«Для нас Россия не является незаменимой»

В мире продолжается осмысление последствий грузинско-российского конфликта, который произошел в августе этого года. Напомним, что в результате пятидневной войны на Кавказе Россия фактически аннексировала Южную Осетию и Абхазию, которые по всем международным договорам и нормам принадлежат Грузии. Как происходит переосмысление значения и роли России после кавказской войны в двух самых влиятельных странах Европы — Франции и Германии? Свой ответ на этот вопрос дают французская Le Monde и немецкая Die Welt.

Тема интервенции России в Грузию в течение нескольких недель «оккупировала» заголовки всех средств массовой информации. Мнений было почти столько же, сколько тех, кто принимал участие в дискуссиях. И лишь в одном эти мнения совпадали: ни одна важная проблема мировой политики не может быть решена без участия России. Примеры тому — ядерный спор с Ираном, ядерное разоружение Северной Кореи, борьба против террора и энергообеспечение. Кажется, что Россия превратилась в «незаменимую нацию» — почетный титул, который до сегодняшнего дня действовал только в отношении США.

Чем дальше, тем хуже. Мнение о том, что Россия сегодня и в будущем нужна всегда и везде, не соответствует действительности, по меньшей мере, на 75%. В качестве показательного примера новой роли России особенно часто приводится спор вокруг ядерной программы Ирана. Россия, как утверждается, честно старается совместно с другими членами Совета Безопасности ООН и Германией найти решение этой проблемы. Но в действительности все выглядит иначе. Россия с самого начала старается сделать бессодержательными все решения о действенных санкциях, призванные заставить Иран отказаться от обогащения урана. И у России на это есть все основания, так как она изначально была на стороне Ирана.

Еще в начале 1995 года Москва, подписав договор с Ираном, обязалась восстановить частично разрушенный в ходе войны с Ираком реактор в Бушере. Однако в договоре содержалось секретное дополнение о российских поставках исследовательского реактора для производства плутония, который можно было использовать в военных целях, и о строительстве мощностей для обогащения урана. Когда американцы потребовали ответа, президент России Ельцин в мае 1995 года публично высказался о том, что «договор содержит положения по гражданской и военной ядерной энергетике...» и немедленно объявил об аннулировании секретной части договора. Но уже на следующий день российский министр ядерной энергетики сказал, что Россия будет действовать так, как будто секретная договоренность и дальше является составной частью договора.

Так потом и было. Правда, впоследствии российское правительство отстранилось от «бизнеса» с Ираном (не считая продолжения строительства Бушера), но одновременно существенно возросли двусторонние «торговые отношения» в ядерном секторе на уровне компаний. И чем дольше сохранялось это состояние — также и в эпоху Путина, — тем яснее становилось, что российское правительство покровительствует сомнительным планам Ирана. При этом оно было информировано относительно истинных намерений ядерной программы Ирана. Еще в 1998 году тогдашний российский министр ядерной энергетики Адамов признался представителям американского правительства, что Иран разрабатывает ядерное оружие.

Но разве Россия не чувствует угрозу от ядерного Ирана? По-видимому, нет. Повторяющееся высказывание России о том, что она не желает, чтобы Иран был вооружен ядерным оружием, в сравнении с описанным выше — лишь словесный минимум для того, чтобы ее могли считать серьезным переговорщиком в духе позиции ООН. Следовательно, тому, кто путем переговоров собирается предотвратить ядерные разработки Ирана в военной сфере, не нужна Россия. И более того. Россия является гарантом провала дипломатических усилий и превращения Ирана в ядерную державу. В случае с Ираном Россия является не «незаменимой», а контрпродуктивной.

Не менее сомнительным выглядит поведение России в рамках переговоров «шестерки» по ядерному разоружению Северной Кореи. Хотя в качестве государства-соседа Россия являлась естественным членом группы переговорщиков, начавших свои усилия в 2003 году, она оставалась довольно пассивной. Сдержанная позиция России имела свои причины. Дело в том, что для успеха переговоров решающее значение имел тот факт, занимается ли Северная Корея параллельно с производством плутония секретным проектом по обогащению урана, так как, если бы это подтвердилось, то все сделанные Северной Корее ранее уступки ничего бы не стоили. Потом «вариант плутоний» можно было бы «продать подороже» и одновременно вновь нарастить ядерный потенциал на базе обогащенного урана.

На вопрос, обогащает ли Северная Корея уран, уже давно можно было бы ответить, если бы Россия поделилась своими знаниями на переговорах. Когда Джон Болтон — заместитель государственного секретаря США, в конце лета 2002 года захотел проинформировать своего российского коллегу Мамедова о полученной американцами новейшей информации о секретной северокорейской программе по обогащению урана, тот лишь отмахнулся. По словам Мамедова, они об этом давно знали. Это еще более примечательно, так как Россия, которая подписала Договор о нераспространении ядерного оружия, была бы обязана проинформировать об этом МАГАТЭ.

Но Россия не только молчала — она активно поддерживала секретную ядерную программу в Северной Корее. В 2002 году режим Путина поставил в Северную Корею 150 тонн алюминиевых труб, которые четко отвечали требованиям поставок для центрифуг. Северная Корея, напротив, утверждала, что трубы использовались в воздухоплавании. В качестве доказательства того, что в трубах никогда не обогащался уран, Северная Корея в конце 2007 года передала США образец материала. Но американские ученые нашли в образце явные следы обогащенного урана. Кто еще хочет, узнав об этом, утверждать, что Россия нужна, чтобы переговоры в формате «шестерки» привели к успеху?

Существует ли от России польза, по крайней мере, в борьбе против терроризма? Да, во всяком случае, тогда, когда терроризм «приходит» в Россию. Поскольку Москва, в частности, считает войну против чеченцев своим вкладом в борьбу против терроризма. Эта война в регионе, население которого случайно оказалось мусульманским, не имеет ничего общего с мировой борьбой против исламского терроризма. И даже попытка выдать войну с Грузией за антитеррористическую акцию по аналогии с 11 сентября 2001 года не имела резонанса на международной арене.

Поэтому, по мнению Запада, участие Москвы в борьбе против террора выглядит, скорее, слишком скромно. Стоит назвать, в сущности, лишь готовность России разрешить транзит по своей территории грузов для обеспечения воюющих в Афганистане солдат НАТО, правда, этот транзит предусматривает лишь «невоенные грузы». Этим Россия вносит достойный похвалы вклад. Но незаменимым он не является. В течение нескольких лет НАТО проводила свою миссию в Афганистане и без этого транзита.

В этой связи, правда, интересным является то, как Россия обосновывает разрешение на транзит. Не хочется, как недавно сказал посол России в НАТО, «чтобы США пережили в Афганистане второй Вьетнам». Хотя это и звучит по-братски, но это всего лишь словесная наглость. Ведь, что касается Афганистана, у России еще открыт счет с США. Именно США в 1979 году так великодушно снабжали афганских моджахедов оружием, чтобы они могли дестабилизировать тогдашнее коммунистическое правительство и, таким образом, спровоцировать советское вторжение. Збигнев Бжезинский еще несколько лет назад без обиняков объявил, что Москву заманили в ловушку, чтобы «дать Советскому Союзу пережить свой собственный Вьетнам». И тогда он его получил. После почти 10-летней войны Советский Союз вывел войска из Афганистана — побитый и деморализованный. Затем последовал закат советской системы. Для Путина, который это событие считает самой большой геополитической катастрофой XX века, трудности США в Афганистане должны казаться проявлением исторической справедливости. Этим измеряется российское участие в войне в Афганистане: символический жест для поддержания международного мнения. В остальном — беззвучная сдержанность. «Незаменимые» отношения в любом случае выглядят иначе.

С 2000 года, после того как стороны договорились стать как бы «естественными партнерами» в сфере энергетики, существует «стратегическое энергетическое партнерство» между Россией и ЕС.

Валовые показатели энергетического баланса это подтверждают. На одной стороне — Россия с ее самыми большими запасами природного газа, вторыми по величине в мире запасами угля, восьмыми по величине в мире запасами нефти, которая в настоящее время является самым крупным в мире экспортером газа и вторым по величине экспортером нефти. На другой стороне — ЕС, энергетическая зависимость которого составляет 52% — показатель, который до 2030 года может вырасти примерно до 60%. Другими словами, 27 стран ЕС получают сегодня примерно 70% российского экспорта нефти и газа.

Но как со стороны «предложения», так и со стороны «спроса» в последнее время происходят события, которые значительно ограничивают «естественное партнерство» между Россией и ЕС. Со стороны «предложения» — высказывание заместителя министра природных ресурсов Алексея Варламова полностью изменило ситуацию: известные на сегодняшний день российские энергетические ресурсы будут исчерпаны через 10—15 лет. Слова Варламова в деталях: известных на сегодняшний день запасов урана хватит до 2017 года, запасов нефти — до 2022 года, природного газа и угля — до 2025 года.

Но существует не только эта проблема в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Россия, являясь сегодня третьим по величине потребителем энергии, уже сейчас способна исполнять свои обязательства по газу только в том случае, если она покупает газ в странах Средней Азии и Каспийского региона, а затем транспортирует его в Европу. Этот давно замалчиваемый кризис в газовом обеспечении Россия не может прекратить в краткосрочной перспективе. Для этого Россия слишком мало инвестирует в освоение своих месторождений. Выход для России, во-первых, заключается в попытке через монополизацию трубопроводов получить под свой контроль энергообеспечение Европы. Во-вторых, (прежде всего, это касается «Газпрома», и он уже старается это сделать) с помощью двусторонних договоров, заключаемых с производителями газа вне Европы, завладеть всем рынком энергетических поставок.

При этом цель России однозначна: достижение зависимости Западной Европы от российской энергии. Еще во время российско-украинского газового конфликта 2006 года Россия попыталась реализовать свои геополитические интересы, используя энергетику в качестве оружия. Но решающим стал конфликт вокруг Грузии, в котором Россия впервые вновь использовала военную силу для фактического расширения своей территории. Результат — на Западе существенно возросло давление, направленное на быстрейшее освоение альтернативных источников энергии. Спрос на ископаемую энергию в среднесрочной перспективе существенно сократится. Начав свою интервенцию в Грузию, Россия, которая зависима от экспорта энергоносителей, совершила огромную стратегическую ошибку, которая вполне подходит для переиздания книги Барбары Такман «Марш безумия». Однако нужно учитывать тот факт, что Россия остается важнейшим партнером для европейского энергообеспечения, особенно это касается газа. Выйдет ли из этого политически полезная зависимость от России — решать европейцам. Диверсификация и масштабное развитие альтернативных источников энергии могли бы помешать этой зависимости.

Следовательно, риторика России — и вера многих западных европейцев — по поводу «незаменимой нации» не соответствует действительности. Россия нужна «лишь» в энергетической сфере, да и то в ограниченных количествах и на непродолжительное время. Сверх этого остаются лишь права на участие в принятии решений, которые предоставляет статус России как члена Совета Безопасности ООН. Но значение этого органа в последние годы существенно снизилось, не в последнюю очередь по причине слишком деструктивной роли России. Москва использует Совет Безопасности только для того, чтобы держать под контролем и предотвращать активность других государств. Истинную волю сделать что-то хорошее проявляет лишь изредка. Для своих собственных действий Россия определила свою собственную легитимность. Путин это называет «новыми правилами» «новой системы безопасности».

Ханс РЮЛЕ в период с 1982 по 1988 г. являлся руководителем штаба планирования федерального министерства обороны. Позднее он создал федеральную академию политики безопасности и работал для НАТО.