаешься как-то успокоить, но не хватает слов. Добровольцы рассказывают о детях их погибшего побратима, которым никто не помогает, о раненных бойцах, которых отказываются лечить. Эти люди стоят там за нас всех, а здесь остаются ненужными никому... Очень хочется убедить их, что это — не так. Но удается не всегда. Именно это — самое тяжелое.

— Иногда даже смотреть вашу программу — психологически сложно. А как вы справляетесь с эмоциями?

— Больше всего стынет сердце, когда ты едешь в зону АТО. На протяжении этих приблизительно девяти часов думаешь о том, что там будешь делать, не попадешь ли под обстрел. Но как только оказываешься на месте, эти мысли сразу уходят — все внимание отнимает работа. Ведь нужно и для новостей сделать сюжет, и для программы синхроны записать, и еще много чего. Эмоции исчезают почти полностью. Следующий непростой момент — уже когда возвращаешься домой. Мне рассказывали об этом психологическом синдроме, но что это такое я поняла, только когда пережила сама. Где-то на протяжении двух-трех дней после командировки мыслями ты еще остаешься там, с товарищами, которые на передовой, постоянно на эмоциях, не можешь «переключиться», а по ночам видишь ужасы. Говорят, что военные во время ротации чувствуют то же самое. Еще всегда тяжело смотреть окончательный вариант программы, особенно музыка за кадром усиливает эффект — часто не могу сдержать слез.

«СУДЬБА КАЖДОГО БОЙЦА СТОИТ РАССКАЗА»

— Где ищете героев для программы? Чувствуете ли содействие со стороны командования?

— В январе мы были в расположении 93-й бригады. Помню, пытаюсь взять комментарий у бойцов, а они отказываются — говорят, что командир запретил. Они тогда были у самого переднего края, вокруг обстрелы — едва удалось к ним прорваться. И при этом сами военные часто упрекают журналистов, что Украина проигрывает информационную войну России! Уважаемые друзья, а вы видели, какие условия создают для российских корреспондентов? В отличие от них, мы хотим рассказывать зрителям правду. Но дайте нам доступ к ней! Каждую свою поездку согласовываем со штабом. При этом очень часто нас не пускают, куда нужно. Бывали форс-мажоры, когда внезапно нужно было изменить маршрут. Звоню в штаб, а они... требуют письменный запрос. К сожалению, нередко командование не только не способствует, но и мешает. Возмущает, когда военные из штаба говорят: «Тебе что — больше всех нужно? Хочешь попиариться, «погеройствовать»?» Будто бы мы для этого туда едем. Кстати, лично я как ведущая в кадре появляюсь минимально. Самое важное для нас — показать людей, которые там. А для них даже пять секунд, чтобы передать привет родным — очень важны.

Моя командировка в зону АТО обычно длится около недели. Имею определенный маршрут, но спланировать абсолютно все заранее просто невозможно — всегда возникают какие-то новые обстоятельства. В январе, например, когда началось серьезное обострение, до многих пунктов назначения просто не удалось добраться. Как правило, определенный перечень людей, которых планирую записать, готовлю предварительно. Но это — лишь ключевые фигуры, ведь истории всегда находятся и сами по себе. Судьба каждого бойца там — стоит того, чтобы о ней рассказать. Их слова можно сразу давать в эфир без каких-либо приукрашиваний. Пытаюсь просто как можно больше записать. Как все это объединить тематически, вместить в хронометраж, становится понятно уже в редакции. Как правило, темы для программ рождаются сами. Однако в первую очередь моя задача во время командировки — посетить последние «горячие точки», где были бои или обстрелы. Ведь социальная журналистика — это всегда эмоции, а там они обнажены больше всего. Именно там, а не где-то на блокпосте за 30 километров от передовой, можно записать правду, какой она есть.

— Как в зоне АТО реагируют на эмблему «5-го канала»? Ведь это фактически канал Президента...

— Перед первой поездкой коллеги вообще рекомендовали убрать ее с микрофона и не признаваться, что ты — с «5-го канала». А еще — разговаривать на русском языке. Я сделала все с точностью до наоборот. Мне кажется, мы сами выдумываем себе мифы и фобии. Ни к «кубику» «5-го канала», ни к украинскому языку никаких претензий не было. Вспоминаю лишь один случай — когда в Константиновке снимали протесты после аварии при участии украинских военных. На нас с оператором тогда набросилась толпа. Это видео на YouTube за два дня собрало 100 000 просмотров. Кстати, недавно звонили из константиновской милиции. По их словам, на одного из нападающих открыли уголовное дело по факту хулиганства. Хотя заявления я не писала. Местные обвиняли меня в манипуляциях, но это неправда — я искренне пыталась выяснить их позицию. К сожалению, в Константиновке много «ватников», ведь это — родина бывшего министра внутренних дел Захарченко. Но есть и сторонники Украины. Это был единственный случай агрессивной реакции. В остальных ситуациях — максимум встречала несколько настороженное отношение.

— Чего, по вашему мнению, больше всего не хватает на ТВ в контексте освещения конфликта на Донбассе?

— У каждого журналиста — свой стиль. Очень хорошо, что они — разные. Кто-то концентрируется на судьбах людей, кто-то — на сугубо военных моментах. Поскольку люди обычно смотрят разные программы, думаю, в конечном итоге, им удается составить объективную картину. В целом, как мне кажется, наше телевидение работает здесь неплохо. Я бы, конечно, уделяла больше внимания конкретным историям. Да и зрителям такой ракурс более интересен. Все же там прежде всего воюют люди, не оружие. В этом контексте не хватает помощи со стороны государства и в частности военного руководства. Нам часто показывают героев, которые получают военные награды. Но почему их не знакомят с журналистами? Поинтересуйтесь у них, готовы ли они рассказать о себе. Поделитесь контактами. Ведь это — примеры, на которых нужно учить наше поколение. Враг здесь работает намного активнее. Кстати, бойцы на передовой это тоже замечают и нередко упрекают журналистов. Но мы — не всесильны.

— Почему, с вашей точки зрения, до сих пор остается актуальной проблема информационного вакуума на востоке?

— О влиянии информационных каналов врага на местное население рассказывают бойцы вдоль всей линии обороны. Мы должны были сразу перекрыть к ним доступ, насколько это возможно. К сожалению, люди уже привыкли — они смотрят и часто доверяют выдумкам российских журналистов. При этом сами нередко обращаются к военным, когда им что-то нужно, а затем фактически плюют в спину. Ребята удивляются, почему так — ведь это по меньшей мере несправедливо. Спрашивают — и получают в ответ весь перечень выдумок российской пропаганды. В то же время есть и другая проблема. Несколько месяцев назад наша съемочная группа была в поселке Луганское Артемовского района. Встретили там нескольких местных жителей. Спросила у них, как относятся к украинским военным (всегда спрашиваю об этом). Мысли разделились. Но я заметила интересную закономерность — люди, которые были настроены враждебно, все родом из России или же имеют там родственников. Не стоит забывать, что в тех краях после Голодомора поселилось много переселенцев, особенно в городах. Села все же в основном украинские — не удивительно, что местные фермеры поддерживают украинскую армию, в частности, и материально.

«НА ТВ НЕ УСПЕВАЮТ ЗА ОБЩЕСТВОМ»

— Чем стала война на востоке для украинской журналистики?

— Лично для меня этот год показал, что Украина — не безнадежна. До Майдана и до войны очень многие мои знакомые не видели здесь никаких перспектив и даже думали о том, чтобы выехать. За последние месяцы в Украине появилось гражданское общество. Как теперь может возникнуть мысль уехать, если рядом люди, готовые ради своей страны не спать, не есть, оставить собственную семью и даже отдать жизнь.

Когда война все же закончится, журналисты должны будут и дальше информационно поддерживать военных, раненых и переселенцев, рассказывать обществу их истории. Ведь государство имеет склонность быстро забывать о них. Лично я обязательно буду продолжать отслеживать судьбы этих людей. После завершения боевых действий нас ждет много других проблем. Что делать с этой территорией? Как ее отстраивать? Сугубо военными инструментами здесь не поможешь. Сейчас же самое главное, чтобы все как можно быстрее завершилось.

Что же касается журналистской солидарности, то на самых низких уровнях она уже появилась. Наблюдаю за этим, в частности, на нашем канале. Коллеги охотно делятся между собой информацией. Журналисты, которые работают в зоне АТО, уже давно стали настоящими побратимами и всячески помогают друг другу, независимо от того, кто в каком медиа работает — беда объединяет. О конкуренции даже речи нет. Да и не может ее быть, ведь из одного и того же события пять журналистов сделают пять совсем разных по духу и по акцентам материалов. Распространится ли эта тенденция «вверх»? Вероятно, процесс будет довольно продолжительным и очень болезненным. Но раньше и этого не было — давайте будем оптимистами.

— Отвечает ли, с вашей точки зрения, сегодня телевидение новым запросам украинского общества?

— Журналистика и телевидение однозначно не успевают за обществом. Часто все еще чувствуется тяга к сенсациям, к тому, что быстро «выстрелит». На мой взгляд, не хватает расследований. Все сконцентрировались на войне, но сами же военные говорят, что бороться нужно и в тылу — с несправедливостью и коррупцией. Им очень хочется, чтобы пока они держат свой внешний фронт, кто-то занимался изменениями и внутри. Военные корреспонденты, несмотря на все трудности, в целом справляются со своими задачами. Коллеги, которые занимаются другими темами, должны понемногу подтягиваться. Речь идет, в частности, и о недостатке качественной украинской культуры на экранах. Все говорят о том, что следует отказываться от российского продукта, но должно появиться что-то взамен. Россияне умеют создавать профессиональный и качественный по форме контент. Речь идет и о деньгах, и о специалистах. Мы не имеем права от них отставать.

— Вы уже на протяжении многих месяцев наблюдаете за конфликтом собственными глазами. Каким видите выход из ситуации? Как Украина может закончить эту войну?

— Я не специалист по военной стратегии и не аналитик, но могу передать вам слова людей оттуда, которым доверяю. Путь замораживания конфликта — это дорога в никуда, ведь все равно он периодически будет напоминать о себе. Очень жаль людей, которые там остаются. Есть, конечно, и идейные противники Украины, но большой процент просто не имеет возможности выехать. Жаль пожилых людей, которые остались в одиночестве. Они на протяжении многих месяцев не видят своих внуков и детей и никогда не знают, что будет завтра. Конечно, для них самое главное — это мир, а замораживание конфликта выглядит как приемлемый вариант. И их позицию можно понять. Однако лично я, хотя и не являюсь агрессивным человеком, считаю, что пока мы не вытесним врага с нашей земли и не наведем на ней порядок, ничего хорошего не будет. Выгнать врага и закрыть границу — другого пути нет.