Трагедия и фарс «Евровидения»
История повторяется сначала как трагедия, потом как фарс. Этот дошедший до нас через Маркса афоризм Гегеля позволяет нам лучше понять резонанс, вызванный нарушением гендерных стереотипов и победой на «Евровидении-2014» Кончиты Вурст
Сразу стоит оговориться, что «бородатая женщина» отнюдь не беспрецедентный феномен в истории европейской (или же западной) культуры. Играть на зрелищном соединении маскулинных и феминных черт начали гораздо раньше. С середины ХІХ и фактически до второй половины ХХ века существовала сверхпопулярная развлекательная индустрия фрик-шоу (шоу уродцев). Развивалась она в ярмарочном контексте. Речь шла о демонстрации широкой публике людей с различными реальными, или же, зачастую, фиктивными телесными аномалиями. Тут можно было увидеть карликов, микроцефалов, дистрофиков, людей без, или же с деформированными конечностями и многих других. Постоянными участниками, если не самостоятельным жанром данных представлений, являлись и «бородатые женщины». Настоящими звездами стали Джулия Пастрана, страдающая от гипертрихоза, и Джейн Барнел (выступавшая под сценическим псевдонимом «Госпожа Ольга»). Джейн, кстати, сыграла супругу Человека-Скелета и счастливую мать в культовом фильме «Уродцы» (1932).
Бородатая женщина из Ашингтона
Из вышеизложенного следует, что аудитория начала ХХ века не была, как принято считать, излишне моральной и не страдала от низкого порога впечатлительности. Соответственно все разговоры о современном падении и дегенерации культуры частично беспочвенны. Речь идет скорее о фарсе. Ведь изменились не столько «бородатые женщины» и их восприятие, сколько контексты, в которых они демонстрируются публике. Во времена Дарвина и его «Происхождения видов» (1859) артитсты фрик-шоу в большинстве случаев описывались как ошибки природы, нарушающие сверх того расовые и гендерные нормы буржуазной культуры. Заигрывание с дарвинизмом и медициной, весь этот квазинаучный антураж призван был возбудить любопытство зрителя, вовлечь его в процессы проверки научного знания и пределов фантазии. Чего тут точно не найти, так это борьбы за идентичность и лозунгов наподобие «будь собой» и «будь терпимым». Последние изречения, проскальзывающие в комментариях Кончиты, давно и прочно вошли в риторику мультикультурализма.
Мультикультурализм – это идеология различия. Разными бывают народы, культуры, личности. Свобода быть собой в глобализированном мире тут понимается как главная ценность. Исторически мультикультурализм возникает параллельно с началом доминации неолиберализма и свободного рынка. В 1980-х, реагируя на недовольство мигрантов (в частности мусульман), Европа объявила курс на мультикультурализм – в основе своей гуманную идею: гарантии реализации своих культурных и религиозных практик в обмен на лояльность к государству. Проект мультикультурализма выглядит очень привлекательно. Нет ничего плохого в том, чтобы уважать другого и принимать его отличие. Проблема в том, что этот проект провалился. О несостоятельности политики либерального мультикультурализма в 2011 году заявили как консервативные политические деятели – Николя Саркози, Ангела Меркель и Дэвид Кэмерон, так и академические исследователи. Мультикультурализм не столько уважает культурное разнообразие, сколько уходит от реального решения проблем связанных с этим разнообразием. Можно, например, до сих пор не признавать исламскую религию, но предоставлять мусульманам свободу выражения своей культурной и религиозной принадлежности, например, через использование определенных религиозных атрибутов, таких как хиджаб. Речь идет о создании культурных резерваций, где различие становится зрелищем. Где уважать различие, опосредованное телевизионным экраном, можно лишь с определенной комфортной дистанции, но плевать на него в быту. Более того, обратной стороной этих процессов становится виктимизация и стигматизация. Тогда культурное разнообразие превращается в состязание жертв. Кто больше страдал, кого больше утесняли, тот получит большую долю внимания и «уважения». Однако status quo остается неизменным. В связи с этим «Евровидение» – предсказуемый конъюнктурный проект (достаточно вспомнить и Дану International, и Верку Сердючку, и Тату), разыгрывающий карту ЛГБТ сообщества как чистое зрелище и фарс.
Но еще большим фарсом оказалась истерическая реакция российского культурного поля на победу Кончиты. С одной стороны, в ситуации воскрешения патриархально мачистских идеалов президентом гомофобом и альфа-самцом ее можно было спрогнозировать. Но масштабы превзошли все ожидания. И в эфире «Россия 1» появилось симптоматическое обсуждение. Во время этого коллективного сеанса психоанализа российской официальной культуры то и дело прорывалось имперское бессознательное. То Пьер Нарцисс поставит Россию на колени, то аннексию Крыма назовут подобающе – «оттяпали». И дело даже не в юродствующем Жириновском, блестяще сыгравшем свою роль придворного шута. Юродствует уже не только юродивый, юродствует практически вся страна, «импортируя» в Европу мораль и девственность. Аудитория увидела в выступлении Кончиты не возрождение феникса, а всадника Апокалипсиса, в огне которого догорает европейская культура. Смещая акцент с культурного противостояния на религиозное сражение, российские медиа превращают Кончиту в инфернальное создание. Борьба теперь идет на метафизическом уровне, между силами добра (Россия) и зла (Европа). Чего Россия не видит, так это того, что ангельские трубы официальной российской культуры уже давно покрылись ржавчиной «Русского мира». Для нынешней России толерантность и признание Другого, пусть даже в выхолощенном формате мультикультурализма, является недостижимым идеалом. Путинская Россия, ее политика и культура не что иное, как фрик-шоу, паноптикум политических уродцев, успешно работающих в жанре фарса.
Автор
Станислав МензелевскийSection
Медиа