«Все потоне, а «сало» спливе»

Глубокоуважаемая пани Лина!

Писать пафосные письма с громкими эпитетами мне всегда трудно, потому что страшно сбиться на банальные фразы, а то, что чувствует душа, по-видимому дано выразить только таким Поэтам, как Вы.

Поэтому Господь и посылает Слово только избранным. Ваша поэзия много значит для меня, для моего сына, для моего мужа, для моей мамы, Вашей ровесницы. И поэтому, когда Вы в прошлом году вышли ко всем нам, это было и радостью, и надеждой. Помню, как мы с мужем простояли три часа среди толпы в проходе к сцене Украинского дома и чувствовали дыхание каждого зрителя и читателя, который истосковался за Вами и был счастлив попасть в этот переполненный зал. Было плохо видно, но хорошо слышно, и, главное, ощущалось, что мы все еще вместе и что нас не преодолеть.

Этот год для всех украинцев, без преувеличения, прошел под знаком возвращения Лины Костенко. Ведь нас многие предавали, потому что сначала давали надежду, использовали нас — и потом забывали. А с Вами опять становилась более твердой земля под ногами. В прошлые годы Ваше молчание было тревожным, но, очевидно, для Вас вынужденным. Но даже когда Вы молчали, до нас всех доносились слухи или информация, что Лина Костенко работает в Чернобыльской зоне, собирает бесценные материалы, да и не только это. Мы все равно знали, что Вы где-то рядом.

Прошлой осенью я была на одном концерте, организованном в Киевском доме актера Донецким домом работников культуры. Зрителей было немного, но Вы там тоже были. Я помню, как радостно общались с Вами после концерта его участники, которые читали и пели Вашу поэзию. А эти участники были из Донецка, Луганска, Киева, Дрогобыча, Макеевки и из Львова. Все они приглашали Вас приехать в гости. Возможно, думаю я теперь, эта искренняя встреча тоже была одной из причин Вашего турне по Украине. Ведь нельзя было не почувствовать, что в Вашем присутствии нуждается вся Украина, а не только Киев и Чернобыльская зона.

И вот наконец-то произошло. Лина Костенко отправляется к своим читателям, соскучившимся по ней, по городам Украины. За них радовались и мы.

Но разве это может всем понравиться? А особенно тем, кто исключает имя Лины Костенко из школьной программы?

Лина Васильевна, дорогая, а может, произошла спланированная акция и провокация к скандалу? Чтобы Вы не поехали во Львов? Чтобы Вы уединились? Может, кому-то было очень нужно выставить львовян как неумных галичан? И зная Ваш бескомпромиссный, гордый нрав, зацепить Вас за живое. Чтобы Вы отказались от них.

И вот сегодня я читаю статью Вашего защитника Остапа Дроздова, который достаточно пренебрежительно разоблачает город Львов, менторским тоном ставит ему диагноз: Львов болен, Львов уже не Пьемонт, а провинциальный город. И подбрасывает украинофобам разного пошиба еще один досадный эпитет — «галицькі хруні». Так называл своих современников Иван Франко? Но это же был ИВАН ФРАНКО, и он жил в своем городе вместе с львовянами, он, по-видимому, имел на это право. А сегодняшние «табачники» после этого удовлетворенно будут потирать руки и хихикать по углам, что они были правы — «галичане — это люди второго сорта, вот видите, они даже вашу Лину Костенко понять не могут». Ведь им только и нужно опять поссорить украинцев: восток и запад, центр и юг, теперь уже Лину Костенко и Львов.

Я слышала, что по интернету ходит письмо с извинением перед Вами за хамство так называемых литературоведов, которое подписывает львовская общественность. А мне после этой статьи в Вашу защиту захотелось извиниться перед всеми львовянами. И перед тем Львовом, который я знаю и люблю, думаю, что не я одна. Потому что для меня это и Борис Возницкий, и Федор Стригун, и Таисия Литвиненко, и Роман Горак, и Роман Иванычук, и Мирослав Мединский, и Ирина Ключковская. И еще много-много очень известных и менее известных людей. Они так же вдохновенно работали эти 20 лет ради Украины, а многие из них до того как Украина стала независимой, будили ее сознание и приближали это время. «Грай, Марку, грай!»

Когда мы с группой «Гри долі» приезжали во Львов на съемки, перед нами с их помощью открывались двери Исторического музея, Музея мебели, Музея Соломии Крушельницкой, Оперного театра, консерватории... Там работают достойные уважения люди, которые, несмотря на все трудности и советского периода, и нынешние, не очень благоприятные для украинской культуры годы, берегут и множат знание и духовность. А потом мы не раз показывали свои фильмы в кинотеатре «Кинодворец на Коперника» и в университете «Львовская политехника». Правда, нас не всегда радостно принимало чиновничество Львова. Но это же не весь Львов! А в зале были зрители, которые давали нам камертон настроения, ведь сериал телевизионный, и реакцию зрителя можно понять, разве что встретившись с ним и посмотрев ему в глаза.

По-видимому, так же и для писателя. Понять читателя можно, только встретившись с ним с глазу на глаз. И Вы, Лина Васильевна, мудрый человек, знаете это лучше нас. Но есть у театральных актеров неписаное правило, о котором Вы тоже знаете: спектакль играется и тогда, когда в зале сидит даже один зритель. Я не верю, что весь Львов думает так, как написали о Вашей книге «литературоведы». Но я убеждена, что во Львове Вас ожидал не один зритель в зале.

В конечном итоге, это Ваше право выбирать себе зрителя, потому что читатель выбирает Вас. Это право каждого достойного свободного человека. Я не могу себе представить, как чувствуют себя гении, но я представляю, что это большой груз, посланный Богом, и большая ответственность, если вспомнить притчу о таланте. А еще я понимаю, что и поступки гениев во сто крат более заметны, чем поступки обычных людей. И их благородство во сто крат более ценное. Лина Васильевна, мне не хочется верить в то, что Вы действительно считаете Львов болотом. По-видимому, это было сказано о чем-то другом. Мне кажется, что это Ваше высказывание слишком свободно трактовал автор вышеупомянутой статьи.

Мне приходят на память два фрагмента. Один — из романа моей любимой писательницы Аллы Тютюнник «Далі польоту стріли», который она написала в конце 80-х годов. Когда-то в 50-е годы затапливали Чертомлыкскую Сечь около Днепра со всеми ее бесценными историческими памятниками, и когда эти достопримечательности оставались на дне Каховского водохранилища, на берегу сидел один персонаж из романа — «вечный Мирек». Он сидел, потирал довольно руки и бормотал: «Все потоне, а сало спливе». Нашу культуру и историю и сегодня продолжают топить, чтобы всплыло только «сало», потому что им больше ничего и не нужно.

А вторая цитата — это эпизод из фильма гениального Ивана Миколайчука «Вавилон ХХ». Иван все это знал и видел, и предполагал. Помните, как посреди зимы, на праздник Крещения, сошлись около вырубленного в воде креста вавилоняне — односельчане и родственники — и началась между ними война. Лесь Сердюк, который снимался в этой сцене, говорил о ней так: «Люди бьют друг друга, брат уничтожает брата, один на другого, родственник на родственника. Народ убивает сам себя. Нация уничтожает себя». Всадники, которые прискакали на конях, кричали им: «Вавилоняне, опомнитесь, что вы делаете? Иордан!». Но это не останавливало. И тогда философ Фабиан, который стоял под сияющими, изо льда вырубленными крестами, как на Голгофе, под нацеленным на него ружьем сказал свои страшные слова: «Я прокляну вас с того света, вы слышите?».

Я очень боюсь, чтобы Ивану Миколайчуку не пришлось повторить эти слова по отношению к нам, сегодняшним вавилонянам. Я почти слышу его слова.

Простите мне, уважаемая Лина Васильевна, что я осмелилась написать Вам такое письмо. Но Вы сами учите нас не стоять на коленях ни перед кем. Мы тоже не стояли на коленях, а что могли, то и делали для Украины, для мира и согласия в наших душах. Так же, как и газета «День», и телеканал «Культура», и фестиваль «Открытая ночь», и многие-многие другие хорошие и порядочные люди.

Я каждое утро еду на работу с левого берега Днепра на правый, и ежедневно, глядя на купола Успенского собора, который возрождался на моих глазах, молюсь, чтобы Господь послал Украине любовь и взаимопонимание. Только эта молитва и дала мне право обратиться к Вам с этим письмом.

С уважением и большой любовью к Вам,